Вергилий Аккерман зашептал Эрику в ухо:
– Вы же доктор. Спросите, может, ему нужна медицинская помощь.
Казалось, он был озадачен не меньше доктора.
Эрик посмотрел на Вергилия.
Так вот зачем его везли сюда: он должен был оказать помощь секретарю ООН. Все устроили так, чтобы Эрик встретился с Молинари, остальное служило прикрытием. Спектакль с поездкой разыграли, чтобы одурачить пришельцев из системы Лилии. И никуда не денешься – это долг Эрика как врача. Теперь все можно свалить на него, наверное, единственного хирурга на несчастном Марсе.
Арома склонился над креслом, не решаясь взять руку высокопоставленного пациента, чтобы прощупать пульс:
– Господин Генеральный Секретарь...
Голос у Эрика дрогнул. Не от испуга – просто человек в кресле не отозвался на его приближение ни единым движением, он лежал как полутруп, коматозный больной. Ни одной эмоции не отразилось на лице Молинари.
– Я врач, – сказал Эрик и понял, что слова его прозвучали впустую. – Точнее, хирург-трансплантолог, – продолжал он. Затем остановился, все еще надеясь получить ответ.
Тело в кресле даже не шевельнулось.
– Пока вы находитесь здесь, в Вашинге-35...
Голова Молинари неожиданно дернулась, взгляд прояснился. Он уставился на Эрика и неожиданно заговорил хорошо знакомым всем голосом:
– Пустяки, доктор. Я в порядке.
Секретарь улыбнулся.
– Что вы так беспокоитесь? – почти весело воскликнул он. – Живите в стиле безмятежных тридцатых, раз мы здесь очутились. Кстати, сейчас не время «сухого закона»? По-моему, его приняли чуть позже. Угощайтесь пепси-колой.
– Я как раз предлагал всем попробовать ежевичный «кул-эйд», – захлопотал Вергилий.
– Да, друг мой Вергилий, – игриво заметил Мол. – Тебе удалось создать настоящее королевство иллюзий. Я поспешил воспользоваться твоим любезным приглашением и вволю расслабиться. Надо бы национализировать эту сказку. Сюда инвестируется столько частного капитала, который мог бы с толком пойти на войну, – тон его был шуточный, и наверное, только это спасло Вергилия от очередного инфаркта. Каждый житель планеты знал, что Мол вел аскетичный образ жизни. И все же Джино был не чужд порой сибаритства и небольших оргий с размахом, после которых вновь устанавливались строгие порядки, и даже на выпивку устанавливался запрет.
– Разрешите представить вам доктора Эрика Арома, – залебезил Вергилий. – Лучший трансхирург планеты, – потряс он сухим кулачком. – Ну да вы, наверное, и сами знаете об этом из его персонального досье, которое хранится в ставке Верховного Главнокомандования. Он сделал мне пересадку двадцати пяти... или шести, доктор? органов за последние десять лет, и я плачу ему приличное жалование. Правда, его жена, мой консультант по антиквариату, получает – хи-хи – значительно больше.
Аккерман покровительственно ощерился на Эрика костлявой улыбкой Кощея.
За словами Вергилия последовала долгая пауза. Затем Эрик обратился к Молинари:
– День ото дня я ожидаю, когда мне представится возможность пересадить Вергилию новый мозг, – его самого удивила такая вспышка гнева. Возможно, причиной было упоминание имени Кэт. – У меня как раз хранятся несколько свежезамороженных.
– М-да, – проговорил Мол. – Отстал от жизни. Работа заела. Да и у вас от этой войны, должно быть, полно хлопот, доктор? Столько дополнительных органов появляется каждый день с полей сражений.
Большие темные глаза, в которых таилась глубокая боль, остановились на Эрике. И внезапно Эрик понял, что тот, кто находится перед ним, изо дня в день переживает страдания, немыслимые для человека. И тем не менее взор Молинари излучал власть. Этот человек знал, что такое боль. И не только причинял боль другим, но владел собственной болью – как искусством выживания.
Только поэтому полутруп оставался жив.
Эрик внезапно осознал то, что тщетно силился понять за долгие годы ужасной войны: Мол действительно являлся лидером человечества. Именно так чувствовали себя правители всегда и везде.
