Жаринова Елена
Огромный огненный шар выкатился из-за горизонта. Над древним городом всходит солнце. Розовый свет залил тонкие минареты и круглые купола мечетей. Тишина… Всё вокруг еще нежится в предутренней дреме.
Но старый Абдусалям ибн Насыр, волшебных дел мастер, уже не спит. Он открывает свою рабочую каморку, разводит огонь в очаге, хмуря лоб, переставляет тигли.
Абдусалям ибн Насыр — мастер на все руки. Его летающие циновки в большом ходу у горожан. Очень удобно: надо — летишь, а прилетел — скатал и сунул под мышку. И стоят дешевле, чем большие ковры-самолеты. Да и сплести их можно за пару дней. В шлепанцах-скороходах от мастера Абдусаляма щеголяет весь султанский гарем. Тамошним обитательницам, правда, некуда торопиться. Зато красивее туфелек не шьют и в Париже. А чадра-невидимка… Султановы жены и наложницы устроили с ее помощью столько шалостей, что весь штат евнухов и даже сам сиятельный муж сошли с ума. Чадру отняли, заперли в казну и используют теперь только для сверхсекретных государственных нужд… А что говорить о кувшинчиках, в которых не переводится сладкий шербет, о кубках, превращающих воду в сладчайшее вино, о самоиграющей зурне… Да мало ли еще о чем!
Но такими волшебными предметами никого не удивишь. Да и чтобы изготовить их, ума не надо. Ловкость рук, пара заклинаний — и все готово!
Другое дело — вызвать из волшебной страны джинна и поселить его в кувшине или лампе. Здесь нужно высокое искусство. Предмет с волшебным существом дает могущество и власть, поэтому такие вещи стоят дорого. Во всем мире не найдется и десятка мастеров, которые способны их создавать. Абдусалям ибн Насыр — один из них.
Сегодня у Абдусаляма особенный день. Целый месяц он трудился над своим шедевром, но сегодня работа подходит к концу. И надо спешить, пока солнце еще не печет.
Мастер расстилает посреди двора потертый ковер. Раскладывает на нем детали. Колбу из венецианского стекла с красивой серебряной инкрустацией, к ней — изящное горлышко, шелковый черный чубук, серебряный мундштук. Тонкие сухие пальцы мастера быстро прилаживают одно к другому. И вот уже в утренних лучах играет и красуется новенький кальян.
— Ах!
Старый Абдусалям поворачивает его так и этот, отходит подальше и любуется, наклонив голову, на дело своих рук. Удовлетворенно цокает языком. Ах, какой хороший, красивый кальян получился! Но сделана только половина дела. Он по всем правилам изготовил волшебный предмет, чтобы поселить в него доброго духа.
Долго ждал этого часа Абдусалям ибн Насыр! Всю свою долгую жизнь. Когда работал подмастерьем у своего отца, когда завел, наконец, собственное дело. Он годами создавал волшебные предметы по заказу, для других людей. На собственной шкуре он узнал, что не все джинны хотят служить людям. Есть злобные, неуправляемые твари, которые так и норовят тебя испепелить. Еще в молодости Абдусалям остался без ресниц и бровей и с тех пор был очень-очень осторожен. Он учился на своих ошибках, копил опыт и деньги, и вот теперь готов сделать кое-что для себя.
Добрый дух, которого мастер вызовет сегодня, верой и правдой послужит его семье. "Слушаю и повинуюсь!" — почтительно скажет джинн. Он выполнит просьбы о богатстве и о здоровье, он пошлет крепких сыновей невесткам Абдусаляма и удачу в делах сыновьям. Главное — не сбиться, читая заклинание.
Здесь же, на ковре, Абдусалям встает на колени, повернувшись лицом к солнцу, и наскоро совершает намаз. Он просит Аллаха даровать ему ясный ум и твердую волю, когда древние заклинания разорвут ткань миров… Мало ли, что может явиться с той стороны?
Старик прикрывает глаза и нараспев, покачиваясь, начинает читать:
— Ахад, итнейн, талят, — загибает он пальцы, чтобы ничего не пропустить и не перепутать. Аатани, мин фадлик. Факрун, фундук, зугага. Матам, махаль, хаммам…
Долго читает заклинание Абдусалям ибн Насыр. Иногда кажется, что он спит, а слова сами падают в притихший воздух… И вдруг он кричит и даже трясет в воздухе сухоньким кулаком:
— Ялла! Йа хабара аббет!
