Глава 15
Зачем мы сюда пожаловали?
Судя по записям у меня в дневнике, в новый дом мы перебрались в первый день весны. Гретхен помогла мне подготовиться к встрече. Я предложил пригласить и Марушку, поскольку дел было невпроворот, но Гретхен с таким надутым видом фыркнула: "Как хочешь!", что я не стал настаивать. Странный народ эти женщины. Хотя Гретхен и впрямь превосходная хозяйка. Я ночевал в доме с тех пор, как его соорудили, несмотря на то что техники из инженерной конторы установили антенну на крыше и подключили тепло и свет гораздо позже. Но до зимы они успели, и я целый месяц с наслаждением занимался внутренней отделкой дома, а попутно собирал запасы льда на лето. Лед я стаскивал в овраг возле дома, туда, где собирался посадить яблони: пока не построю настоящий погреб, пускай лед хранится там. Первые месяцы после переезда семьи я вспоминаю как самые счастливые в моей жизни. Мы снова были вместе, и это было хорошо. Отец по-прежнему проводил большую часть темных фаз в городе, работая на полставки; ему хотелось закончить разработку проекта и побыстрее расплатиться с долгами. Зато в светлые фазы мы пахали почти круглосуточно, бок о бок или по крайней мере неподалеку друг от друга. Молли, по всей видимости, понравилось быть домохозяйкой. Я учил ее стряпать, и она схватывала все на лету. Приготовление пищи на Ганимеде настоящее искусство. Как правило, приходится готовить под давлением, даже жарить, поскольку вода закипает при температуре чуть выше 104 градусов [40 градусов по Цельсию]. Вы можете помешивать закипевшую воду пальцем, только не слишком долго, конечно. Затем Молли перешла в подмастерья к Маме Шульц. Я не возражал: Мама Шульц прирожденный художник, Молли под ее руководством станет настоящей поварихой. Пегги приходилось постоянно жить в своей комнате, но мы надеялись, что скоро она сможет выйти. Мы снизили у нее давление до восьми фунтов, половина на половину кислород с азотом, и собирались там за обедом. Вообще-то я не выношу эту вязкую густую атмосферу, но ради того, чтобы вместе посидеть за обеденным столом, можно пойти на жертвы. В конце концов я так привык к смене давлений, что даже боли в ушах не чувствовал. Впрочем, если было желание, Пегги могла прогуляться. Из города мы привезли ее в прозрачном пузыреносилках - еще одна вещь, купленная в кредит! - а отец присобачил туда кислородный баллон от старого космического костюма, который пожертвовали сотрудники из команды проекта "Юпитер". Пегги забиралась в пузырь, закрывалась, мы снижали давление у нее в комнате и выносили ее на волю - позагорать на солнышке, полюбоваться на горы и озеро и поглазеть, как мы с отцом работаем на поле. Прозрачный пластик пузыря пропускал ультрафиолетовые лучи, и Пегги это шло на пользу. Она была такая маленькая и щупленькая, что таскать ее в носилках не составляло никакого труда. Светлые фазы она в основном проводила на воздухе. Поначалу у нас в хозяйстве была курочка-несушка, пятнадцать оплодотворенных яиц и пара кроликов. Вскоре на столе появились мясные блюда. Пегги мы внушали, что жареных цыплят, которых мы уплетаем за обедом, нам поставляют Шульцы; по-моему, она верила. Я ежедневно наведывался к Шульцам за свежим молоком для Пегги, но в середине лета мне подвернулся шанс приобрести в кредит и за вполне разумную цену симпатичную буренку-двухлетку. Пегги назвала ее Мэйбл и очень сокрушалась, что не может ее погладить. Дел на ферме - знай только поворачивайся Я так и не выбрал время, чтобы сдать экзамены, и со скаутскими собраниями дело обстояло не лучше. Слишком уж много забот навалилось. К примеру, сооружение пруда в лагуне Серенидад. Здесь были и планктон, и водоросли, но рыба пока не водилась. И даже когда она появится, разрешение на ловлю дадут не скоро. Поэтому я вырыл пруд, и мы стали на китайский манер разводить в нем рыбу. Поле тоже требовало неустанной заботы. Мой травяной ковер удержал-таки почву, и мы решили, что пора запускать туда земляных червей