– Всякая война – наказание для человечества, – осторожно заметил Эрик. Он остановился, выжидая, и закончил: – Мы все начинаем понимать это, как только попадаем в такую ситуацию. Мы с вами, сэр.
Последовало молчание. Мол бороздил взглядом лицо Эрика.
– Тем более что жители системы Лилии генетически ближе нам, чем риги, – добавил Эрик наконец. – Поэтому мы должны выступать на их стороне, не так ли, сэр?
Опять молчание; в воздухе словно возникла сосущая пустота, которую никто не решался заполнить. Наконец Молинари разрядил обстановку, с шумом пустив газы.
– Господин Генеральный Секретарь, расскажите доктору о ваших желудочных коликах, – сказал Вергилий.
– Это мое дело, – огрызнулся Мол.
– В таком случае я свою работу выполнил. Моей задачей было свести вас.
– Да, – кивнул Мол. – Цель была в этом.
– Уверен, мы продолжим работать на тех же условиях: льготное налогообложение, рабочие бригады... пока... доктор Арома находится с вами, – продолжил Вергилий, не дожидаясь ответа. – А сейчас мы оставим вас, – и с непривычной живостью Вергилий выскочил из гостиной, увлекая гостей. Члены родового клана с охранниками и служащими фирмы покинули гостиную, оставив Эрика Арома лицом к лицу с Генеральным Секретарем.
Вздохнув, Эрик сказал:
– Я понял, сэр, меня продали. Расскажите о ваших желудочных коликах.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Взбираясь по рахитичной деревянной лестнице в расположенное в каком-то мексиканском гетто жилище Криса Плавта, Брюс Химмель услышал из темноты:
– Чао, Брюси. Похоже, весь ТИФФ в сборе. За мной тащится Саймон.
Его нагнала Кэтрин Арома, сексапильная и бойкая на язык дамочка. Химмель не раз встречал докторшу у Плавта, поэтому ничуть не удивился ее появлению. На «званый вечер», грозивший перерасти в наркотическую оргию, обворожительная консультантка Вергилия прибыла в узеньком ультрамодном платье, едва прикрывавшем соски. При ближайшем рассмотрении наряд оказался не из ткани, а из желеобразной массы золотого цвета, шевелившейся, словно живая материя. Это была марсианская форма жизни, якобы не лишенная сознания, поэтому каждый из сосков Кэт откликался и реагировал на все происходящее вокруг. Груди Кэт вздрогнули, когда она приблизилась. На Химмеля ее вид произвел потрясающее впечатление.
За Кэт Арома уже спешил Саймон Илд. Даже в неясном освещении можно было разглядеть отсутствующее выражение на молодом, прыщавом, невежественном лице. «Вот уж без кого вполне можно было обойтись!» Этот тип напоминал Химмелю самого себя, только более уродливую копию, и Брюс в очередной раз испытал щемящее чувство собственного несовершенства – особенно на фоне чар миссис Аромы.
Четвертым из собравшихся в нетопленой квартирке с низким потолком, напоминавшей закопченную кухоньку, оказался человек, знакомый всем. Его лицо, вооруженное очками, обрамленное длинными ухоженными волосами, взирало с обложек десятков книг. То был признанный даосский авторитет из Сан-Франциско Мармедюк Хастинг, человек хрупкого сложения, в дорогой, со вкусом подобранной одежде, с романтической бледностью, на которую западают женщины. В свои сорок с небольшим он успел написать несколько книг по восточному мистицизму. Мармедюк Хастингс был преуспевающим человеком, в отличие от Химмеля.
Очевидно, ученый муж прибыл опробовать экзотический JJ-180. Хастингс давно перепробовал все известные галлюциногены и описал их действие, испытывая их на себе. Такова была его религия.
Химмель знал, что персона вроде Мармедюка Хастингса никогда не посетила бы вонючей дыры Криса Плавта, если бы не особые причины. Значит, наркотик в самом деле чего-то стоил.
Инженер отсиживался в углу, наблюдая происходящее. Хастингс рылся в плавтовой библиотеке, целиком посвященной наркотикам и мистике, остальное его как будто не касалось. Саймон Илд, как обычно, расположился прямо на полу, примостившись на диванной подушке, и раскуривал самокрутку с марихуаной. Кэт Арома влезла на диван с ногами, приняв позу отдыхающей кошки, однако в ее упругом теле чувствовались напряжение и готовность. Все это напоминало не отдых, а какую-то асану из женской йоги (если таковая существовала на свете).
