Пожалев свой взгрустнувший организм, я раскошелился на маршрутку и проклял все на свете. Обкурился в ней бензином и еле дожил до своей остановки. Потом сидел на скамейке под дождем и жадно хватал холодный и мокрый воздух…
134.
Приближается сессия. Пар все меньше и меньше, и я могу позволить себе такую роскошь, как забрать Сольвейг из школы. Мне было великодушно позволено приводить ее домой, кормить обедом и помогать делать уроки. В честь чего мне даже были вручены ключи от квартиры, которая была и моим домом когда-то.
Я рад. Даже больше. И, как и вчера, одна половина меня радуется всецело, а другая ведет невидимую борьбу, получая рану за раной…
135.
"Сольвейг, сестренка… вот тебе мой телефон. Ты звони. Если случилось чего, если уроки не получаются… если просто поговорить захочешь — звони!"
Я пишу на бумажке незапоминаемый тетинелин номер своим корявым почерком, и она бережно прячет бумажку куда-то. И обещает звонить…
136.
Позвонила этим же вечером! Просто поболтать. Боги! Как приятно, когда тебе звонят просто так те, кого ты любишь…
А если бы не эта тоска, не эта боль, я так и жил бы отшельником, так и не стал бы ближе моей нежданно повзрослевшей Сольвейг.
…сегодня я рассказывал ей сказки по телефону и умилялся забавным рассказам о школе… поразительно, во сколько супертайн я был посвящен, дав обещание никому не говорить;-)…
137.
Самый большой котенок Цыпы уже интересуется мясом, самовольно выбирается из коробки и пытается драться с братишками и сестренками(они просто падают, потому что слабенькие еще). И сам он большой не по возрасту. В общем, будущая гроза двора!
Я назвал его Тором. В честь бога грома и молнии, раз уж он у нас будущая гроза.
Есть еще маленький аристократ, видно, от породистого папаши — дымчато-серый, с черным ушками и белыми носочками. Зато самый слабенький. Его я назвал Патриком.
Остальные пока безымянные. Ничем особенным себя не проявили, а от балды имен я не даю…
138. 30 апреля 2003 г
Сегодняшний день был последним: в смысле, мы начинаем-таки отдыхать!.. до понедельника…
Но мне было печально. Юлю я заверил, что буду звонить. Причем, заверил с таким жаром, что сам не ожидал. У меня аж в душе все всколыхнулось. Не знаю, обрадовал ли я ее этим, или наоборот пообещал назойливых разговоров. Но она понимающе улыбнулась и ответила: "Звони, Бальгар". А потом по пути сказала, что прочитала мои Хроники. "Я потом отдам тебе распечатку, ладно? У меня брат зачитался…" — "Оставь. Оставь себе…" — "Хорошо. А ты держи рецензию," — и вручила мне конверт.
Я шел домой спокойный и тихо счастливый. Я чувствовал странное облегчение — точь-в-точь как больной, которому вкололи обезболивающее. С Юлей всегда так спокойно… так мирно на душе…
А конверт жег руки. Я открыл его еще в троллейбусе, когда сидел, прижатый к стеклу тушей здорового дядьки. О крыльях в таком положении говорить было трудно, но именно они-то и выросли у меня за спиной… я даже представил, как рвется джинсовая куртка и они раскрываются на свободе, сыпя мелкими перьями, зацепившимися за джинсу…
"Твои рассказы встряхивают за плечо. Они заставляют проснуться и видеть.
Мне кажется, раньше я просто жила, как все. Не зная, какого цвета сегодня было небо, не зная, какие глаза у дорогих мне людей. Но ты принес мне Замирские Легенды, и мир ожил и наполнился деталями.
Ты вернул мне зрение. Как Рою. Возможно, я иду по темной улице и говорю, что мир прекрасен и удивителен. Говорю, хотя еще не видела утра. Но ты покажешь мне утро, правда, Бальгар?
Ты светлый человек. Ты сам — утро. Я поняла, нежданно и неожиданно — это счастье, что у меня есть такой друг.
Спасибо, что ты позволил мне заглянуть в твой мир. Ты волшебник…"
Юля!!! Юля… Юля… Юля…
Я догадывался, догадывался, что означает то невероятное чувство, которое разделяет надвое и заставляет страдать… Горячие волны… именно так… Я не хотел верить в это и сопротивлялся до последнего…
Это любовь. Самое ее начало. Только сейчас я понял, что раньше не знал любви. Я знал влюбленность, чувство, похожее на магию… Но любовь — это не магия. Это, оказывается, боль… И это счастье. И это сила. И это непобедимость.
А я уловил время ее прихода. Хотя это так же невозможно, как уловить момент, в который начинается рассвет…
И мне снова было мучительно больно и страшно. На фоне мучительной горячей бури ровно и спокойно билось сердце…
Да, влюбленность терзает сердце, а любовь — душу… Потому что любовь выше. Потому что она бывает только одна…
Я пошел в аптеку, пошел, как идут, исполняя свой долг. Будто я что-то обещал маленькому Бальгару, околдованному непонятной магией… Сейчас я чувствовал себя богом, столько силы было в моей боли…
Я подарил Марине распечатку Хроник. Почему-то и откуда-то я знал, что это надо сделать.