Отец хотел послать образец почвы в город на анализ, но тут к нам заглянул Папа Шульц. Услышав про наши сомнения, он взял горсть земли, помял в ладони, понюхал, пожевал - и заявил, что можно смело заселять червей. Я так и сделал, и черви прижились. Мы то и дело встречали их во время пахоты. По тому, как взошла трава, сразу было видно, где проходят полосы с "платной грязью". Видны были и участки, пораженные инфекцией, но их оказалось немного. Предстояло еще ой как потрудиться, прежде чем полосы сольются воедино и мы сможем подумать об аренде "жевалки", чтобы обработать еще полтора акра, используя для их оплодотворения наш собственный суглинок и компост. И только после этого, то есть значительно позже, можно будет взяться за расчистку следующих нескольких акров. Мы посадили рассаду - морковь, салат, свеклу, капусту, брюссельскую капусту, картошку и капусту спаржевую. А между грядками посеяли рожь. Мне хотелось засеять хоть один акр пшеницей, но земли пока было маловато. Рядом с домом мы разбили небольшой огородик, где росли помидоры, тыква, горох и бобы. Это "пчелиные" растения, и Молли опыляла их вручную - безумно утомительное занятие. Мы мечтали, что когда-нибудь обзаведемся своим ульем; энтомологи из отдела биономии вкалывали до седьмого пота, пытаясь вывести пчел, приспособленных к нашим условиям. Дело в том, что, хотя у нас сила тяжести меньше земной только втрое, давление воздуха ниже почти в пять раз, а пчелам это не нравится - летать им, видите ли, тяжело. А может, пчелы просто консервативны по натуре. Наверное, я и впрямь был счастлив - или слишком занят и измотан, чтобы чувствовать себя несчастным - вплоть до следующей зимы. Сначала зима показалась мне просто курортом. Делать было почти нечего разве только лед натаскать да присмотреть за коровой, кроликами и цыплятами. Выдохся я до предела, нервы стали ни к черту, но сам я этого не замечал. Молли, думаю, устала не меньше моего, однако терпела и молчала, хотя и непривычна была к сельской жизни, не умела так ловко вести хозяйство, как Мама Шульц, например. Молли мечтала о том, чтобы в доме наконец появился водопровод. Но при нашем раскладе в ближайшем будущем ей это не светило. Я, разумеется, носил ей воду из ручья, в котором каждый раз приходилось долбить новую полынью, но воды не хватало. Впрочем, Молли никогда не жаловалась вслух. Отец тоже не жаловался, однако на щеках у него образовались глубокие складки, сбегавшие от носа ко рту, и их не скрадывала даже борода. В основном, конечно, из-за Пегги. Когда мы перевезли ее на ферму, Пегги очень оживилась. Мы постепенно снижали у нее в комнате давление, и она с жаром уверяла, что чувствует себя прекрасно, и все канючила, чтобы ей разрешили выйти на свежий воздух. Как-то раз, по совету доктора Арчибальда, мы ее вывели - кровь носом у нее, правда, не пошла, но через десять минут она запросилась обратно. Пегги здесь не приживалась. И не только из-за давления: этот мир был для нее чужим. Она в него не вписывалась, не могла пустить в нем корни и расти. Видели вы когда-нибудь, как чахнет пересаженное растение? Очень похоже. Дом Пегги остался на Земле. Мы не то чтобы совсем уж бедствовали, но что ни говори, а есть большая разница между жизнью зажиточного фермера, к примеру такого, как Папа Шульц, когда у вас на скотном дворе навалом коровьего навоза, в погребе висят окорока, а в доме все удобства, включая водопровод, - и существованием голодранцев вроде нас, пытающихся встать на ноги на клочке целины и по уши завязших в долгах. Мы эту разницу ощутили на собственной шкуре и зимой смогли подумать о ней на досуге. Как-то в четверг мы собрались после обеда в комнате Пегги. Только что началась темная фаза, отцу пора было возвращаться в город; мы, как правило, устраивал ли перед его уходом небольшие посиделки. Молли штопала, Пегги с Джорджем играли в криббидж. Я вытащил аккордеон и принялся перебирать клавиши. Настроение у всех было умиротворенное. Не знаю, как