— Кому что! — всплеснула руками фея. — Нельзя!
— Ужас.
— Но ты ведь уже побывал в захлопнутом сундуке. Там разве не страшно? — продолжила изображать из себя Мефистофеля волшебница.
— Тогда я был в стельку пьяным.
Вжикки на это промолчала.
— Как-то неожиданно всё это, — скривился парень. — Я могу подумать?
— Разумеется. Когда решишься, я навещу тебя.
— А как ты узнаешь, что я решился? — вовремя спохватился Фрейзер. Как-то не уютно он себя чувствовал без прочной и желательной обоюдосторонней связи с покровительницей.
Фея застыла и посмотрела на подопечного, как на глупого подопечного.
— Этот диван, — сложила она веерок и ткнула им в предмет мебели, — на котором ты всегда вертишься в нетерпении, ожидая меня, издаёт такие звуки, что соловьи в моём лесу теряют музыкальный слух.
— А… гм… — глупо улыбнулся Джейми. — Ясно.
После этого разговора парень ходил задумчивым и смурным. Наконец-то до него дошло, что для возвращения домой придётся попотеть. Без фанатизма, конечно, но тем не менее.
«Не хочу в гроб, — хмурил он брови. — Чёрт знает что. Должен быть какой-то другой выход».
Но сейчас судьба Клэр начала волновать его даже больше собственной. Он передумал многое и разное и всё надеялся, что произойдёт что-нибудь такое, что сдвинет его мысли с мёртвой точки. Причём мёртвой во всех смыслах.
И оно произошло.
Как-то раз они с Клэр, Лири и Ангусом возвращались с поля.
Джейми вызвался заехать в посёлок к кузнецу — забрать лопаты с железными наконечниками, которые тот обещал наковать к сбору морковки. Правда, у парня имелись свои резоны на такой манёвр.
Возвращаясь от кузнеца с готовым заказом, он заглянул к сапожнику, поскольку местные боты носить не смог — уж больно грубы и неудобны, — и в голову пришла идея починить кроссовки. Puma, конечно, делала хорошую обувь, крепкую, но только для асфальта, тротуарной плитки и беговых дорожек от немецких производителей покрытий спортивных снарядов и сооружений. В неравной борьбе с грязью и дорогами от колёс тачанок и телег они грозились испустить дух и оставить своего хозяина на милость «кандалам», как назвал он тяжёлые грубые сапоги восемнадцатого века.
Хоть и кузнец, и сапожник уже знали мужа госпожи Клэр, но ни тот, ни другой на английском не разговаривали, а Джейми ещё плохо знал гэльский, поэтому ему пришлось очень долго (особенно сапожнику) объяснять, что от него требуется и из чего сделана подошва кроссовок фирмы Puma двадцать первого века.
Подъезжая к своему дому, ещё между стен сараев, он увидел во дворе красные мундиры.
— Джейми! — услышал парень и обернулся; к нему со стороны заднего двора неслась Лири. — Там капитан Рэндолл затолкал Клэр в дом! Они так кричат друг на друга! — схватилась за щёки девчушка. Из её глаз выплёскивались страх, ужас и слёзы.
Первой же мыслью было рвануть в дом и заживо замуровать капитана Рэндолла в ту самую нишу на кухне, где, как выяснилось позже, Клэр прятала от своих работников виски.
— А ты как? — сильно сжал он поводья в кулаках.
— Я убежала.
Джейми быстро спешился и, привязав лошадь к ближайшей яблоне, спрятался за углом сарая, чтобы оглядеть двор. Двое солдат спокойно стояли и разговаривали у стены дома недалеко от входа, возле них на земле лежал связанный Ангус, чуть поодаль валялся застреленный дворовый пёс Пишт.
«Суки», — заскрежетал зубами Фрейзер. Он пожалел, что Руперта сейчас нет с ними — тот повёз миссис Фитц на ярмарку в Глес за растительным маслом.
— Их двое? — поинтересовался у Лири.
— Да. — Девчушка примостилась напротив и, вытирая слёзы, также осматривала территорию.
— Пистолеты в доме заряжены?
— Нет. Только в конюшне.
— Выпусти собак, — скомандовал он и, пригнувшись, поскольку не забывал о своих габаритах, направился к лошадям.
— Ага, — обрадовано послушалась Лири и, тоже пригнувшись, кинулась в другую сторону — к псарне.
— И не показывайся сама! — успел приказать сдавленным шепотом ей вслед Джейми.