Из кухни вышел Крис Плавт, босиком, в красном халате и солнечных очках. Плавт посмотрел сквозь них, показывая, что готов начать.
– Марм, Кэт, Брюс, Саймон и я, Христиан, – заговорил он. – Всего пятеро. Итак, мы отправляемся в путешествие по непознанным мирам с помощью продукта, доставленного из Тампико контрабандой, на корабле с бананами.
Он вытянул вперед раскрытую ладонь.
– По одной на каждого. Вернемся ли – кто знает?
– Давай свою дурь и приступим, – оборвала его Кэт Арома.
Она ловко выхватила одну из предложенных капсул.
– Поехали. Я без воды.
Марм Хастингс произнес аккуратным голосом, подражая корректной речи англичанина:
– Полагаю, с водой или без – не имеет разницы?
И, не моргнув глазом, отправил капсулу в рот следом за Кэт, словно только и дожидался этого момента. Химмель ощутил тревогу: судя по тому, что рассказывал Плавт, не была ли эта адская штука изобретена специально, чтобы отделить дух от тела? Иначе с чего на нее позарился такой человек, как Мармедюк Хастингс?
– Никакой разницы, с водой или без, – заверила его Кэт. – Всегда одно и то же прохождение через объективную реальность. Одно широкое размытое облако. Картина всегда одинаковая.
Она поперхнулась и закашлялась, когда капсула прошла в ее прекрасное тело.
Пришел черед Химмеля. За ним свою долю приняли Саймон Илд и Христиан Плавт.
– Если полиция Мола поймает нас с этим, нам дадут автоматы и пошлют на далекую планету биться с ригами, – сказал Саймон, не обращаясь ни к кому в особенности.
– Или в рабочие лагеря – вкалывать на Звездную Лилию под лозунгом «Все для фронта, все для победы», – добавил Химмель.
Все ждали, пока подействует наркотик. Чувствовалось некоторое напряжение. Так обычно бывало в те короткие секунды, когда препарат растворялся в желудке и попадал в кровь.
– Мисс, – совершенно невозмутимым голосом обратился Марм Хастингс к единственной женщине в компании. – Сдается, мы с вами где-то встречались. Есть в вас что-то неуловимо знакомое. Вы случайно не бывали у меня в студии?
– Нет, – огорченно покачала головой Кэт. – Мой супруг такая сволочь, не пускает меня туда. Вообще я сама себя обеспечиваю и от него независима, но он просто изводит меня нытьем. Мне всегда хотелось чего-то оригинального в жизни, – вздохнула она. Помолчав, она добавила: – Вообще-то я эксперт-консультант по закупке антиквариата, но старинные вещи порой так надоедают. Хочется чего-то современного, свежего...
– Плавт, откуда, вы говорили, этот JJ-180? – обратился Хастингс к хозяину квартиры. – Из Германии? Дело в том, что у меня там масса связей в институтах и частных клиниках, ведущих разработки в области фармакологии, но я ни разу не слышал о существовании препарата с таким названием.
Он проницательно усмехнулся, ожидая ответа.
Крис пожал плечами.
– Какая вам разница, откуда он ко мне попал. Не хотите – не пробуйте.
Вид у него был совершенно невозмутимый. Крис прекрасно понимал, что никто, в том числе и Хастингс, не станет требовать денег обратно.
– Значит, не Германия, – уверенно кивнул Хастингс. – В таком случае, все наводит на мысль, что этот JJ-180, он же фрогедадрин, имеет... неземное происхождение?
После минуты молчания Крис ответил:
– Хотите честно? Я не знаю, Хастингс. Понятия не имею.
Тогда Хастингс обратился к остальным с уверенными интонациями лектора.
– Как известно, бывали случаи контрабанды наркотиков из иных звездных систем. Но пока ни один из препаратов ничем не отличился от земных наркотиков. Типичные картины воздействия, имеются разные земные аналоги. Обычно это препараты из марсианской флоры либо из лишайника, растущего на Ганимеде. Полагаю, вы о них уже слышали, поскольку вы люди хорошо информированные в этой области. Во всяком случае... – улыбка стала шире, но за стеклами очков без оправы оставался все тот же пустой рыбий взгляд. – Но вас, я вижу, устраивает этот собачий корм, за который вы отдали пятьдесят долларов.