меня угораздило, но я вдруг обнаружил, что наигрываю мелодию "Зеленых холмов Земли". Давненько я ее не вспоминал. Отгремев фортиссимо "Терры сыны уходят в полет! Ракеты с ревом мчат нас вперед!", я вдруг подумал, что ракеты давно уже летают безо всякого рева. Эта мысль все еще вертелась у меня в голове, когда я дошел до припева, который поют очень тихо: "Мы Господа молим о последней посадке на шарике нашем родном..." Я поднял глаза и увидел, что по щекам у Молли катятся слезы. Руки бы мне повыдергать, честное слово! Я оборвал мелодию, бросил пронзительно вскрикнувший аккордеон и встал. - Что стряслось, Билли? - спросил отец. Я пробормотал что-то о необходимости пойти взглянуть на Мэйбл. Вышел в гостиную, оделся, вылез на улицу, но к хлеву даже не подошел. Кругом намело сугробы, тьма стояла - хоть глаз выколи, хотя Солнце зашло всего пару часов назад. Снегопад утих, но тучи над головой заслоняли Юпитер. Потом на западе чуть посветлело, в просвет пробились закатные солнечные лучи. Когда глаза привыкли к темноте, я разглядел в этом призрачном свете горы, заснеженные до самых подножий и уходящие верхушками в облака, озеро припорошенную снегом ледяную пластину - и причудливые тени валунов за полем. Картина как нельзя лучше соответствовала моему настроению. Именно в такое место и нужно ссылать людей отбывать наказание за долгую грешную жизнь. Я стоял и думал - каким ветром меня-то сюда занесло? Тучи на западе расступились еще чуть-чуть, и низко над горизонтом, прямо над той точкой, где село Солнце, показалась яркая зеленая звезда. Это была Земля. Не помню, сколько я так простоял. Кто-то вдруг положил мне руку на плечо я вздрогнул. Отец, закутанный до ушей для девятимильного перехода в снегу и во мгле, спросил: - Что с тобой, сынок? Я хотел ответить, но язык у меня примерз к гортани. В конце концов я выдохнул: - Отец, зачем мы сюда пожаловали? - Гм... Ты этого хотел. Помнишь? - Помню, - согласился я. - Но настоящая, основная причина, зачем мы пожаловали сюда, это чтобы уберечь твоих внуков от голода. Земля перенаселена, Билл. Я снова посмотрел на Землю. И сказал: - Отец, я сделал открытие. Жизнь - нечто большее, чем трехразовое питание. Конечно, мы соберем урожай - на таком черноземе и бильярдный шар волосней обрастет. Но на внуков особо не рассчитывай: не хочу обрекать своих детей на такую жизнь. Теперь я знаю, в чем наша ошибка. - Ты не прав, Билл. Твои дети полюбят этот мир, так же, как эскимосы любят свою родину. - Сомневаюсь, что можно полюбить этот ад. - Но ведь предки эскимосов не были эскимосами. Они тоже были иммигранты. Если ты пошлешь своих детей на Землю, в школу например, они будут тосковать по Ганимеду. А Землю возненавидят. Они там будут весить непривычно много, воздух им придется не по нутру, климат - не по душе, да и люди тоже. - Хм-м... Слушай, Джордж, а тебе здесь нравится? Ты доволен, что мы сюда приехали? Отец долго молчал. И наконец произнес: - Я беспокоюсь за Пегги, Билл. - Да, я знаю. Но сам ты как? И Молли? - За Молли я спокоен. У женщин часто бывают перепады настроения, это не страшно. - Он встряхнулся и сказал: - Мне пора. Иди домой, пусть Молли нальет тебе чаю. А потом сходи взгляни на кроликов. Сдается мне, крольчиха вот-вот разродится - не потерять бы потомство. Отец сгорбился и побрел к дороге. Я провожал его взглядом, пока он не скрылся во мраке, а потом пошел домой.
Глава 16
По линеечке
