Кришинину отчаянно хотелось доложить о захвате переправы. Он полагал, что в таком случае ему бы приказали срочно выдвигаться туда для поддержки крошечного передового дозора, несмотря на то, что переправа лежала за пределами установленного района наступления.
Командир дозора сообщил, что они достигли туннеля, по которому проселочная дорога проходила под каналом, и туннель был достаточно широк для прохода танков. Он охранялся несколькими голландскими солдатами с легким вооружением, и дозор сумел застать их врасплох. Теперь лейтенант отчаянно запрашивал помощи.
Кришинин снова попробовал выйти на связь.
Ничего.
Он приказал колонне остановиться, затем вызвал к себе командующего артиллерийской батареей и авиационного корректировщика, приданного его подразделению ВВС. Его легкая разведывательная машина, модифицированный БТР, располагалась сразу за командной машиной Кришинина, а артиллерист находился в хвосте колонны со своими орудиями, но так, чтобы быть готовым присоединиться к командиру, как только орудия были бы развернуты. Кришинин стоял под слабым дождем, махая рукой бегущему к нему командиру батареи.
— Кто-нибудь из вас может связаться с вышестоящим командованием?
Командир батареи пожал плечами.
— Аппаратура в порядке. Но я не пытался с кем-либо связаться.
— У меня есть связь с командованием дивизии и штабом армии. — Заявил капитан Былов, авиационный корректировщик, с такой интонацией, как будто это было самой очевидной в мире вещью.
— В таком случае, — сказал Кришинин. — Я хочу, чтобы вы оба попытались связаться с любой нашей станцией. Передайте мой позывной и скажите, что моя рация неисправна. Теперь слушайте внимательно. — Кришинин развернул карту, пытаясь прикрыть ее от мелкого дождя, который никак не хотел прекращаться. — Мы меняем план наступления, и продвигаемся дальше на юг. Прямо туда. Передовой дозор занял переправу, но если их попытаются оттуда выбить, они и пяти минут не продержатся.
Командир батареи капитан Ликидзе посмотрел на Кришинина так, будто тот сошел с ума.
— Это за пределами нашего участка наступления. Я не смогу запросить дополнительную огневую поддержку.
— Для этого у нас есть ваша батарея. Послушайте, наша задача состоит в том, чтобы найти дорогу на запад. Мы значительно продвинулись вперед, и, похоже, план обороны противника провалился. Но сложность состоит в форсировании этого чертового канала. А у нас есть переправа. И я не собираюсь терять такое преимущество только потому, что она на несколько километров дальше, чем нам приказано продвинуться. Но от вас требуется сообщить наверх о наших действиях.
— Вы понимаете, что вы делаете? — Сказал Ликидзе. — У нас нет разрешения выходить за установленную границу наступления. Место, о котором вы говорите, может входить в список целей для артиллерии других подразделений.
Кришинину сильно захотелось хорошенько встряхнуть его.
Но он испытывал те же страхи и сомнения. Он понимал, что вся ответственность ляжет на него. Но потом он опять вспомнил, как не знал, что делать с минным полем и лейтенанта, который оказался храбрее и находчивее командира. Теперь другой лейтенант, которому удалось найти путь через канал, остро нуждался в его помощи. Кришинин с отвращением посмотрел на артиллериста, видя в нем отражение себя и сотен других офицеров, которых он знал.
— Понимаю, — сказал Кришинин. — Я делаю то, что нужно. Теперь вперед.
Время сейчас давило на Кришинина сильнее, чем когда-либо. Командир дозора передал, что артиллерия противника начала обстрел его позиции. Кришинин понимал, что захват переправы оправдает его. В конце концов, эта задача соответствовала целям наступления. Но если он примет неверное решение или не сможет захватить ее, то понесет всю ответственность за самоуправство.
Связь с дозором пропала.
Кришинин приказал колонне двигаться с максимально возможной скоростью. Он подумал, что им странным образом повезло потерять инженерный взвод, потому что их тяжелые мостоукладчики на танковом шасси никогда бы не смогли двигаться с требуемой скоростью. Когда одна из машин вышла из строя, он оставил ее и приказал ждать подхода своих. Танки задавали темп, гремя гусеницами по мокрой дороге.
