Дел Пакард оказался одним из таких людей.
Сегодня здесь присутствовали все постоянные посетители, кроме Дела. К примеру, Джанет Шук, которая занималась также в моей группе карате, — невысокая коренастая женщина с темно-каштановыми волосами. Сколько я ее знала, она была страстно влюблена в Маршалла. Еще пришли Брайан Грубер, седовласый и привлекательный, — глава фабрики по производству матрацев, Джерри Сайзмор, бывшая жена Джона Сайзмора, местного стоматолога, Дарси Орчад, работавший в магазине спортивных товаров, как и Дел. Дарси обычно тренировался вместе с Джимом Боксом, еще одним служащим магазина, но сегодня тот отсутствовал, наверное, лежал дома с гриппом. Вчера он чихал.
Я гадала, кто новый партнер Дарси. В конце концов товарищ Орчада — я смутно вспомнила, что видела его неподалеку от Садовых квартир, — ушел, но Дарси продолжал упражняться.
Он занимался на тренажере для икр, который был моим следующим пунктом, поэтому я наблюдала за его вторым подходом. Орчад поставил регулятор на отметку в двести фунтов, и я ждала, пока он приспособит упоры для плеч. Дарси, ростом примерно в шесть футов, имел отличные грудные мышцы и сильно выпуклые бицепсы фаната тренировок, невзирая на унцию подкожного жира. Он был в укороченном спортивном костюме — рукава отрезаны, горловина оторвана. Такие носили самые рьяные приверженцы тренировок. Свои спортивные штаны, он, наверное, надевал еще в школе.
— Закончу через минуту, — пропыхтел Орчад, делая подход из двенадцати повторов.
Потом он шагнул с тренажера и походил с минуту вокруг него, расслабляя мышцы икр, которым досталась такая нагрузка.
Дарси собрался с силами, передвинул регулятор еще на два деления, чтобы добавить лишние сорок фунтов нагрузки, и шагнул на узкую подставку. Его вес держался на пальцах ног. Пятки пошли вниз, потом вверх — и так еще двенадцать повторов.
— Ой! — вскрикнул он, слезая, хмуро уставился в пол и расслабил протестующие мышцы ног. — Чтоб мне сгореть на месте!
Дарси передвинул регулятор к более разумному весу, снова шагнул на подставку и очень быстро сделал двадцать четыре повтора. При этом гримаса сосредоточенности превратилась в судорогу боли.
— Как дела, Лили? — спросил Дарси.
Теперь он шагал на месте, чтобы снять напряжение. Схватив полотенце, Орчад промокнул им рябые от прыщей щеки.
— Прекрасно.
Я гадала, скажет ли он что-нибудь об уходе Рафаэля, но у Дарси на уме было кое-что другое:
— Слышал, ты нашла старину Дела. — Его маленькие карие глазки изучали мое лицо.
— Да.
— Он был хорошим парнем, — медленно выдал Дарси своеобразную надгробную речь. — Всегда улыбался. Тот парень, который был тут со мной минуту назад, — Хоувелл нанял его, чтобы заменить Дела, — совсем не таков.
— Местный? — вежливо спросила я, опуская плечевые планки, чтобы приспособить их к своему росту в пять футов пять дюймов.
— Не-а, думаю, из Литтл-Рока. Крутой сукин сын, извини за выражение.
Я передвинула регулятор на восемьдесят фунтов, шагнула на узкую подставку, поднырнула под обитые мягким материалом плечевые упоры, резко опустила пятки и сделала двадцать очень быстрых повторов.
Потом я слезла, походила, чтобы снять напряжение, и передвинула регулятор на более тяжелый вес.
— Ты с кем-нибудь сейчас встречаешься, Лили? Я слышал, у вас с Маршаллом больше нет прочных отношений.
Я удивленно подняла глаза.
Дарси все еще стоял неподалеку. У него было замечательное тело. Только это хоть слегка меня в нем интересовало. Подобной причины не хватало, чтобы провести вечер вместе. Разговоры Дарси нагоняли на меня скуку. В нем чувствовалось нечто такое, что настораживало меня. Я никогда не отмахиваюсь от подобных ощущений.
— Сама не хочу, — сказала я.
Он слегка улыбнулся, будучи уверен в том, что неправильно понял, и уточнил:
— Не хочешь чего?