И вдруг наступила весна, и все стало замечательно. Даже зима показалась милее, когда миновала. Без нее нам пришлось бы туго; замерзание и оттаивание просто необходимо для почвы, не говоря уже о том, что многие зерновые не дают урожая без холода. Словом, четыре недели плохой погоды - вполне терпимое испытание. С наступлением весны отец прекратил работу в городе, и мы на пару впряглись в посевную. Я взял в аренду самоходную тележку и прошелся вдоль полос, распределяя в промежутках между ними живую почву. Потом мы чуть не сломали себе спины, подготавливая овраг к посадке яблонь. Как только Папа Шульц презентовал мне семечки, я тут же засунул их в горшки с землей и держал в доме, сначала у Шульцев, потом у нас. Шесть из них проросли, а теперь саженцы уже вымахали почти на два фута. Интересно, приживутся ли они на воле? Не исключено, что на зиму их придется перемещать обратно в дом, но попытаться все же стоит. Отца тоже заинтересовал этот эксперимент, и не столько из-за фруктов, сколько из-за древесины. Казалось бы, древесина - материал устаревший, а поди попробуй, обойдись без него! Джордж, по-моему, грезил видом Большого Сахарного хребта, покрытого высокими стройными соснами... может быть, когда-нибудь. Так что мы углубили овраг, провели туда дренажные трубы, расширили его, вбухали заготовленный зимой компост и присыпали драгоценным черноземом. Места хватило бы яблонь на двадцать, но мы высадили только шесть саженцев-малюток. Папа Шульц явился и лично благословил своих питомцев. Затем он зашел в дом поздороваться с Пегги и заполнил собою всю ее комнатку. Джордж говорит - когда Папа делает вдох, давление в комнате падает. Чуть позже Папа с отцом перебрались в гостиную потолковать. Я собирался выйти, но отец остановил меня вопросом: - Билл, а не пробить ли нам здесь окно? - И показал на глухую стенку. - Чего? - изумился я. - Так ведь все тепло же мигом выдует! - Я имею в виду настоящее окно, застекленное. - А-а! Я задумался. Мне еще не доводилось жить в доме с окнами, мы всегда снимали квартиру. Окна я, конечно, видал - на Земле, в сельских домах, - но на Ганимеде построек с окнами не было. Мне даже в голову не приходило, что они тут могут быть. - Папа Шульц собирается пробить у себя окно, - продолжал отец. - Мне кажется, это будет славно: сидеть светлыми вечерами дома и любоваться видом на озеро. - В доме должны быть окна и камин, - убежденно промолвил Папа. - Теперь, когда у нас производят стекло, я хочу иметь вид из окна. - Триста лет человечество глядело через стеклянные окна, - кивнул отец, - а потом заперло себя в крохотных кондиционированных каморках и стало глазеть на дурацкие телеизображения. Так и на Луне можно жить, какая разница? Идея меня ошеломила, но вдохновила. В городе, я знал, были стекольные мастерские. Джордж говорит, что изготовление стекла - одно из древнейших ремесел, если не самое древнее, и определенно одно из простейших. Но я-то думал, что они там делают бутылки и тарелки, а вовсе не оконные стекла. На толкучке уже появились стеклянные бутылки в десять раз дешевле, чем импортные. Окно с видом - нет, идея и впрямь хороша! Можно сделать одно окно на южной стороне, с видом на озеро, а другое - на северной, чтобы любоваться горами. А почему бы не на потолке? Лежишь себе на коечке, а старина Юпитер перед тобой как на ладони! Не горячись, Уильям, сказал я себе; ты сейчас построишь целый стеклянный замок. Когда Папа Шульц ушел, мы еще раз обсудили с Джорджем эту тему. - Слушай, - сказал я, - я насчет идеи с окнами. Идея что надо, особенно для Пегги. Вопрос в том, по карману ли нам она? - Думаю, да. - Я имею в виду: сможем ли мы позволить себе эту роскошь, но чтобы тебе не пришлось возвращаться на работу в город? Ты себя загонишь до смерти, а это ни к чему. Теперь мы в состоянии прокормиться тем, что дает ферма. - Я намеревался поговорить с тобой об этом, - кивнул отец. - Я уже почти решил уволиться, Билл, но мне не хочется бросать преподавание в субботней школе. - Тебе обязательно там оставаться? - Видишь ли, Билл, мне нравится читать лекции. А о деньгах не беспокойся: мы получим стекло бесплатно, как чаевые за разработку технологии процесса твой старик не зря просиживает штаны в конторе. А теперь давай-ка за работу. В пятнадцать часов по расписанию дождь. Недели через три после этого разговора должен был состояться небесный парад. Событие это чрезвычайно редкое - когда Ганимед, Каллисто, Ио и Европа выстраиваются строго по линеечке по одну сторону от Юпитера. Вообще-то раз в каждые семьсот два дня они пытаются это сделать, но безуспешно. Дело в том, что период обращения у них очень разный - от двух дней у Ио до более двух недель у Каллисто, и разрыв во времени получается неровным. А кроме того, орбиты у них имеют различную эксцентричность и пролегают не совсем в одной плоскости. Так что, сами понимаете, небесный парад - событие из ряда вон выходящее. К тому же на сей раз на одной прямой вместе со спутниками окажется и Солнце, а Юпитер будет в полной фазе. Мистер Хукер, главный метеоролог, заявил, что, согласно подсчетам, такое четкое построение повторится не раньше чем через двести тысяч лет. Неудивительно, что все мы с нетерпением ожидали этого зрелища. Ученые, работавшие над проектом "Юпитер", тоже засуетились, готовясь к наблюдению за парадом. Ведь благодаря тому что построение произойдет во время полной юпитерианской фазы, не только шестое небесное тело - Солнце - окажется в строю, но все это будет видно невооруженным глазом, поскольку тени от Ганимеда и Каллисто достигнут центра Юпитера одновременно с Ио и Европой. Полная фаза у Юпитера наступает в шесть часов утра в субботу; в четыре тридцать мы встали, а в пять уже вышли на улицу. Мы с Джорджем вынесли на носилках Пегги. И успели как раз вовремя. Стояла безоблачная летняя ночь, ясная и светлая. Над головой, словно воздушный шар, сиял старик Юпитер. Ио робко "поцеловала" его восточный краешек - "первый контакт", как говорят астрономы. Европа уже переползла за восточный край Юпитера, и мне пришлось прищуриться, чтобы ее разглядеть. Когда спутник в форме полумесяца, его движение проследить нетрудно, но округлившись он почти сливается с фоном. Однако Ио с Европой хоть чуточку, но ярче Юпитера, к тому же они нарушают его полосатый узор и таким образом позволяют себя обнаружить. Уже на фоне Юпитера, но еще в восточной его половине - где-то на полпути к центру - ползли тени Ганимеда и Каллисто. Я бы не смог разобрать, какая из них чья, если бы не знал, что тень Ганимеда должна быть восточнее. Выглядели они просто круглыми черными точками. Три тысячи миль - сущая мелочь, когда их наложишь на диск диаметром восемьдесят девять тысяч миль. Ио была чуть побольше, чем эти точки, Европа же значительно их превосходила - выглядела почти как Луна с Земли. Мы почувствовали слабый толчок, но не обратили на него внимания - дело привычное. К тому же в этот момент Ио "поцеловала" Европу и начала понемножку скользить за нее (или под нее). Все они ползли по лицу Юпитера: спутники довольно быстро, тени - медленнее. Примерно через полчаса после того, как мы вышли из дома, две тени встретились и начали сливаться. Ио уже наполовину скрылась за Европой и походила на выпуклый горб у нее на боку. Спутники прошли половину пути до центра, тени были к нему еще ближе. Около шести Европа (Ио не было видно, Европа полностью заслонила ее) "поцеловалась" с тенью, которая тоже к тому времени округлилась. Через четыре-пять минут тень заползла на Европу. Все они выровнялись по линеечке - я сознавал, что вижу самое необычайное в своей жизни зрелище: Солнце, Юпитер и четыре его крупнейших спутника выстроились в ряд, как на параде. У меня вырвался глубокий вздох: не знаю, как долго я простоял, затаив дыхание. - Во дают! - Вот и все, что я смог сказать. - В общем я разделяю твои чувства, Билл, - отозвался отец. - Молли, может, отнесем Пегги домой? Боюсь, как бы она не простудилась. - Давай, - согласилась Молли. - Я, например, уже продрогла. - А я, пожалуй, пойду спущусь к озеру, - сказал я. Естественно, ожидался рекордно большой прилив. На озере его не увидишь, слишком оно маленькое, но я предварительно отметил уровень воды и надеялся, что смогу замерить разницу. - Только не заблудись впотьмах, - крикнул мне вдогонку отец. Я не отреагировал: глупые замечания не требуют ответа. Я уже пересек шоссе и спустился вниз на четверть мили, когда грянул первый удар. Меня шибануло прямо в лицо - такого мощного толчка я за всю