— Согласна, что он будет удивлен, но не согласна со всем остальным. — Барбара заколебалась: — Карен, ты не должна носить это в себе. Я постараюсь разделить все твои тревоги.
— Я так и думала. Потому-то я и попросила тебя поехать со мной.
— Я имею в виду не это. Я тоже беременна.
— Что?
— Да, да. Так что мы можем сообщить всем сразу два радостных известия.
— Боже мой! Барбара! Но как же? Барбара пожала плечами.
— Неосторожность. А как это произошло с тобой? Карен вдруг улыбнулась.
— Как? Меня просто опылила пчелка, как же еще? Ты, наверное, хотела спросить «кто»?
— «Кто» меня совершенно не интересует. Это твое личное дело. Ну, так как, может, пойдем и скажем им? Я готова говорить от нас обеих.
— Погоди минутку. Ты сама-то собиралась извещать об этом кого-нибудь? Или не собиралась?
— В общем-то, нет, — честно ответила Барбара. — Я хотела подождать, пока не станет заметно.
Карен взглянула на талию Барбары.
— Ничего не заметно. А ты уверена?
— У меня уже два раза ничего не было. Я беременна. Или больна, что гораздо хуже. Давай соберем белье, пойдем и все им расскажем.
— Но ведь по тебе ничего не видно, да и по мне тоже, если специально не приглядываться. Может, нам пока ничего не говорить, а приберечь эти новости на крайний случай?
— Карен, почему бы тебе не признаться сначала отцу? А он уж пускай сообщает матери.
Карен обрадовалась.
— Ты думаешь, так можно сделать?
— Я просто уверена, что Хью предпочел бы услышать об этом в отсутствие твоей матери. Так что иди, найди его и все ему расскажи. А я развешу белье.
— Уже бегу!
— И ни о чем не беспокойся. Мы спокойно родим наших детей и будем вместе их воспитывать. Ничего плохого с ними не случится. Знаешь, как нам будет весело! Мы будем просто счастливы.
Глаза Карен засияли.
— Да, и у тебя будет девочка, а у меня мальчик. Потом мы их поженим и обе станем бабушками!
— Вот теперь ты снова настоящая Карен. — Барбара поцеловала ее. — Беги и расскажи обо всем отцу.
Карен застала Хью за выкладыванием печи. Когда она сказала, что хотела бы поговорить с ним наедине, он охотно согласился.
— Пойдем вместе посмотрим, как там канал, заодно и поговорим.
Отец дал ей лопату, а сам взял ружье.
— Ну, так что у тебя на уме, девочка моя?
— Давай отойдем немного подальше.
Они отошли уже довольно далеко, когда Хью остановился, взял у нее из рук лопату и стал подравнивать край канала.
— Папа! Ты, может быть, заметил, что у нас не хватает мужчин?
— Нет. Трое мужчин и три женщины. Совершенно нормальное соотношение.
— Я имела в виду не это. Наверное, мне следовало сказать «возможных избранников».
— Тогда так и говори.
— Хорошо. Я уже поправилась. Мне нужен совет. Что хуже: кровосмешение, межрасовый брак или положение старой девы?
Он еще раз копнул и остановился.
— Я не собираюсь заставлять тебя оставаться старой девой.
— Я так и думала. А как насчет двух вытекающих отсюда возможностей?
— Кровосмешение, — медленно проговорил он, — обычно ни к чему хорошему не приводит.
— Следовательно, у меня остается только один выход.
— Подожди. Я сказал «обычно». — Он уставился на лопату. — Честно говоря, я никогда не задумывался над этим… у нас и так проблем по горло. Браки между братьями и сестрами не такая уж и редкость. И результаты не обязательно плохие. — Он нахмурился. — Но ведь есть еще и Барбара. Может быть, нам придется примириться с полигамией?
— Не то, папа. Кровосмешение может произойти не обязательно с братом.
Он изумленно уставился на нее.
— Если ты хотела удивить меня, то ты добилась успеха, Карен.
— Шокировать тебя, ты хотел сказать?
— Нет, удивить. Ты что, серьезно собираешься предложить то, о чем говорила?
— Папочка, — грустно сказала она, — это единственное, чем я никогда бы не стала шутить. Если бы мне пришлось выбирать между тобой и Дьюком — как между мужьями, естественно, — я бы без колебаний предпочла тебя.
Хью вытер лоб.