Он вошел в конюшню со стороны сенника и бросился к пистолетам, спрятанным в ящике под грузилами для выпрямления вожжей и подпруг. Фрейзер так и не научился стрелять из этих неудобных, неуклюжих и травмоопасных обрубков и уже тем более перезаряжать их, но выбора у него не было.
Он схватил оба пистолета и подошёл к воротам конюшни.
Ждать почти не пришлось. Через несколько секунд со стороны псарни вывалилась стая их охотничьих собак. Почуяв кровь, животные принялись яростно лаять, наматывая круги вокруг солдат, того и гляди при первом же необдуманном движении норовя наброситься. Пока красномундирники от них отмахивались, парень проскользнул в дом.
— Я тоже потеряла брата, как и ты! — сразу же врезались ему в уши надрывные восклицания Клэр. — И его убил твой брат! Я также могу тебе мстить!
— Это было не убийство, а честная дуэль, — ответил ей почти невозмутимый незнакомый мужской голос, — которую, кстати, начал твой полоумный братишка.
— Но Фрэнка не я бросала в Бастилию! Я тоже горюю о нём, ты это прекрасно знаешь.
— Ложь! — рявкнул незнакомец, и раздался стук, скорее всего, кулаком по столу.
— Нет, не ложь! Я любила твоего брата, потому что он не был такой трусливой скотиной, как ты, и не прятался за спинами солдат!
— Заткнись, сука! — Тут послышались шаги, а потом — какая-то возня.
Джейми понял, что его выход, и показался в дверях.
Картинка, которую ему довелось застать, чуть не вынудила отбросить оружие и кинуться рвать этого солдафонского ублюдка голыми руками; тот припёр девушку к стене лицом, задрал ей сзади платье и шарил под ним рукой.
— Уберите руки от моей жены, сэр, — процедил Джейми с порога, наставив на капитана Рэндолла один из пистолетов.
Мужчина замер.
— Считаю до одного — и сношу вам половину башки. Ну!
Капитан отпустил девушку и, подняв руки, сделал шаг назад. Джейми вошёл в комнату и остановился в углу.
— А теперь разворачиваемся и медленно, без резких движений, на выход.
Джек повернулся и с интересом взглянул на своего обидчика. Его лицо не омрачилось ни испугом, ни тревогой, а даже наоборот: озарилось нешуточным восхищением. От неожиданности он опустил руки и сделал пару шагов вперёд.
Джейми тоже немного рассмотрел этого налётчика. Капитан оказался намного младше, чем он ожидал, с воинственным худощавым лицом с двумя вертикальными складками на щеках и такой же горизонтальной на месте рта. Самих губ у человека не было.
«Прирождённый военный, — сделал вывод Джейми. — Это чревато».
Одёргивая юбку, Клэр повернулась передом и прислонилась к стене. Её измождённое личико было всё в слезах.
— Жены? Вы муж этой дурёхи? — скептически скривился капитан, ткнув себе за спину указательным пальцем.
— Руки вверх, я сказал! — сверкнул глазами Джейми, и его фигурный рот исказился оскалом. — Я муж этой женщины, хоть вас это никоим образом не касается. Вон из моего дома!
— Беру свои слова обратно, Клэр. — Рэндолл поднял руки вверх опять. — Раз уж на тебе женятся такие… — смерил он фигуру парня с ног до головы оценивающим взглядом, — солдаты. — Его глаза по новой зажглись восхищением, и он облизал кожу вокруг отсутствующих губ.
Для Джейми, как для человека двадцать первого века, не осталась незамеченной эта совершено особенная мимика. В принципе, в глазах геев своего времени он нередко замечал и вопрос, и надежду, и зачастую нескрываемый восторг, и даже мольбу. Потому взгляд капитана прочитал практически безошибочно.
«Извини, мой сладкий, я не из твоего петушатника».
В этот момент ему ужасно захотелось остаться в восемнадцатом веке хотя бы на ближайшие четыре года и дождаться-таки, когда вздёрнут этого ублюдка.
— Вон! — гаркнул он так, что взвинченная как струна Клэр подскочила от испуга и приложила руку к груди.
— Что же, — качнулся мистер Рэндолл с пяток на носки и вскинул подбородок, — я ухожу. Но я ещё вернусь. За вами, — ткнул он указательным пальцем в Джейми, — молодой человек, — и, сделав движение, будто стреляет из пальца, опустил руки и стремглав вылетел из комнаты.