Но мне не было страшно. А ее образ… померк. Казалось бы, я пришел удивиться тому, насколько он померк! И уйти…
139. 1 мая 2003 г — типа праздник…
Я понял, что не могу об этом сказать. Мне будто залепили уста смолой. Нельзя! Не время! Ведь любовь моя еще даже не зеленое яблоко, а всего лишь хрупкий бело-розовый цветок.
Вы видели, сколько их, этих цветов, когда цветут яблони?! А лепестков падает — как снега! И если бы каждый цветок превратился в яблоко, деревья погибли бы под их тяжестью.
Да, я расцвел навстречу солнцу, но доживу ли я до золотистой осени, стану ли сладким яблоком? Счастливцем, которого не оборвал в самом расцвете бесцеремонный ветер, и не сгрызли черви, и не погубила болезнь?
Я не могу и не имею права объявлять о себе сейчас. Когда я еще ничто. Когда я могу погаснуть и кануть в небытие, не созрев…
Нет. Я не могу.
Но я хочу быть с ней.
140.
Сопливая наипротивнейшая погода. Но тем теплее на душе от простого разговора по телефону. Мы говорили. Весело и беззаботно, как свойственно ровесникам и друзьям.
Юля журила меня за "мрачное" настроение и всячески старалась развеселить. Что ей удалось запросто…
Это телефонное пространство, эта пустота, где миражами чужих миров вспыхивают и угасают параллельные разговоры, соединяла двоих людей, живущих на разных концах города. Мы говорили четыре часа…
141.
Я решил написать что-нибудь хорошее и веселое. Пролез в Замирье без приглашения, зацепившись за слово cartilago…
—Пиратская история
Старики еще помнят времена, когда по морям плавал грозный пират Барселон Картилаго. Кто звал его негодяем, а кто — рыцарем без страха и упрека, который всегда на стороне слабых… В любом случае, он был морским разбойником, хоть и благородным.
У Картилаго была единственная дочь — Синдел, и старый пират любил ее больше жизни.
Синдел Картилаго родилась и выросла на пиратском корабле. Бегала по палубе, как мальчишка, в детстве. А в юности, вместе с остальной командой уже брала корабли на абордаж.
Барселон слишком любил дочь, чтобы запретить ей жить удивительной, счастливой жизнью, полной риска и приключений, жизнью, какую любил он сам…
Женщина на корабле… пираты Картилаго, конечно, давно смирились, но… считается, что человеческие женщины приманивают морских существ, а уж от них добра не жди, коли они заинтересовались твоим кораблем…
Но шли годы, и все было спокойно. И, сама того не зная, Синдел, прекрасная и непокорная, сродни морскому ветру, разбила не одно сердце. И все до одного пираты считали ее любимого — Рыжего Ларго любимцем судьбы.
Но о спокойной жизни не складывают легенд…
Однажды диковинный корабль появился на горизонте. Исполненный изящности морской раковины, он будто летел на невесомых своих парусах, легко рассекая волны. Прекрасное и волшебное зрелище, не предвещающее ничего хорошего.
Корабль властителей моря поравнялся с пиратским кораблем, и тонкие, светлокожие морские люди ступили с перламутровых плиток на скрипучие доски.
Хмурые суровые пираты робели, как мальчишки, и только Барселон Картилаго заступил пришельцам дорогу.
"Нашему повелителю понравилась твоя дочь," — сказал один морской человек, у которого были ярко-сиреневые глаза и синие волосы… царский жест — он еще что-то пояснял вместо того, чтобы уничтожить наглеца на месте…
В ответ он услышал такую суровую порцию отборной пиратской ругани, что у него уши чуть не завяли.
Пока синеволосый и его свита пытались опомниться, к Барселоне присоединился Ларго… команда на этих двух самоубийц взирала с ужасом.
Тогда, когда уже, казалось бы, дело было плохо, перед синеволосым предстала сама Синдел, предварительно бесцеремонно растолкав отца и Ларго в разные стороны.
"Ха! Я пойду! — объявила она. — Через пару дней они вернут меня обратно. И еще приплатят! — Синдел подмигнула Барселоне и Ларго. — И не вздумайте тогда слишком легко соглашаться!"
С этими словами Синдел Картилаго потрепала низкорослого синеволосого по волосам, испортив его изысканную прическу, что привело того в невероятное замешательство, лихо перемахнула через борт и, не дожидаясь особого приглашения, отправилась исследовать корабль. Так варвар исследовал бы роскошный дворец — пытаясь отковырять красивые камешки и испытать на прочность все подряд…
В общем, жизнь медом морским людям не показалась. Сказать точнее, они почувствовали себя так, будто впустили на корабль стихийное бедствие. И ведь приструнить чертовку нельзя: морской царь велел относиться к будущей королеве со всем возможным почтением… хотя, если б и не велел, это мало что изменило бы — Синдел относилась к командирскому типу людей, которые сразу обретают власть и непререкаемый авторитет…
Первыми пострадали повара. Синдел потребовала свежего жареного мяса, кучу фруктов и грог!.. Бедняги замучили судового колдуна, он чуть умом не тронулся, пока пытался накамлать все указанные яства.