На пересечении дорог они столкнулись с ошарашенным военным полицейским противника. Вскинув пистолет-пулемет, тот направился к мчащейся колонне, но, разглядев ее, бросился к ближайшим деревьям. Чуть дальше во дворе фермы стоял полевой госпиталь, очевидно, предназначенный для приема раненых с фронта. Колонна, не обратив на него никакого внимания, проследовала дальше по грязной дороге. Кришинин подумал, что противник утратил управление войсками на линии фронта, и о его продвижении сообщить будет некому. Он бы не удивился, узнай, что советская армия давно прорвала основную линию обороны противника. Ничего не было известно. В отличие от учений, где вы всегда знали, что нужно делать, и постоянно можно было связаться со штабом и получить необходимую информацию, реальная война казалась сплошным недоразумением. Кришинину хотелось вступить в бой, потому что тот был более формален, имел четкие законы и был более понятен.
Заметив полевую артиллерийскую батарею противника, расположившуюся под маскировочными сетями на краю сада, он приказал стрелять с ходу, без развертывания в боевой порядок. Он не хотел завязнуть. Было критически важно сосредоточиться на главной цели и двигаться к ней максимально быстро.
Колонна поднялась на вершину небольшого холма, и Кришинин увидел величественную линию канала, протянувшуюся с севера на юг. Он не мог понять, почему расположенные ниже земли не были затоплены. Дивным произведением инженерного искусства канал проходил через окрестные поля и фермы, как средневековая крепостная стена с большими открытыми воротами. У свода «ворот» — основательного бетонного тоннеля, стояла прикрывающая подходы к переправе одинокая советская боевая машина пехоты.
Кришинин не мог понять, почему противник не взорвал тоннель сразу. Он поспешно взялся за рацию и приказал артиллеристам занять позиции на поле с этой стороны канала. Одному взводу мотострелков он приказал остаться на этом берегу и защищать орудия. Все остальные силы следовали во главе с Кришининым на другую сторону канала.
Одновременно с тем, как он закончил раздавать команды, вражеская артиллерия открыла огонь. Снаряды рвались на небольшой веренице холмов, идущих параллельно каналу на другом его берегу. Машина разведывательного дозора была хорошо укрыта и, похоже, противник вел огонь по площадям, пытаясь выкурить советских разведчиков на открытую местность. Стоявшая на обстреливаемом хребте справа от дороги обнесенная толстой каменной стеной ферма представлялась очевидной целью обеим сторонам.
Кришинин приказал механику покинуть строй. Его машина стремительно спустилась вниз и затормозила юзом около машины дозора, охраняющей подходы к тоннелю. На мокрой земле возле дороги были сложены в ряд тела четырех вражеских солдат. Старший сержант из разведывательной группы подошел к Кришинину, морщась от далеких разрывов.
— Товарищ капитан, — закричал он. — Наш лейтенант в том деревенском доме.
Кришинин запрыгнул назад в машину.
— Вперед, — приказал он механику. — Вверх по дороге. К тем постройкам.
На той стороне тоннеля взорванная вражеская боевая машина лежала как туша животного там, где была застигнута атакой разведдозора. Кришинин крикнул в микрофон:
— Танковому взводу занять позиции на гребне. Второй мотострелковый взвод — к северу от дороги. Третий взвод — к югу. Окопаться, как только возможно. Противотанковому взводу рассредоточиться, чтобы прикрыть всю линию обороны. Всем остальным машинам укрыться за постройками. Выполнять. Конец связи.
За беспорядочными разрывами вражеских снарядов, Кришинин, наконец, смог увидеть две боевые машины пехоты, расположившиеся на небольшом ровном участке около фермы. Одна из них укрывалась за кучей удобрений, другая расположилась в рытвине между двумя яблонями.
Кришинин приказал водителю остановиться в пятидесяти метрах за этими машинами, на участке дороги, скрытом возвышенностью. Спешившаяся цепь солдат бежала к постройкам. Кришинин выбрался из машины, держа в руках автомат и мокрую карту. Он уже мог ощутить ударные волны от разрывов вражеских снарядов ближе к каналу.