Потом смолкает и прислушивается. Его чуткое ухо улавливает колебания завесы между мирами. Звуки из волшебного мира. Наконец старик удовлетворенно кивает и говорит, вытирая пот с морщинистого лба:
— Халас!
Во дворе по-прежнему — тишина, и красуется посреди ковра как ни в чем не бывало новый кальян… Удачно ли прошел ритуал? Переселился ли добрый дух в любовно обустроенное для него обиталище? Проверить это можно только одним способом.
С отнюдь не старческим проворством Абдусалям вскакивает с ковра и бежит в дом. Он входит в спальню. На кровати, похрапывая, спит жена. Абдусалям движется тихо-тихо, на цыпочках, чтобы ее не разбудить. В делах чародейства свидетели не нужны! Он достает узелок с самым хорошим персидским табаком и бутылочку с розовой водой. Возвращается во двор. Берет щипцами уголек из очага.
Кальян готов к употреблению. Абдусалям садится на ковер, скрестив ноги, и делает первую затяжку. Розовая вода в колбе бурливо отзывается. Сладкий дым вырывается из ноздрей курильщика, окутывает его плотным облаком с ног до головы. Много дыма. Очень, очень много дыма…
Но что это? Происходит странное. Дым приобретает очертания человека. Женщины. Прекрасной белокурой женщины. У нее тонкая талия, пышные бедра, высокая грудь… Губы пунцовые как розы, ресницы черны как ночь… По крайней мере так кажется разомлевшему на утреннем солнышке старику. Сейчас эти губы разомкнутся, и сладостный голос скажет: "Слушаю и повинуюсь…"
— Что за хрень? — раздается скандальный визг. — Фу, какая гадость! Чем так воняет? Тут жгли дохлых кошек? Это табак?!
— Это очень хороший, дорогой, ароматный табак, — опешив, говорит Абдусалям. Из дымного облака вышагивает высокая тетка. Не слишком молодая и не очень прекрасная. С фигурой сушеной рыбы, длинным носом, размалеванным лицом и противным голосом. Она с презрением глядит на кальян.
— И в этой дрянной хреновине мне предстоит провести лучшие годы своей жизни?! Да есть вообще справедливость в этом лучшем из миров? Куда смотрит Кодекс? Кто мне заплатит за вредность? Я, между прочим, не на помойке себя нашла!
Тут она впервые замечает притихшего Абдусаляма.
— Дедуля, так это ты меня вызвал? — интересуется она, подбоченившись и нависнув над стариком. Ее тон не сулит мастеру ничего хорошего.
— Э-э… Ну… Может быть… В какой-то степени… — уклончиво отвечает тот, а сам вспоминает, не сбился ли он где-нибудь в заклинании. — А ты кто?
— Конь в пальто! — заявляет дух. Потом добавляет, взбивая желтоватые кудри: — Меня зовут Биби-Мушкилькушо. Я Разрешительница Затруднений. И между прочим, твои бормотания выдернули меня с сеанса массажа. А я заплатила вперед!
— Но я звал джинна!
— Ты дважды перепутал слова. Во-первых, не хаммам, а хураман. Хаммам — это турецкая баня, чтоб ты знал.
— А! Точно! Хураман! — старик в досаде бьет себя в лоб.
— А во-вторых… забыла… Ну, да это неважно, дедуля. Сделанного не воротишь. Кисмет. Я твоя навеки, как говорится, слушаю и повинуюсь. Скажи, ты сам-то понял, как тебе повезло?
— Понял, понял, — обреченно кивает старик. В голове он быстренько прокручивает варианты. Кисмет кисметом, но может быть, есть способ избавиться от этой фурии? Так-так-так… Господин Асиф ибн Фарух оставлял заказ на предмет с волшебным существом. Он ничего не смыслит в джиннах. Он купит кальян, если запросить за него недорого. А в следующий раз надо записать заклинание на пергаменте и проверить каждое слово. Потому что волшебных дел мастер ошибается редко. Но ошибки его могут обойтись очень дорого…
Глава 1. Серебряный кальян
— Немцы! Немцы подходят!
— Ле-вой! Ле-вой! Навались!
— Врешь! Не возьмешь! Русские не сдаются!
— Пра-вой! Пра-вой!
— Давай, Россия! Вперед, вперед!
Узнав папин сорванный голос, я поморщилась от стыда.
Враги нас догоняли. Почему-то у немцев в касках рожи были действительно как на карикатурном плакате: "Получи, фашист, гранату от советского солдата". Один старикашка глумливо мне подмигнул и плюхнул по воде веслом. Меня окатил холодный душ.
— Суши весла! — заорал инструктор.
Резиновый плот мягко ухнул вниз с порога и закрутился в водовороте.
Туристы весело завизжали. Немцы, потрясая веслами и крича что-то обидное, скатились вслед за нами. Наша лодка бросилась в погоню…
Это знаменитый турецкий рафтинг. Война и немцы. Я чувствовала себя героиней кино про Великую Отечественную и считала минуты, оставшиеся до привала.
Вертлявый инструктор сыпал шуточками. Основной контингент хрюкал от восторга. Мама хохотала на всю реку. А лично мне было ни разу не смешно.
Я сидела скукожившись, зажатая между мамой и жирной горластой теткой, которая то и дело норовила заехать мне веслом по голове. Шлем, конечно, спасал, но он был велик, вис на ушах, я знала, что выгляжу в нем смешно, и злилась.
Солнца нет, вода в реке ледяная, кожа в мурашках, спасжилет натирает подмышки… Короче говоря, я получала удовольствие по полной программе. Прикол еще в том, что на рафтинг родители поехали специально для меня. Дескать, я достала их своим сорванным байдарочным походом. Ведь рафтинг — это гораздо лучше, чем кормить комаров на реке Сясь.
Что ж, whom how. Кому как, то есть. Кому-то нравится коллективное кувыркание на неповоротливых плотах, с которыми справится и инвалид. А мы с Гуськовым весь год мечтали об очередном походе, который организует наш классный (во всех смыслах) руководитель. И я уже договорилась с двоюродным братом, чтобы он снова одолжил нам с Гуськовым свою "Таймень-2". Но разве родителям это объяснишь? Они всегда лучше тебя знают, что тебе нужно. И вот — получите-распишитесь. Билеты на столе, собирайся, Машуня, нас ждет Туретчина, розовая мечта российского обывателя! И никто не вернет мне испорченного лета. Никто и никогда!
Я чудом дожила до привала. Нас высадили на берег, где стояли длинные деревянные столы. Напротив них выстроилась очередь к тазам с едой. Немцы, сняв шлемы, оказались вполне приличными людьми. Они дисциплинированно сгрудились за своим столом, терпеливо ожидая команды. Наши с низкого старта ломанулись к еде. Их быстренько турнули оттуда, пояснив, что сейчас кормится другая группа.
В ожидании обеда я трепала за ухом местную жучку. Папа с мамой, довольные, как дети, делились впечатлениями с той самой жирной теткой, которая наставила мне шишек. Потом мама окликнула:
— Маша! Маша! Иди сюда.
Я со страдальческим видом обернулась. Мне навстречу подтолкнули белобрысую девчонку моих лет. Она тут же заулыбалась и затрещала:
— Меня зовут Арина. А ты Маша? Вы тоже в "Крокусе" на две недели? Классно! А то мне даже на дискотеку сходить не с кем. Вы из Питера, да? А я из Москвы.
Арина наклонила голову на бок и выжала воду из волос, крепко скрутив их жгутом. Уши у нее были слегка оттопырены. Но разве это важно? Она была красивой.
Мы в школе учили стихотворение про красоту. Как же оно называлось? А. "Некрасивая девочка". Произнося это название, я каждый раз вздрагивала. Я применяла его к себе. Хотя в стихотворении совсем уж жуткий образ:
Чего-то там, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы…
У меня все не так запущено. Но вот это ощущение, "что посреди подруг она всего лишь бедная дурнушка", мне, увы, знакомо.
И можно что угодно говорить про внутреннюю красоту, про духовный мир. Что красота, дескать, не сосуд, в котором пустота, а огонь, мерцающий в сосуде… Это все пустопорожние рассуждения.
Все просто. Есть люди, у которых не шелушится нос, а волосы сами ложатся в прическу. На которых даже спасжилет сидит по размеру. Которых зовут Даша, или Настя, или Алла, или, вот, Арина. И есть я, Маша Кутузова, с дурацким именем, как у пушкинской героини. Мои волосы — тяжелые толстые палки. У меня короткие ноги, круглый живот и жирная кожа на лице.
И все это, конечно, не ускользнуло от Арины. Она оглядела меня с головы до ног и осталась довольна. Наверняка решила, что я отлично подхожу на роль той самой наперсницы — бедной дурнушки. Ну, это мы посмотрим!
Потом был еще час под брызгами холодной воды. Выдохлись все — и мы, и немцы. Даже инструкторы сорвали глотки. Наконец экскурсия подошла к концу. Мы переоделись в сухое и собрались для просмотра видео, которое с берега снимал оператор. Сидячих мест всем не хватило, мы с Ариной стояли у стены.
Ничего не скажешь, кино было снято профессионально. На видео речные пороги выглядели внушительнее и опаснее, чем в жизни, а в лицах гребцов появилось что-то героическое. Ну, кроме моего, конечно. Пару раз я мелькала в фильме, но под громоздкой каской имела жалкий и несчастный вид. Зато отлично получился папа, грозящий веслом подступающим немцам. Он был так хорош, что все время попадал в кадр. Его появление народ встречал аплодисментами и дружным улюлюканьем.
— Не повезло нам с инструктором, — шепнула мне в ухо Арина. — Вон, у другой лодки, смотри какой красавчик. И все время на меня пялится.
Я покосилась в сторону смазливого длинноволосого турка. Его окружал цветник из взрослых девушек, но он действительно то и дело поглядывал на мою новую приятельницу. Арина делала вид, что этого не замечает, а сама все время блестела зубами, болтая без умолку.
— Смотри, смотри, вон та парочка на каяке! Хоба! Перевернулись. Я тоже хотела плыть на каяке, но мама не пустила. А вы в каком корпусе живете? А ужинать куда ходите?
Естественно, за ужином Арина с мамой подсели за наш стол. Арина была в узких джинсах и простой черной футболке. На шее — серебряная цепочка, на ногах — серебристые босоножки. Лицо сияло, но при этом не выглядело накрашенным. Вот это я понимаю, высший пилотаж.
Арина улыбалась направо и налево, а у меня настроение сразу упало. Собственные натужные попытки выглядеть нарядной сразу показались смешными и неуместными. Я сразу ощутила, что сиреневое платье, в которое я вырядилась, слишком куцее и обтягивающее, оно наверняка меня толстит. И губы у меня слишком ярко накрашены. Рука сама потянулась за салфеткой, чтобы стереть помаду.
После ужина, оставив родителей допивать вино, мы с Ариной сидели за столиком. Шумело невидимое в темноте море. Его заглушала музыка. Пара аниматоров зажигательным личным примером приглашали народ танцевать. Арина дрыгала ногой в такт.
— Ну пойдем, потанцуем! — умоляюще обратилась она ко мне. В третий раз. Я в третий раз ей ответила:
— Иди, если хочешь. Я не пойду.
Она тяжело вздохнула и продолжила рассказ о себе. О том, что с семи лет занимается бальными танцами. Что полгода проучилась в Италии, когда ее отец там работал. Что каждый год они с мамой летают отдыхать то в Египет, то в Таиланд.
— Красное море — это что-то! Представляешь, однажды я видела огроменную акулу. Близко, ну вот как тебя! И я ее сфоткала! Она у меня долго аватаркой на "Одноклассниках" висела, так никто не верил, что я снимала сама! Вернешься домой — обязательно зайди на мою страничку. У меня там куча фоток из путешествий. Но Турцию я люблю больше всего. Некоторые говорят, что вот, Турция — это отстой, это не модно, не престижно. Дураки! Лично я считаю, что это просто волшебная страна. Видела, в горах какая красотища? Я тут уже третий раз и каждый раз обязательно езжу на рафтинг. И здесь всегда очень весело. Главное — лететь через надежного оператора. А у тебя есть страничка на "Одноклассниках"?
— Нет.
— Да ты что?! — Арина округлила глаза, как будто я призналась в чем-то шокирующем. Потом облегченно вздохнула. — А-а. Ну, вы в питере все в "Контакте" сидите.
— Я вообще такой фигней не занимаюсь, — буркнула я. И хотела сказать, что я не хочу портить зрение за компьютером, что предпочитаю активный отдых, что мы с Гуськовым любим лазать по крышам в старом городе, а крыши — это целый волшебный мир…