После грога же Синдел, как настоящий пират, которые всегда не пьяные, а веселые, испортила команде весь вечерний отдых: она потребовала танцев и — грога всей команде! А морским людям этот грог был явно излишне крепок — мягко выражаясь.
Утром, только все "отвеселились" и успели сомкнуть глаз, как Синдел пробежалась по каютам с воплем: "Подъем!!!" (и откуда столько энергии в девчонке?!!)
Морские люди привыкли, что корабль управляется почти автоматически, и вели себя, скорее, как пассажиры, поэтому и поспать любили и на море поглазеть из окошка каюты…
А тут… только Синдел это обнаружила, она, не приняла ни возражений по этому поводу, ни объяснений насчет автоматического управления — всё: команда была построена, и обучение, подгоняемое для скорости пинками и подзатыльниками, началось… самые бунтари были отправлены драить палубу — прекрасный сине-коричневый налет водорослей Синдел упорно считала за грязь…
Еще два таких дня — и позеленевшие от усталости морские люди начали молить небеса и великий океан о том, чтоб Синдел Картилаго куда-нибудь делась…
А уж когда на горизонте показался пиратский корабль, капитан тут же развернул судно и направился к нему.
Барселон довольно усмехался в усы. И на какие-то там четыре сундука с драгоценностями ни в какую не соглашался.
Не скромничая, он затребовал сразу весь корабль, со всем, что на нем есть (что делало его тут же чуть ли не самым богатым человеком мира). И морские люди, взвесив все "за" и "против"… согласились!..
Памятуя об их способности дышать под водой и плавать, пираты побросали сине-, зелено- и сиреневоволосых за борт…
Ничего страшного с ними не произошло — просто пришлось вспомнить, каково это — плыть до дворца своим ходом, питаясь по пути сырой рыбой…
А что с пиратами…
Да есть теперь в Замирье сказочно красивый Остров Картилаго, именуемый Землей Свободы еще. Там замечательная страна с дикими лесами, белоснежными замками и богатыми городо-портами. А какие там строят корабли!..
Но это уже совсем другая история…
(1 мая 2003 г)
приписка: cartilago по-латински — хрящ… анатомический термин, но красиво, черт возьми!
142. 2 мая 2003 г
Любой мало-мальски продолжительный дождь с легкостью превращает наш город в Венецию. Водостоки не справляются, и по дорогам текут бурные реки — только нырять… хотя, я бы предложил пускать плоты по улицам…
Дети любят дождь. Только такой, как сегодня, — не очень сильный и нежно-теплый. Да, дождь и лужи. Я сам любил, когда был маленький… Поэтому и не стал ругать Сольвейг, когда увидел, что она катается на велосипеде во дворе под дождем.
Я подошел поздороваться, но меня встретило хмурое невеселое личико.
— Привет, сестренка.
— Привет…
— Э, не грусти, от этого даже дождик плачет… Вот, у меня тут твои любимые мармеладные червяки.
Сольвейг с мармеладным червяком за щекой выглядела уже повеселевшей. Или по крайней мере, дулась на весь мир, кроме меня.
— Узнаю старый добрый велосипед! — это был действительно мой велосипед, который достался Сольвейг по наследству, когда я из него вырос.
— Дуррррацкий велосипед! — буркнула Сольвейг и сердито уронила его на асфальт. — Он старый, маленький, и все надо мной смеются!.. Дурацкий, дурацкий велосипед!
— Ну зачем ты так… — я обнял сестренку. — Вот когда ты была маленькая, он тебя радовал и ты очень любила на нем кататься. Сейчас он уже для тебя маленький. Надо просто купить новый, побольше, а этот отдать какому-нибудь малышу.
— Мама не купит! Даже на День рождения. Она сказала, денег нет, и что купит мне куклу…
— Он рассказала, что тебе подарит?
— Угу…
— Но ведь так же нельзя! Это ведь должен быть сюрприз… Ладно, хватит мокнуть под дождем, пошли чаю пить.
Я поднял велосипед, и мы пошли.
Я удивился еще, что мамы дома нет. Спросил: она разве не отдыхает? Сольвейг сказала, что нет, она работает. Когда я поинтересовался, где папа [отчим, то бишь], она ответила, что он уехал далеко-далеко… Ох не понравилось мне это все, ох не понравилось!..
143.
Сольвейг. Синий хвостик последнего мармеладного червячка в зубах на манер сигары:-)
"Приходи ко мне на День рождения, Баль…"
Приду. Конечно приду. И с подарком! Уже знаю, с каким!
145.
Так повелось. Сольвейг и Бальгар. Оля и Баль. И не выношу, когда меня называют Гариком!!!
146. 3 мая — предчувствие Дня Р.
Мне нужна была 1600 рэ! Потому что 500 у меня уже было. Осталось 1600…