— С кем-нибудь встречаться.
— Брось, Лили! Такая красавица не желает, чтобы мужчина ее пригласил?
— Верно, сейчас не хочу.
Я сошла с тренажера, настроила его так, что мне на плечи давила теперь сотня фунтов, и сделала еще подход из двадцати повторов. Последние пять были чем-то вроде вызова.
— Почему так? Тебе нравятся женщины, а не мужчины? — Дарси глумливо ухмылялся, как будто чувствовал себя обязанным принять презрительный вид, когда речь шла о лесбиянках.
— Нет. А теперь я собираюсь закончить упражнение.
Дарси снова улыбнулся, уже совсем неуверенно, хотя я вела себя предельно вежливо. Казалось, он не может поверить, что женщина не хочет ходить на свидания, тем более с ним. Прождав мгновение в ожидании, когда я заберу свой отказ назад, Орчад гневно сжал тонкие губы и зашагал к римской скамье.[7]
Передвинув регулятор на сто двадцать фунтов, я снова задумалась, кого Дел мог попросить стать его споттером. Он доверился бы кому угодно в зале. Даже у меня и Джанет, наверное, хватило бы сил, чтобы помочь ему с некоторыми более легкими, но все равно грозными штангами, которыми Дел пользовался для бодибилдинга. Руки и грудь Джанет были почти такими же сильными, как у меня. С тех пор как она стала дважды в день преподавать аэробику в придачу к занятиям в детском клубе, Шук обогнала меня по части ног. Это помещение предоставляла финансируемая общиной организация, занимающаяся досугом детей после школы.
Закончив работать над икрами, я медленно направилась к Джанет, которая занималась скручиваниями на пресс. Пот превратил ее короткие каштановые волосы в темную бахрому, обрамлявшую квадратное маленькое лицо.
— Сто десять, — выдохнула она, когда я подошла к ней.
Я кивнула и стала ждать.
— Сто двадцать пять, — сказала она минуту спустя, расслабилась и с закрытыми глазами плашмя легла на пол.
— Джанет, — окликнула я после долгого уважительного молчания.
— Мм?
— Дел когда-нибудь просил тебя стать его споттером?
— Он? — Джанет распахнула карие глаза и уставилась на меня с легким весельем. — Дел не считал, что женщина способна нести собственные покупки, не то что быть его споттером.
— Он видел женщин-бодибилдеров на тех соревнованиях. Если уж на то пошло, много раз наблюдал, как мы тренируемся по утрам.
— Да, но он считал нас уродцами, капризом природы! — грубо фыркнула она и продолжала более нейтральным тоном: — Что ж, такие мы и есть. Дел судил всех женщин по своей девушке Линди, а та не может нарезать ветчину без электроножа.
Я засмеялась.
Джанет чуть удивленно посмотрела на меня снизу вверх и заметила:
— Приятно слышать твой смех. Ты не слишком часто смеешься.
Я пожала плечами.
— Теперь иди-ка сюда, — сказала она, садясь и вытирая лицо полотенцем. — Я дожидалась случая спросить тебя кое о чем.
Я села на ближайшую скамью и принялась ждать.
— Ты и Маршалл — постоянная пара?
Я думала, Джанет попросит меня быть ее споттером или перейдет к трудным вопросам последней ката, которую мы изучили на занятиях по карате.
Сегодня все хотели знать о моей личной жизни.
Мне вроде как нравилась Джанет, поэтому ответить ей было труднее, чем Дарси. Если я отвечу «нет», это будет означать, что Маршалл теперь честная добыча для любой женщины, которая захочет его подцепить после моего отказа от всяких прав на эту персону. Скажу «да» и окажусь прикованной к Маршалу на все обозримое будущее.
— Нет, — ответила я и пошла делать последний подход.
По пути в раздевалку Джанет остановилась и спросила:
— Ты на меня злишься?
Слегка удивившись, я ответила:
— Нет, — но по-настоящему удивилась, когда Джанет засмеялась.
— Ох, Лили, — качая головой, сказала она. — Ты такая странная.
Она произнесла это так, будто моя странность была милой маленькой причудой, вроде настойчивого желания, чтобы брюки подходили по цвету к обуви, или привычки носить по понедельникам зеленое.