Он достиг аккуратного дворика фермы. Солдат направил на его автомат, но опознав, опустил его.
— Сюда, товарищ капитан. Вверх по лестнице.
Кришинин запрыгнул в дверь. Прихожая была усеяна стеклом и остатками цветов в горшках, разбитых ударной волной от близких взрывов. Он перепрыгивал через две ступеньки.
Лейтенант стоял, преклонив колени, у разбитого окна на лестнице, чуть ниже второго этажа. Он смотрел на что-то в бинокль. Рядом стоял радист, неуклюже высунув в оконный проем согнутую антенну рации. Лейтенант внезапно обернулся.
— Товарищ капитан, наконец-то вы здесь!
Голос мальчишки звучал так, будто он получил путевку в Ленинград. Загруженный собственными мыслями и эмоциями, Кришинин понял, что лейтенант воспринимал его появление как спасение и избавление от всех свалившихся на него бед. Но Кришинин мог только сожалеть о том, что он привел так мало сил. Теперь им придется держаться до подхода передовых сил дивизии. Если они вообще подойдут.
— Смотрите, — сказал лейтенант. — В дальнем конце вон той долины, у леса. Ориентируйтесь на одиночный дом. Он собираются идти сюда. — Он передал бинокль Кришинину.
Одного быстрого взгляда хватило. Танки. Большие, современные западные танки. Примерно в трех с половиной километрах от них.
Артиллерия возобновила обстрел, сотрясая дом.
— Они заметили нас около двадцати минут назад, — кричал лейтенант. — Они просто шли по дороге, как на параде. Нам пришлось обстрелять их, чтобы они держались подальше от тоннеля. Через несколько минут артиллерия открыла огонь.
Кришинин посмотрел на детское лицо лейтенанта. Кто-то любит его. Он похлопал юношу по плечу.
— Все правильно, хорошая работа, лейтенант. Теперь я посмотрю, что можно сделать с этими танками.
Близкий разрыв снаряда чуть не сбил его с ног. Кто-то закричал.
— В сарае немцы, — сказал лейтенант. — Семья. Они все еще укрываются здесь. Я не знаю, что с ними делать.
Кришинин и сам не никогда не думал, что на войне придется решать такие вопросы. Он думал пару долгих секунд. Кричала явно женщина.
— Они сами о себе позаботятся, — сказал Кришинин, отвернувшись, чтобы организовать оборону.
Он вызвал командира артиллерийской батареи, приказав ему либо прибыть сюда в качестве корректировщика, или прислать кого-то еще. Он был готов прибегнуть к более весомым аргументам, но настроение Ликидзе сильно изменилось. Теперь он тоже был полон решимости. Он сумел связаться с начальником дивизионной артиллерии, сообщив, что отряд Кришинина достиг переправы. Тот лично сообщил об этом командиру дивизии, который одобрил принятое решение и направил к переправе передовые силы их полка.
— Сколько времени им потребуется?
— Они не сказали.
— Так узнай. Ждем в гости вражеские танки. Они собираются попросить нас отсюда. — Он нашел на карте место, где сосредотачивался противник. Затем торопливо направился к машине авиационного корректировщика. Люки были закрыты, так что Кришинину пришлось ударить по борту прикладом автомата.
Былов, авиационный корректировщик, открыл люк одной рукой, держа в другой открытую банку тушенки.
— У меня обед, — сказал он Кришинину.
Кришинин почти сдался. Он вдруг вспомнил, что сам ничего не ел с прошлого вечера. Не было времени, утешал он себя. Потом. Если живы останемся.
— Вы сообщили на ваш командный пост о нашей ситуации? — Требовательно сказал Кришинин.
Корректировщик кивнул, жуя кусок тушенки, которая пахла так сильно, что заглушала даже чесночную вонь от взрывов.
— Послушай, — сказал Кришинин. — Нам нужна поддержка с воздуха. Если ты хочешь еще и поужинать, то нужно направить сюда штурмовики или хотя бы вертолеты. Долина сразу за холмами заполнена вражескими танками.
Былов прожевал кусок и проглотил его.