— Карен, мне очень не хочется принимать твои слова всерьез…
— Но я серьезно говорю!
— Похоже на то, к сожалению. Следовательно, я должен понимать тебя так, что Джозефа ты отметаешь начисто? Ты думала об этом?
— Конечно!
— Ну и что?
— Сам понимаешь, что не просчитать этот вариант я не могла. Джо очень мил, но, увы! Он совсем мальчишка, хотя и немного старше меня. И если я когда-нибудь скажу ему «у-у-ух», он, по-моему, просто выскочит из собственной кожи. Нет, это не то.
— Может быть, на твое решение оказывает влияние цвет его кожи?
— Папа, знаешь что? Мне очень хочется плюнуть тебе в лицо за такие слова. Ты ведь прекрасно понимаешь, что я не наша мамочка.
— Я просто хотел быть уверен. Карен, тебе хорошо известно, что для твоего отца цвет кожи не имеет никакого значения. В человеке меня больше всего интересуют другие вещи. Крепко ли он держит свое слово? Выполняет ли он свои обещания? Честно ли он трудится? Храбр ли он? Выступит ли он в защиту справедливости? И Джо во всех этих отношениях очень импонирует мне. Мне кажется, ты относишься к нему предвзято. — Он вздохнул. — Если бы мы по-прежнему жили в Маунтин-Спрингс, я бы не стал понуждать тебя выходить замуж за негра. Слишком паршиво относятся к этому окружающие. Настолько, что подобные браки почти всегда трагедия. Здесь же, слава Богу, эти варварские пережитки над нами не довлеют. И я советую тебе серьезно подумать насчет Джо.
— Да думала я, много думала! Я могу выйти за Джо, но хочу, чтобы ты знал: если бы я могла выбирать свободно, то выбрала бы тебя!
— Благодарю.
— Он еще меня благодарит, черт возьми! Я женщина, а ты мужчина, который нравится мне больше всех. Но мне тут все равно ничего не светит. И ты знаешь, почему. Из-за мамочки.
— Я знаю. — Его лицо внезапно приняло усталый вид. — Обычно приходится делать не то, что хочется, а то, что можно. Карен, мне ужасно жаль, что я лишил тебя возможности выбирать из гораздо более длинного списка кандидатов.
— Папочка, ты научил меня главному — не проливать слез над тем, чему не поможешь. Это любимое занятие матери, но не мое. Да и Дьюк не прочь порой, хотя ему это свойственно в меньшей степени, чем ей. В данном вопросе я больше похожа на тебя. Мой принцип — считай свои очки и играй соответственно. Глупо жаловаться на то, что пришли плохие карты. Ты понимаешь меня, отец?
— Да.
— Но я пришла сюда не для того, чтобы предложить тебе руку и сердце. И даже не затем, чтобы утешить тебя, хотя, раз уж я сказала так много, я могла бы добавить и то, что ты можешь получить меня, если захочешь… Впрочем, ты, конечно, догадывался об этом и раньше. Так вот: я пришла, чтобы выяснить для себя кое-что, прежде чем сообщить тебе одну вещь. Я уже оценила свои шансы и решила играть ва-банк. Тут уж ничего не поделаешь…
— Что-что? Может быть, я смогу помочь?
— Вряд ли. Я беременна, папа.
Он выпустил лопату из рук и порывисто обнял дочь.
— О, это же замечательно!
— Папа, — в конце концов сказала она, — если ты не отпустишь меня, я не смогу застрелить медведя.
Он тут же разжал объятия, схватил ружье и оглянулся.
— Где он?
— Нигде. Но ты сам всегда напоминал нам о бдительности.
— Ах, да! Ну, теперь я буду настороже. Кто же отец ребенка? Джо или Дьюк?
— Ни тот ни другой. Это случилось еще раньше, в колледже.
— О! Это еще лучше!
— Почему? Черт возьми, отец, все идет совсем не так, как я предполагала. Дочь является домой испорченной. В таких случаях, само собой разумеется, папаша вне себя от ярости. Ты же реагируешь, по меньшей мере, странно. Честно говоря, я от тебя такого не ожидала.
— Прошу прощения. При других обстоятельствах я, возможно, попенял бы, что ты довольно неосторожна…
— О, еще как! Я рискнула так же, как одна негритянская матрона, которая сказала: «Да тыщу раз ничего не случалось». Сам знаешь.