– Лично я доволен, – как всегда, в самый неподходящий момент подал голос Саймон. – В любом случае, уже поздно, надо ловить кайф. Мы же заплатили бобы и приняли капсулы.
– Верно, – рассудительно согласился Хастингс. И уселся в одно из разваливающихся кресел Криса. – Ну, кого уже «торкнуло»? Пожалуйста, держите меня в курсе дела, я собираю материал для новой книги.
Он повернулся к Кэтрин Арома.
– Слушайте, ваша грудь в самом деле смотрит на меня или это только галлюцинация? В любом случае, мне что-то не по себе. Зрелище не для слабонервных.
– Моя грудь ни на кого не смотрит, – надула губки Кэт.
– Вообще-то я кое-что чувствую, – натянуто произнес Крис Плавт. – Хотите верьте, хотите нет, мистер Хастинг, я чувствую, – он взволнованно облизнул губы. – Простите. Вы знаете, кажется, я здесь совершенно один. В этой комнате больше никого нет.
Марм Хастинг уставился на него долгим изучающим взором.
– Нетипичная галлюцинация. Посмотрим, что будет дальше.
– Никого, – продолжал Крис. – Ни души. Вас нет, только вещи. Тогда с кем же я разговариваю?
Он стал оглядываться, обводя всех пустым невидящим взором, словно смотрел сквозь них.
– Кстати, мои соски вовсе не смотрят в вашу сторону и ни на кого другого, – обидчиво сказала Кэт.
– А теперь я вас и не слышу, – заговорил Крис, впадая в панику. – Ответьте мне!
– Да мы здесь! – крикнул Саймон Илд и захихикал.
– Пожалуйста, – в голосе хозяина квартиры появились умоляющие нотки. – Скажите мне что-нибудь! Ведь вокруг – только тени. Все безжизненно. Ничего, кроме мертвых вещей. И я чувствую, что это только начало. Представляю, что будет дальше!
Марм Хастингс встал и положил руку Крису на плечо.
Рука прошла сквозь Плавта.
– Похоже, это стоит полтинника, – заметила Кэт, близкая к испугу. Она тоже поднялась с дивана и стала приближаться к Крису, чтобы попробовать самой.
– Не стоит, – предупредил Хастингс.
– Нет уж, – сказала она и...
... прошла сквозь Криса Плавта.
Однако она не вышла с другой стороны и вообще не попала в эту комнату. Она исчезла для всех. Остался один Плавт; он продолжал взывать к остальным и шарить руками в воздухе, пытаясь найти тех, кто стал бесконечно далек для его ощущений.
«Изоляция, – понял Брюс Химмель. – Тотальная изоляция. Теперь каждый из нас отрезан от остальных. Жуть. Но когда-нибудь это кончится? Или нет?» – с испугом подумал он.
Этого он знать не мог, поскольку для него еще ничего не начиналось.
– Колики усиливаются к вечеру, – рассказывал Джино Молинари доктору.
Генеральный Секретарь ООН, тяжело дыша, лежал на большой резной кушетке образца тридцать пятого года в одной из комнат жилого дома Вергилия Аккермана. Он зажмурился; крупное мясистое лицо подергивалось, словно от нервного тика; казалось, он скрежещет зубами от невыносимой боли. – Меня регулярно обследует доктор Тигарден, мой личный врач. Бесконечные анализы... Упор на злокачественную опухоль.
«Он как будто пересказывает намертво заученную информацию, – размышлял Эрик. – Так может говорить только медик-профессионал». Похоже, Молинари совершал некий ритуал, тысячи раз рассказывая тысячам докторов ими же поставленные диагнозы.
– Там нет никакой злокачественной опухоли, – продолжал Молинари. – Все медики, обследовавшие меня, подтвердили это. – Далее он понес такое, что показалось Эрику откровенной сатирой на речи врачей-демагогов, пародией на речи, которые могли произносить перед Джино самоуверенные медицинские светила. Наверное, у Мола был зуб на докторов, которые ничем не могли помочь, только упражнялись в красноречии.
Наконец генеральный секретарь успокоился, и беседа пошла ровнее.
– В основном ставят острый гастрит. Или пилороспазмы. Иногда говорят, истерические боли, вызванные тем, что моя жена страдала три года назад от родовых схваток, – и добавил в сторону: – Как раз незадолго до ее смерти.