Клэр с немыми, неслышными рыданиями сползла по стене и осела на пол.
Джейми выглянул в коридор, дабы убедиться, что капитан действительно избавил их от своего «приятного» во всех отношениях общества, после чего ринулся к жене.
— Клэр! — отложил он пистолеты в сторону и присел рядом.
Из неё рвались рыдания, она не могла выговорить ни слова, только отдельные звуки.
— Я… да… не… — Плечи девушки вздрагивали так, что выступающие лопатки с несильным гулким стуком бились о стену. — Это… не…
— Клэр, успокойся, — убрал он ей за ушки непослушные «пружинки». — Пожалуйста, не плачь. Я не дам тебя в обиду, — погладил жену по волосам.
— Он… — всхлипывала девушка. — Он… меня… по… тро… гал. — Она закрыла лицо ладонями.
— Я ему руки оторву!
Клэр сильно замотала головой.
— Ты… меня… вообще… не захочешь.
— Клэр…
— Джей… — подняла она лицо, которое выглядело так, будто на него вылили кружку воды. — Джейми, что со мной… не… так? Почему всё так… не… правильно?
Парень провёл руками по её мокрым щёчкам.
— Так будет не всегда. Всё наладится, мы будем счастливы.
— Фергюс… убит, Фрэнк… умер, папы и мамы нет, я теперь… грязная.
— Никакая ты не грязная! Не выдумывай!
— Для тебя… я слишком страшная и… простая, — уже вовлеклась в выяснение отношений девушка; капитан Рэндолл отошёл на задний план.
— Клэр, не говори ерунды, — скривился Джейми.
— Ты разговариваешь… как в Лондоне, а… я…
— Клэр! — муж чуть приподнял её лицо за подбородок. — Ты самая лучшая! Ты… — он запнулся. — Я не знаю, что такое любовь, но мне кажется, я люблю тебя.
Её выразительные голубые глаза с мокрыми слипшимися ресничками распахнулись в неподдельном изумлении. Но тут же потухли. Хотя от неожиданности девушка немного успокоилась.
— Ты не берёшь меня… ночью, — отвернулась она в сторону.
Джейми поморщился: «Вот как ей объяснить?!»
— Да не мо-гу я! — с досадой воскликнул он, ударяя себя в грудь при каждом слоге. — Рано нам ещё детей заводить!
Клэр вытерла лицо рукавом, после чего прямо и открыто, с вызовом, посмотрела на мужа.
— Джейми, зачем… я живу? Лири скоро станет взрослой. У неё будет своя семья. Ты меня… не любишь, детей… не хочешь. Джейми, — схватилась она за его плечи, — люби меня! Пожалуйста! Хоть одну только ночь! Я очень люблю тебя и всё для тебя сделаю, только не отталкивай меня.
В её глазах было столько всего, что парень даже отшатнулся. Раздув ноздри, он принялся безумным взглядом блуждать по комнате и увидел стоявшую в дверях с ножом в руке Лири.
— Они уехали? — спросил тут же.
— Лири, почему ты с ножом? — побелела Клэр.
— Там Ангуса нужно развязать, — немного заторможено ответила сестра. — Да, уехали.
— Оу, точно! — спохватилась леди Лаллиброх. Джейми поднял её, и она тут же, на ватных ногах, кинулась во двор.
Парень думал до самого вечера. И когда они с Рупертом закапывали застреленного пса, и когда собрались все за ужином, и перед сном всё прикидывал так и эдак, перечислял доводы в пользу того, чтобы остаться жить с Клэр, и тут же себе возражал. И всё больше приходил к выводу, что должен забыть свой двадцать первый век ещё и потому, что не в силах бросить жену, просто не имеет право.
«До неё нет никому дела! Дядьки сплавили замуж, у Руперта с Ангусом одна выпивка да девки на уме, — негодовал он, даже задним умом не вспомнив себя двухмесячной давности дома у папы с мамой. — Её этот… «заднеприводный», живьём сожрёт или оберёт до нитки. Нужно подождать», — решил он.
Но тут же вставал вопрос ночей с Клэр. «А если забеременеет? Тогда что? А ничего, — тут же отвечал себе. — Сама говорит, ей нужно ради кого-то жить. Возможно, ребёнок придаст сил? А может, пронесёт?»
Таким образом, к ночи, свои мозги он всё-таки уговорил, потому как тело, во главе с его главным членом, а также всеми руками и ногами, уже давно было только «за».