— Боюсь, что да. Но в нашем нынешнем положении этому приходится только радоваться. До сих пор я считал, что моя дочь еще девочка. И вдруг узнаю, что она женщина, что моя дочь собирается подарить нам ребенка, отец которого находится вне нашей группы. Разве ты не понимаешь, дорогая? Ты почти удвоила шансы нашей колонии на выживание.
— Это я-то?
— Подумай сама, ведь ты достаточно умна. Кстати, отец твоего ребенка… он из хорошей семьи?
— А как ты думаешь, папа, связалась бы я с ним, если бы он был небезупречен?
— Извини, доченька. Вопрос, конечно, глупый. — Он улыбнулся. — Мне что-то расхотелось работать. Пойдем-ка лучше поделимся с другими этой доброй вестью.
— Хорошо, но, папа, что же мы скажем матери?
— Правду. Причем говорить буду я. Не беспокойся, девочка моя. Ты только роди ребенка, а уж я позабочусь обо всем остальном.
— Есть, сэр! Знаешь, папа, только сейчас я по-настоящему хорошо себя почувствовала.
— Вот и отлично.
— Я почувствовала себя так хорошо, что даже забыла кое о чем. Ты знаешь, Док Ливингстон тоже собирается иметь детей…
— Знаю.
— А почему же мне ничего не сказал?
— Ты имела столько же возможностей обратить на это внимание, сколько и я.
— Верно, но вообще-то это нехорошо с твоей стороны — заметить, что Док беременна, и не заметить, что беременна твоя родная дочь.
— Я подумал было, что ты в последнее время слишком много ешь…
— А, так ты, значит, все-таки что-то заметил! Папочка, иногда ты мне ужасно нравишься! А отныне будешь нравиться всегда. Всегда!
Хью решил сначала подзаправиться, а потом уже поговорить с Грейс. Что ни говори, серьезное сражение не стоит начинать на пустой желудок.
Из напыщенных речей жены, которые ему пришлось выслушать, следовало, что Карен всегда была неблагодарной дочерью, позором семьи, бесстыдной маленькой шлюхой, а Хью, в свою очередь, дрянным отцом, негодным мужем и, наконец, человеком, на которого можно было бы свалить вину за беременность дочери.
Хью позволял ей нести всю эту несусветную чушь до тех пор, пока она не остановилось, чтобы перевести дыхание.
— Успокойся, Грейс.
— Что? Хьюберт Фарнхэм, вы еще считаете себя вправе затыкать мне рот? Как вы вообще смеете сидеть здесь, в то время как ваша дочь так нагло през…
— Заткнись, или мне придется заставить тебя сделать это.
— Мама, сбавь обороты, — сказал Дьюк.
— Ах, и ты с ним заодно? Боже, могла ли я подумать, что когда-нибудь настанет день…
— Мама, ты можешь успокоиться? Давай послушаем, что скажет отец.
Грейс постаралась сдержать гнев, затем обратилась к Джо:
— Оставь нас.
— Джо, сиди, где сидишь, — приказал Хью.
— Да, Джо, останься, пожалуйста, — поддержала Карен.
— Ну что ж, если ни у кого из вас нет элементарного чувства приличия…
— Грейс, сейчас я гораздо ближе, чем когда бы то ни было к тому, чтобы ударить тебя. Уймешься ты когда-нибудь или нет? Ты должна послушать, что скажут другие.
Она взглянула на сына. Дьюк старательно избегал ее взгляда.
— Хорошо, я послушаю. Только толку от этого не будет никакого.
— А мне кажется, что будет, потому что это чрезвычайно важно. Грейс, нет никакого смысла измываться над Карен. Кроме того, твоя жестокость по отношению к ней просто странна. Ведь ее беременность — это радостное событие для нас.
— Хьюберт Фарнхэм, сдается мне, что вы совсем выжили из ума.
— Прошу тебя! Ты руководствуешься критериями обывательской морали, что при данных обстоятельствах довольно глупо.
— Вот как? Значит, по-твоему, принципы морали глупы, не так ли? Да ты просто распевающий гимны лицемер!