жизнь не припомню. Бывали в Калифорнии землетрясения, но этому они и в подметки не годились. Я упал ничком и долго лежал, впиваясь ногтями в скалу и пытаясь удержать ее на месте. А тошнотворная качка все длилась и длилась, и гул ее сопровождал невыносимый - утробный жуткий рык, сильнее и страшнее грома. Какой-то камень, скатившись, пнул меня в бок. Я встал на ноги и постарался на них удержаться. Земля все еще ходила ходуном и грохотала. Я опрометью бросился к дому - словно скользя по дрейфующей льдине; дважды падал и вновь подымался... Передняя стена дома обрушилась. Крыша сползла набекрень под каким-то сумасшедшим углом. - Джордж! - завопил я. - Молли! Где вы? Джордж услыхал меня и выпрямился. Он стоял по ту сторону дома, я увидел его поверх съехавшей крыши. И бросился к нему с криком: - Ты в порядке? - Помоги мне вытащить Молли... - выдохнул он. Позже я узнал, что Джордж вместе с Молли и Пегги вошел в дом, помог Пегги выбраться из носилок, проводил ее в комнату и вышел, оставив Молли готовить завтрак. Толчок настиг его, когда он возвращался из хлева. Но в тот момент нам некогда было выяснять подробности; мы вдвоем поднимали плиты, каждую из которых укладывали на место четверо скаутов. Джордж кричал не переставая: - Молли! Молли! Где ты? Она лежала на полу рядом с каменным верстаком, на который обрушилась крыша. Мы стащили крышу, Джордж забрался на обломок, дотянулся до Молли: - Молли! Молли, дорогая! Она открыла глаза. - Джордж! - С тобой все в порядке? - Что случилось? - Землетрясение. Ты в порядке? Ты не ранена? Она села, поморщилась, словно от боли, и сказала: - Мне кажется, я... Джордж! Где Пегги? Пегги?! Комната Пегги уцелела: сейсмостойкие крепления выдержали удар, несмотря на то, что остальная часть дома лежала в руинах. Джордж настоял, чтобы сначала мы вынесли из дома Молли. Затем мы принялись разбирать плиты, загораживавшие вход в комнату Пегги. Покореженная наружная дверь шлюза вывернулась из петель, скривилась и стояла нараспашку. В шлюзе было темно; свет Юпитера сюда не проникал. Я на ощупь попробовал открыть внутреннюю дверь, но она не поддавалась. - Не могу открыть, - сказал я отцу. - Посвети мне. - Наверное, ее удерживает давление воздуха. Крикни Пегги, чтобы забралась в пузырь, мы вырубим давление. - Мне нужен свет, - повторил я. - У меня нет фонарика. - Ты что, не носишь с собой фонарь? Я-то всегда таскал его с собой; в темную фазу мы вообще не выходили из дома без фонарей. Но я потерял фонарь, когда начало трясти. А где - понятия не имею. Отец задумался, перелез через обломки и тут же вернулся. - Нашел на тропинке между домом и хлевом. Выронил, должно быть. Он посветил на внутреннюю дверь. Мы обсудили положение. - Выглядит паршиво, - тихо проговорил отец. - Взрывная декомпрессия. Между верхом двери и дверной рамой зияла щель, в которую свободно можно было просунуть руку; дверь не зажало давлением изнутри, ее просто заклинило. - Пегги! - крикнул отец. - Пегги, дорогая, ты слышишь меня? Нет ответа. - Бери фонарь, Билл. И отойди в сторонку. Отец попятился назад, а затем с силой ударил в дверь плечом. Она немного подалась, но не открылась. Он ударил еще раз - дверь резко распахнулась и тут же, рванувшись назад, сшибла его с ног. Пока отец поднимался, я посветил фонариком в комнату. Пегги наполовину свесилась из кровати, словно собиралась встать и упала без чувств. Голова откинута, изо рта на пол стекает струйка крови. Молли зашла в комнату сразу за нами; они с отцом уложили Пегги в носилки, отец включил давление. Пегги была жива. Она задыхалась, кашляла, заливала нас кровью, пока мы пытались ей чем-то помочь. Потом заплакала. Когда ее уложили в пузырь, она затихла и вроде как уснула - а может, снова потеряла сознание. Молли плакала, но тихо, беззвучно. Отец выпрямился, вытер лицо и сказал: - Бери за тот конец, Билл. Нужно доставить ее в город. - Да, - сказал я и взялся за носилки. Молли освещала нам путь. Мы перебрались через кучу