— Я посмотрю, что можно сделать. Но если они ничего не смогут направить сюда, от меня пользы не будет.
— Попытайся. И занимай позицию с видом на происходящее. Там, возле яблонь. Выполнять!
Кришинин отскочил от машины, шлепая по грязи. Камуфляж был мокрым еще с утра, штаны натирали промежность. Но нарастающее волнение заглушало любой дискомфорт. Он бросился к танковому взводу, инстинктивно пригибаясь, хотя артиллерия противника прекратила огонь.
Танковый взвод столкнулся с проблемой. Командир не мог найти на гряде подходящую огневую позицию. Для того, чтобы иметь возможность стрелять, они сами должны были подвергать себя опасности быть обнаруженными и уничтоженными.
— Понятно, — сказал Кришинин. — Есть идея получше. Займите позиции за холмом к северу от дороги, по которой мы сюда прибыли. Дальше. Видишь? Вы сможете скрытно контролировать подходы к тоннелю. Атакуйте любую технику, прорвавшуюся к тоннелю. Не ждите приказов. Просто уничтожайте все. Мы постараемся держаться около фермы. Сделайте все возможное.
Лейтенант-танкист отдал честь и тут же начал говорить в микрофон. Танки в готовности зарычали.
Кришинин направился в сторону своей машины. Но прежде, чем он сумел пройти половину пути, звуки боя вернулись. И изменились.
Боевые машины пехоты и колесные носители противотанковых ракетных комплексов занимали позиции. Противник приближался.
Кришинин оглянулся, посмотрев на другую сторону канала. Ничего. Он проклинал командира артиллерийской батареи, недоумевая, где его носило. Прямо сейчас нужен был кто-то, кто мог бы навести артиллерию. В противном случае их раздавят раньше, чем орудия смогут что-то сделать.
Танковый взвод откатился вниз через седловину и занял указанную позицию. Кришинин был уверен, что он сделают все, как надо. Лейтенант был профессионалом.
Одна из машин с противотанковым ракетным комплексом, слишком сильно выступавшая из-за гряды, получила снаряд в носовую часть и перевернулась, выбросив кучу металлических осколков вверх и в стороны. Кришинин ощутил боль в плече, как будто его укусило огромное насекомое. Он пошатнулся, но продолжал бежать.
Ближайший взвод мотострелков спешился, но их офицер явно не позаботился о том, чтобы занять правильные позиции. Они просто лежали близко друг от друга со своими пулеметами, автоматами и противотанковыми гранатометами, укрываясь только за небольшими неровностями земли.
Кришинин закричал на их командира:
— С ума сошли? Занять позиции в зданиях! Слишком поздно окапываться. Бегом!
Лейтенант посмотрел на него так, словно ничего не понял. Вдруг у Кришинина в груди похолодело. Он понял, что, похоже, это взвод, лейтенант которого погиб на минном поле. Он ощущал отчаянную необходимость все сделать сам. Игнорируя лейтенанта, он схватил за шиворот первого попавшегося солдата, пулеметчика.
— Боец. Бегом в здание. Возьми остальных. Ведите огонь оттуда.
Кришинин побежал вдоль позиций. На позиции, где лейтенант расположил взвод, солдаты были не только безнадежно уязвимы, но и не могли бы ничего сделать. У них просто не было достаточной видимости. Кришинин не мог поверить, что так плохо подготовил своих солдат и офицеров. Он выполнял все предписания, на учениях тоже все было нормально, они получали, в основном, оценки «хорошо» и «отлично». Но сейчас все тренировки пошли прахом, как будто солдаты раньше выполняли все действия, но не запоминали их. А теперь слишком поздно. Им придется сражаться в таком состоянии, в каком их застала война.
— Все, встать, — грубо крикнул он, чтобы его могли услышать за хаотичным грохотом боя. Один из пулеметчиков открыл огонь, его поддержали еще несколько солдат, хотя некоторые просто лежали на земле.
— Прекратить! Стоп! Они вне досягаемости. — Даже стоя в полный рост, Кришинин не мог увидеть противника с той позиции, с которой солдаты вели огонь. — Занять позиции в зданиях и приготовиться к бою. Это не учения. Прекратить огонь!