И Клэр этой ночью наконец-то почувствовала себя счастливой. Джейми, кстати, тоже. Он постарался забыть весь свой предыдущий опыт и подойти к девушке не с высоты компетентности и навыка, а с равного положения влюблённого человека. Она как ребёнок радовалась любой его ласке. Улыбка не сходила с её личика, даже когда он двигался в ней, и Клэр открывала для себя сладостно-мучительные ощущения близости.
Только лишь однажды парень запнулся, когда заметил у Клэр волосы в подмышках. Всё дело в том, что за двадцать один год своей жизни Фрейзер видел такое впервые. Ему довелось, а может, даже посчастливилось, сталкиваться и с «бразильской» депиляцией, и с интимной стрижкой, и с интимным пирсингом, и с татуировками в зоне бикини у девушек, но волосы в подмышках — не было такого.
«Прикольно, — улыбнулся он про себя. — Чего только не насмотришься в этом восемнадцатом веке».
Однако же муж озаботился удовольствием и жены тоже. Даже когда она в полузабытьи один раз назвала его Фрэнком, сделал вид, что не услышал.
Преодолев и этот барьер и наладив свою сексуальную жизнь, Джейми начал подумывать, что, в принципе, остаться здесь вполне можно. Хоть ему ещё не посчастливилось полюбить фасоль с горохом, в избыточных количествах и с навязчивой регулярностью появляющихся на столе Клэр, и, слившись с этими бобовыми в гастрономическом экстазе, «изменить» с ними любимому мясу, но, как оказалось, жизнь своей семьёй в отдельном доме и времени имеет немало плюсов.
И как только он начинал соглашаться с подобными мыслями, тут же перед глазами появлялось лицо мамы.
«Это невыносимо», — тупой болью отзывалось нутро.
Таким образом, со временем, чем больше счастья выпадало на их долю с Клэр, тем меньше радостей доставалось одному Джейми. Только лишь представив, что он так до конца жизни не увидит отца, маму, бабушку Джейн, дедушку Патрика по отцовской линии, не пожмёт руку Леону и Гроссу, не посидит на лекции у мистера Фостера, любимого преподавателя по социологии, не перекинется словом с Клариссой, Джейми становилось тошно нечеловечески.
В такие моменты начинали навязывать своё общество мысли о том, что всё здесь, в этом прошлом, плохо, неудобно и отвратительно. Нет тайленола, да и вообще таблеток не имелось. С похмелья ему предлагали противную простоквашу или солёную овсянку. Это угнетало.
Джейми вспоминал упругие мощные струи горячей воды в душе у папы с мамой дома, ощущение скорости машины под сиденьем, звук молнии на джинсах, запах любимой туалетной воды Virus, энергетику большого города Глазго, пульт от телевизора в руке, яркий свет настольной лампы, красивые, красочные картинки в интернете и многие другие мелочи, собирающиеся внутри него в огромный тоскливый клубок, иногда мешающий есть и пить; кусок не лез в глотку.
А тем временем осень подходила к концу. Наступала зима.
Встретили с пастбищ овец, остригли и загнали в сарай. Собрали последний урожай моркови и капусты.
Джейми уже давно сетовал, что в восемнадцатом веке не сажают и не едят картофель. Так, пробуют как некую диковинку и незнакомую культуру. Он посоветовал Клэр купить и высадить этот овощ вместо гороха.
— Картошка вкуснее. Я потом научу тебя готовить её. Я ел в Лондоне. Очень вкусно. — Парень уже не знал, куда бы деться от тех бобовых.
Провели Самайн — праздник сбора урожая. Все хорошенько выпили и повеселились.
Освободившись от работ в поле, Клэр стала больше посещать небольшую церквушку в имении, в которой читал молитвы преподобный Мурта, и несколько прихожан пели псалмы.
А вообще, Джейми поразила набожность людей в восемнадцатом веке. Его и дома-то у себя порядком раздражало, когда мать то одни, то другие самые интересные и нескучные вещи причисляла к греху, тем самым делая их как бы запретными. Крепкое, «вкусное» словцо, например, поминание чёрта или дьявола вслух, «сочный» секс до брака, сладкий сон до обеда — всё это и многое другое заставляло миссис Фрейзер сжимать рот в тонкую линию, а её синие, как у Джейми, глаза обдавали сыночка с ног до головы осуждением и укором. Но даже она по местным меркам могла бы с лёгкостью сойти за еретичку.