обломков, бывших недавно нашим домом, и на минуту опустили носилки. Я огляделся вокруг. Посмотрел на Юпитер; на лице его по-прежнему чернели тени, а Ио с Европой еще не достигли западного края диска. Весь этот кошмар длился меньше часа. Но сейчас я думал не об этом: небо выглядело как-то странно. Звезды блестели слишком ярко, и их было слишком много. - Джордж, - сказал я, - что стряслось с небом? - Сейчас не время... - начал он и внезапно замолк. Потом прошептал: - Боже правый! - Что? - спросила Молли. - В чем дело? - Назад, домой, быстро! Нужно откопать всю одежду, какую сможем. И одеяла! - Что? Зачем? - Тепловая ловушка! Она больше не действует - землетрясение, должно быть, повредило энергостанцию. Мы снова принялись рыться в обломках, пока не нашли свои теплые вещи; это заняло немного времени - мы знали, где искать, главное было сдвинуть плиты. Отец обернул одеялами носилки, превратив их в кокон. - О'кей, Билл, - сказал он. - А теперь бегом - марш! И тут мы услышали мычание Мэйбл. Я остановился и посмотрел на отца. Он тоже остановился с выражением мучительной нерешительности на лице. - Ох, черт! Впервые на моей памяти отец выругался вслух. - Мы не можем бросить ее здесь замерзать. Она же член нашей семьи. Пошли, Билл. Мы снова поставили носилки и побежали к хлеву. Там был сплошной хаос, но по жалобному мычанию мы быстро обнаружили Мэйбл и стащили с нее обвалившуюся крышу. Буренка поднялась на ноги. На вид целехонькая, но, видимо, ушибло ее неслабо. Она посмотрела на нас с возмущением. Мы с трудом перетащили ее через обломки: отец тянул спереди, я подталкивал сзади. Отец отдал Молли веревку. - А как же цыплята? - спросил я. - И кролики? Некоторых из них придавило, остальные разбрелись вокруг развалин. Я почувствовал, как кролик прошмыгнул прямо у меня между ногами. - Некогда! - отрезал отец. - Мы не можем взять их с собой. Все, что мы могли бы для них сделать, это перерезать им горло. Пошли! Мы направились к дороге. Молли возглавляла процессию, таща за собой Мэйбл и освещая путь фонариком. Свет нам был необходим. Ночь, еще пару минут назад чересчур яркая и светлая, вдруг сгустилась непроглядной тьмой. Вскоре Юпитер совсем скрылся из виду, и я перестал различать даже пальцы на собственной вытянутой руке. Под ногами хлюпало - не дождь, а внезапная роса: заметно похолодало. Потом хлынул ливень, сильный, ледяной. Его сменил мокрый снег. Молли обернулась. - Джордж! - позвала она. - Мы уже дошли до поворота к Шульцам? - Они нам не помогут. Ребенка нужно доставить в больницу. - Я не об этом. Может, мне сходить предупредить их? - С ними все в порядке. У них сейсмоустойчивый дом. - А холод? - Н-да... Отец понял, что она имеет в виду, и до меня тоже дошло. Без тепловой ловушки и без электричества каждый дом в колонии превратится в ледяную западню. Что толку от энергоприемника на крыше, если нет энергии? В доме будет становиться холоднее, холоднее и холоднее. А потом все скует морозная стужа... - Иди вперед, - вдруг сказал отец. - Дойдем до поворота, там разберемся. Но разбираться нам не пришлось, поскольку до поворота мы так и не дошли. Метель мела прямо в глаза, и мы его проморгали. Снег стал совсем сухим: его колючие иголки больно впивались в кожу. Когда мы миновали стену из лавы, откуда новая дорога соединяла шоссе с нашим домом и домами других фермеров, я начал считать про себя шаги. Судя по моим подсчетам, мы прошагали миль пять, и тут Молли внезапно остановилась. - Что случилось? - крикнул отец. - Милый, - сказала она. - Я не вижу дороги. Боюсь, я ее потеряла. Я топнул ногой, и снег мягко ушел вниз - мы стояли на пашне. Отец посветил фонариком на часы. - Мы одолели миль шесть, - сказал он. - Пять, - поправил я его. - В лучшем случае, пять с половиной. - И я рассказал, как подсчитывал шаги. - Мы добрались как раз до того места, где шоссе вплотную примыкает к полям, - сказал отец. - Отсюда должно быть не больше мили, а может, и полумили до перевала через гряду Кнейпера. После перевала дорогу мы не потеряем. Билл, бери фонарь и пройди сотню шагов направо, потом налево. Если не отыщем шоссе, пойдем вперед. И Бога ради, обратно возвращайся по собственным следам, иначе ты нас потеряешь в этом буране. Я взял фонарь и пошел на разведку. Направо ничего не вышло, хотя вместо сотни шагов я отсчитал полтораста. Вернулся, доложил и пошел влево. Отец что-то невнятно буркнул - он возился с носилками. На двадцать третьем шагу я наткнулся на дорогу. И тут же провалился в снег почти на фут, упал ничком и чуть не посеял фонарь. Кое-как выкарабкался и пошел назад. - Отлично, - сказал отец. - А ну-ка, сунь сюда шею. "Сюда" оказалось чем-то вроде хомута, который он смастерил, обвязав одеялами пузырь. Теперь основной вес приходился на плечи, а руками я просто придерживал носилки. Они не были тяжелыми, но руки у нас одеревенели от холода. - Годится! - сказал я. - Но знаешь, Джордж, пусть Молли берется с той стороны. - Глупости! - Нет, не глупости! Молли справится - верно, Молли? А ты знаешь эту дорогу лучше нас; сколько миль отмахал туда-обратно в потемках! - Билл прав, дорогой, - вмешалась Молли. - Давай держи Мэйбл. Отец сдался, взял у нее веревку и фонарь. Мэйбл не желала идти дальше; похоже, ей хотелось присесть. Отец пнул ее под зад и дернул за веревку, обмотанную вокруг шеи, оскорбив тем самым Мэйбл до глубины души. К такому обращению она не привыкла, особенно со стороны отца. Но утешать ее было некогда; мороз крепчал с каждой минутой. Мы двинулись вперед. Как отец умудрился не сбиться с пути - не знаю, но он не сбился. Мы прошагали еще час, оставив позади перевал Кнейпера, и вдруг Молли споткнулась, колени у нее подогнулись - и она осела в сугроб. Я остановился и тоже присел; мне нужен был отдых. Я просто хотел сидеть не двигаясь, и пусть себе понемногу заносит снегом. Отец подошел к Молли, обнял ее и велел идти вперед вместе с Мэйбл; на этом участке дороги мы не заплутаем. Молли настаивала, что может нести носилки. Отец молча снял с ее шеи хомут, подошел к пузырю, чуть сдвинул одеяла и посветил фонариком внутрь. И опустил одеяла. - Как она? - спросила Молли. - Дышит, - сказал отец. - Открыла глаза, когда почувствовала свет. Пойдем. Он впрягся в носилки, а Молли взяла фонарь и веревку. Молли не видела того, что видел я. Прозрачный пластиковый пузырь весь заиндевел изнутри. Отец не мог разглядеть, дышит ли Пегги; он вообще ничего не мог там увидеть. Я задумался - как относиться к такого рода лжи? Отец не был лжецом, это точно, но мне почему-то казалось, что в тот момент ложь была лучше правды. Сложно все это. Потом я перестал ломать себе голову. Все силы уходили на то, чтобы переставлять ноги и считать шаги. Ног я уже не чувствовал. Отец внезапно остановился, и я налетел грудью на край носилок. - Слышите? - сказал он. Я прислушался и различил глухой гул. - Землетрясение? - Нет. Помолчи... Это впереди на шоссе. С дороги, быстро! Всем вправо! Гул стал громче, и вскоре сквозь вьюгу я увидел пятно света в той стороне, откуда мы пришли. Отец тоже его заметил, шагнул на шоссе и принялся размахивать фонариком. Гул замолк в двух шагах от него; это была камнедробилка, доверху набитая людьми, облепившими ее со всех сторон и даже сидевшими верхом на лопате. Шофер закричал: - Залезайте! И поскорее! Увидел нашу корову и добавил: - Но без животных. - Нам нужна помощь, у меня дочь в носилках! - прокричал отец. Толпа на машине зашевелилась: шофер велел двум мужикам спуститься и помочь нам. В этой суматохе отец как сквозь землю провалился. Только что Молли держала Мэйбл за веревку - и вдруг ни отца, ни коровы. Мы втащили носилки наверх, мужики подхватили их на плечи. Я не знал, как быть с отцом. Спрыгнуть и поискать его, что ли? И тут он вынырнул из тьмы и вскарабкался ко мне. - Где Молли? - спросил он. - Наверху. А где Мэйбл? Что ты с ней сделал? - С Мэйбл все в порядке. Он сложил нож и сунул его в карман. Больше я ни о Чем его не спрашивал.