Я покинула «Телу время», недовольная тренировкой. Я имела первую беседу на личные темы с Дарси Орчадом и надеялась, что она станет последней. Я убедилась, что Джанет Шук сохнет по Маршаллу Седаке, — эту новость нельзя было назвать сенсационной. Дел почти наверняка не просил женщину стать его споттером. Еще я выяснила, что чувствует Рафаэль, когда получает прохладный прием в заведении, за постоянное посещение которого платит деньги.
Но дороге домой я пыталась уяснить причины своей неудовлетворенности. С чего я решила, что утром должна получить нечто большее, нежели хорошую тренировку? В конце концов, меня так же мало касалось то, что случилось в «Телу время» в ночь, когда умер Дел, как Джанет — вопрос о том, связывают ли нас с Маршаллом какие-то обязательства.
Мне не слишком нравился Дел. Почему меня заботит, погиб он в результате несчастного случая или его убили?
Я сказала Клоду, что Дел был безобидным человеком.
Принимая душ, я впервые по-настоящему задумалась о Пакарде.
Он не отпускал шутливых замечаний насчет моей силы, которые я время от времени слышала от других мужчин. Когда я оказывалась рядом, он был в меру этим доволен, но и без меня не скучал. Дел бывал рад помочь мне во всем, о чем я просила, и чрезвычайно гордился тем, что стал чемпионом Шекспира. Он с удовольствием продолжал бы заниматься этим всю свою жизнь… если бы она и дальше текла обычным путем.
Пакард любил маму и папу, посылал цветы своей подружке Линди, удовлетворительно выполнял свою работу и жил себе да жил, не досаждая ни единой живой душе. Он страстно хотел лишь одного — снова стать чемпионом, на этот раз номер один.
Если споттер убил Дела по неосторожности, то должен был выйти вперед. Если он поступил так по злому умыслу, за это тем более следовало заплатить.
Я высушила полотенцем волосы и наложила макияж, все еще обдумывая смерть Дела, пытаясь понять, почему лично заинтересована в том, чтобы найти ответы на вопросы.
Полиция работала над расследованием обстоятельств смерти Дела. Это должно было меня удовлетворить. Я явно не рвалась сама выискивать факты после того, как осенью забили до смерти Дарнелла Гласса, а несколько недель спустя застрелили Лена Элгина. Оба случая так и остались нераскрытыми.
Ответ пришел ко мне, когда я садилась в машину, чтобы ехать на первую работу. Смерть Дела заботила меня по еще двум причинам. Во-первых, в дело впутали Бобо Уинтропа, отчасти потому, что я кое-что сказала Клоду. Во-вторых, меня расстраивало, что Дела убили в клубе, в одном из немногих мест, где я чувствовала себя как дома. Поэтому мне были небезразличны как смерть Дела, так и расплата за нее.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Тянулись однообразные дни, и я все больше и больше скучала по Клоду.
Он заботился обо мне несколько месяцев, когда я была ранена. Фридрих помогал мне мыться над раковиной, одеваться, возвращаться в постель. Я чувствовала себя совершенно естественно, накладывая перед ним макияж — поступок, который он истолковал как признак того, что мало меня интересует как мужчина.
Я поняла, что Клод углядел в этом самое худшее. Он счел, что я крашусь и мажусь не для него, а для всего остального мира.
Единственная правда, обнаруженная в самой глубине сознания, состояла в том, что я скучаю по Клоду, по тому, как он заглядывал на обед, по его периодическим появлениям у моих дверей с едой, взятой навынос из китайского ресторанчика, или с видео из проката.
Еще одной правдой было то, что я не переживаю по поводу прежних отношений с Маршаллом, когда у нас ним были свидания. Вообще-то мне нравилось возвращение к прежнему товариществу, к отношениям на уровне наставник — ученица, которые связывали нас прежде. Их изменение меня смутило.
Сегодня на улице я видела возлюбленную Дела Пакарда, Линди Роланд. Прежде она была рослой улыбчивой девушкой с длинными каштановыми волосами, теперь как будто ссутулилась, глаза ее покраснели. На похоронах Дела, если верить разговорам в «Телу время», Линди была просто убита горем.
Что ж, Дел в земле, на кладбище, именуемом «Покойся с миром», а его девушка одинока.
Поужинав тем вечером в уединении, вымыв посуду и прибравшись, я принялась расхаживать по дому.
Я снова приняла душ, смыла макияж, убедилась, что гладко выбрита там, где надо, что брови у меня подщипаны, и пустила в ход все обычные лосьоны и крошечную толику духов.
Потом я, голая и нерешительная, постояла в спальне. Еще не успев заглянуть в шкаф, я знала, что там увижу: голубые джинсы, футболки, одежду для занятий спортом, пару платьев и костюм из моей бывшей жизни. Сама мысль об обольщении показалась мне неописуемо глупой, когда я увидела свою скудную экипировку.
Внезапно я отвергла эту идею. Она казалась неправильной. Клод заслуживал внимания какой-нибудь более уступчивой особы с шелковой короткой ночной сорочкой и воскресным платьем.
Больше всего на свете я ценила контроль над собственной жизнью и не готова была уступить его Маршаллу, а теперь и Клоду, связать свою жизнь с их жизнью. Ни один из них не нужен был мне настолько, чтобы совершить пугающий прыжок. Это осознание оказалось горьким.
Злясь на саму себя, на Клода, я натянула темную одежду и вышла прогуляться. Я мало спала в ту ночь.
Взглянув вверх, на окна Клода, я увидела, что у него горит свет. Если бы я нашла в себе нужные чувства, то находилась бы сейчас там, наверху, деля с ним этот свет, и он был бы счастлив… по крайней мере на некоторое время.
Я брела по Шекспиру, растворившись в ночи, и через некоторое время начала чувствовать холодок и влагу. Дрожа в своей куртке, я прошла еще несколько кварталов и уже возвращалась домой, когда увидела, что у меня есть компания.
По другой стороне улицы, так же тихо и мрачно, как я, шел незнакомый мужчина с длинными черными волосами. Мы молча повернули головы и посмотрели друг на друга. Никто из нас не улыбнулся и не заговорил.
Я не чувствовала ни страха, ни гнева. Через несколько секунд мы разминулись, продолжили свой путь в знобящей влажной ночи.
Я припомнила, что уже видела этого человека раньше. Где? И тут меня озарило. Это тот самый парень, который тренировался с Дарси Орчадом в день, когда Джим Бокс лежал с гриппом.
Я отправилась домой, чтобы поработать со своей подвесной грушей, свисавшей с потолка в центре моей пустой второй спальни.
Я отрабатывала когэн-гэри,[8] щелкающий пинок, до тех пор, пока не начал гореть подъем стопы. Потом — майе-гэри, прямой удар ногой, до ощутимой боли. Дальше я просто колотила грушу руками, снова и снова, заставляя ее раскачиваться, — никакого искусства, чистый расход энергии.
Наконец я тяжело опустилась на пол и вытерла лицо розовым полотенцем, которое всегда висело на крючке у двери.
Теперь, после душа, я, вероятно, усну.
Натянув на себя одеяло и повернувшись на правый бок, я задумалась: где тот человек, что он делает, почему шел в ночи?
На следующее утро я чувствовала себя слишком вялой, чтобы отправиться в «Телу время», хотя мне полагалось делать упражнения для груди и бицепсов, мои любимые. В порядке компенсации я заставила себя сделать пятьдесят отжиманий и столько же раз подняла ноги.
Пока я лежала на полу, то поневоле заметила, что с плинтусов надо вытереть пыль, и, промокнув лицо розовым полотенцем, использовала его для этого.
Швырнув полотенце в корзину с грязным бельем, я проделала свои обычные утренние приготовления.
По средам я в первую очередь убирала квартиру Дидры Дин, находящуюся в соседнем доме. Она жила этажом выше шефа полиции Клода Фридриха.
По просьбе местного юриста, распоряжавшегося владениями покойного Пардона Элби, я продолжала прибираться в общественных местах многоквартирного дома до тех пор, пока его наследник занимался какими-то другими делами.
Итак, я заметила, сколько грязи арендаторы натащили в дом после недавнего дождя, и решила, что должна дополнительно пропылесосить здесь после обычной уборки, которую делала поздно в субботу.
Отцепив от пояса рабочие ключи, я быстро пошла вверх по лестнице, но дверь Дидры оказалась заперта. Она все еще была дома, снова опоздала на работу. Я сунула ключ в карман и постучала. С другой стороны двери раздался шаркающий звук шагов, потом Дидра обменялась с кем-то резкими репликами — слов я не разобрала.