— Моральные принципы не глупы сами по себе. Именно мораль есть краеугольный камень наших отношений. Но как бы аморальна ни была беременность Карен с точки зрения окружающего общества, которое к тому же и существовать-то перестало, сейчас это потеряло всякое значение. Поэтому не будем больше обсуждать ее поведение. То, что произошло, для нашей маленькой общины — сущее благо. Подумайте хорошенько: нас здесь шестеро, причем четверо — близкие родственники. С генетической точки зрения, у нас очень ограниченный генофонд. И все же мы должны как-то продолжать свой род, иначе нет смысла бороться за выживание. Теперь появился седьмой человек, хотя и не собственной персоной. На такое счастье даже и рассчитывать не приходилось. Молю Бога, чтобы у Карен родились близнецы, которыми наша семья всегда изобиловала. Это еще усилит наших потомков.
— Ты говоришь о собственной дочери, как о корове!
— Она моя дочь, и я люблю ее, но самое главное сейчас в ней то, что она женщина и ждет ребенка. Я хотел бы, чтобы и ты, и Барбара были тоже беременны… и причем от совершенно посторонних людей. Нам необходимо смешение самой разной крови, чтобы предотвратить опасность вырождения будущих поколений.
— Я не собираюсь сидеть здесь и выслушивать твои оскорбления!
— Я всего лишь сказал «хотел бы», и в лице Карен мы неожиданно получили это чудо. Нам следует просто-таки лелеять ее, Грейс, и проявлять по отношению к ней максимальную заботу на протяжении всего периода ее беременности. И больше всех других заботиться о Карен должна ты.
— Ты хочешь сказать, что я вовсе не собираюсь заботиться о ней? Это ты, ты никогда не заботился о собственной дочери!
— То, что она моя дочь, не имеет значения. Я сказал бы то же самое в случае беременности Барбары, тебя или любой другой женщины. Отныне Карен освобождается от всякой тяжелой работы. Стирка, которой она занималась сегодня, возлагается на тебя. Довольно бить баклуши. Будешь во всем ей помогать. И самое главное: больше никаких обвинений, грубости, нравоучений в ее адрес. Ты будешь мила и добра с ней! Постарайся не забываться, Грейс. Или мне придется наказать тебя.
— Ты не посмеешь!
— Надеюсь, ты не станешь давать мне повод для репрессий. — Хью повернулся к сыну: — Дьюк, могу я рассчитывать на твою поддержку? Отвечай!
— А что ты подразумеваешь под наказанием, отец?
— Любые меры, которые мы будем вынуждены принять. Слова. Общественные меры принуждения. Физические наказания, если потребуется. Все, вплоть до исключения из группы, коли иного выхода не останется.
Дьюк побарабанил пальцами по столу.
— Все это довольно жестоко, па.
— Да, я и хочу, чтобы ты подумал о самых крайних мерах.
Дьюк взглянул на сестру.
— Хорошо. Я поддерживаю тебя. Мама, придется вести себя соответственно…
— Мой собственный сын пошел против меня! О Господи, зачем я вообще появилась на свет?
— Барбара?
— Что я думаю? Я согласна с тобой, Хью. Карен необходимо доброе отношение. Ее нельзя нервировать.
— А ты не лезь не в свое дело! Барбара спокойно взглянула на Грейс.
— Прошу прощения, но моим мнением поинтересовался ваш муж. Да и Карен просила меня присутствовать здесь. Мне кажется, Грейс, что вы вели себя отвратительно. Внебрачный ребенок не самое большое несчастье.
— Тебе легко говорить!
— Может быть. Но вы постоянно придираетесь к Карен… Вы не должны так поступать.
— Скажи им, Барбара, — вдруг вмешалась Карен, — о себе.
— Ты этого хочешь?
— Лучше скажи. А то она сейчас набросится на тебя.
— Хорошо. — Барбара прикусила губу. — Я тоже беременна… и очень рада этому. Ребенок и несчастье — понятия взаимоисключающие.
Наступившая тишина показала Барбаре, что она добилась цели — отвела огонь от Карен. Сама же она чувствовала себя совершенно спокойной — впервые с тех пор, как заподозрила, что беременна. Она не проронила ни слезинки — о нет! — но обнаружила, что напряжение, о котором она и не подозревала, покинуло ее.
— Ах ты, шлюха! Ничего удивительного, что моя дочь пошла по кривой дорожке, если попала под влияние такой…
— Молчи, Грейс!
— Да, мама, — поддержал отца Дьюк, — лучше успокойся.
— Я только хотела сказать…
— Ты ничего не скажешь, мама. Я не шучу. Миссис Фарнхэм сдалась. Хью снова заговорил: