Я поежился. Мне было жаль бедную жену рудокопа, которая была так жестоко убита, да и его самого тоже. Мне стало жаль даже Ведьмака – не представляю, как он смог так долго жить в этом страшном доме.
Я посмотрел на свечу, стоявшую на столе. Она почти догорела, и тени от пламени отплясывали на стенах свой последний танец, но Ведьмак и не думал идти наверх. Мне было не по себе от теней на его лице. Оно постоянно менялось, и казалось, что у него растет звериная морда.
– Знаешь, как мне удалось преодолеть свой страх? – спросил он.
– Нет, сэр.
– Как-то ночью я был настолько напуган, что не выдержал и стал кричать на весь дом, разбудив семью. Отец в ярости схватил меня за шиворот и потащил в подвал. Потом он взял большой молоток и заколотил дверь, оставив меня тут одного. Мне было тогда лет семь. Я поднялся по ступенькам, стал кричать и изо всех сил колотить в запертую дверь. Мой отец был человеком жестким – он оставил меня здесь до рассвета. Через некоторое время я успокоился… и знаешь, что я сделал потом?
Я помотал головой, стараясь не смотреть учителю в глаза. Они так ярко сверкали, что он был похож на волка больше обычного.
– Я спустился по лестнице, сел на пол темного подвала и сделал три глубоких вдоха. Я решился посмотреть своему страху в лицо и встретил темноту, хуже которой ничего нет, особенно для таких, как мы, – ведь самое страшное случается именно под покровом ночи: к нам приходят тени, которые видны только нам. Но я смог преодолеть свой страх, и когда я вышел из подвала, худшее было позади.
В этот момент, пламя свечи угасло, и все вокруг погрузилось в непроглядную темноту.
– Вот так, парень, – сказал Ведьмак. – Только ты, я и темнота. Способен ли ты выдержать это и стать моим учеником?
Его голос изменился – стал звучать низко и странно. Я представил, как он превращается в волка: встает на четыре лапы, лицо становится мордой, а зубы – длинными и острыми. Я задрожал от страха и не мог вымолвить ни слова, пока не сделал три глубоких вдоха. Только после этого я смог ответить учителю. Я сказал то, что обычно говорил отец, когда ему приходилось делать что-то трудное и неприятное:
– Кто-то должен это сделать. Почему бы не я?
Должно быть, Ведьмака развеселила моя фраза – он разразился хохотом, который заполнил весь подвал и поднялся по ступенькам навстречу оглушительному раскату грома.
– Около тринадцати лет назад я получил письмо с печатью, – сказал Ведьмак. – Оно было коротким, и к тому же на греческом языке. Его прислала мне твоя мама. Знаешь, что там было написано?
– Нет, – ответил я тихо, ожидая, что же он скажет дальше.
– «Только что у меня родился ребенок, – писала она. – Он седьмой сын седьмого сына. Его зовут Томас Дж. Уорд, и это мой дар Графству. Когда он подрастет, мы пошлем за тобой. Обучи его всему, что знаешь сам. Он станет твоим лучшим учеником, лучшим – и последним». Мы не используем магию, парень. Главное в нашем деле – здравый смысл, храбрость и точные записи обо всем, что происходит, – это нужно для накопления опыта. Кроме того, мы не верим в пророчества и в то, что будущее предопределено. То, что написала твоя мать в письме, – правда только потому, что мы сделали это возможным. Понимаешь, о чем я?
В его голосе слышались злые нотки, но я знал, что он злится не на меня. Я кивнул, хоть он и не мог видеть этого в темноте.
– Что касается дара Графству, о котором написала твоя мать, то знай, что каждый из моих учеников был седьмым сыном седьмого сына. Не думай, что ты особенный. Тебе предстоит много работы и долгое обучение. Семья может стать помехой, – сказал Ведьмак чуть мягче после минутного раздумья. – У меня осталось только два брата. Один из них – мастер по замкам, и мы отлично ладим, а с другим не разговариваем уже больше сорока лет, хотя он все еще живет в Хоршоу.
Когда мы выходили из дома, гроза уже закончилась и на ясном небе появилась луна. Ведьмак закрыл входную дверь, и тут я впервые увидел, что было высечено на старом дереве:
Заметив, куда упал мой взгляд, Ведьмак пояснил:
– Эти знаки я использую, чтобы предостеречь тех, кто их понимает, или на случай, если меня подведет память. Ты, наверное, узнаешь греческую букву «пи». Этот знак обозначает и привидение, и неупокоенную душу. Крестик в правом нижнем углу – римская цифра «десять», она используется для существа низшего уровня. Цифры больше шести – это неупокоенная душа. Тебе нечего бояться в этом доме, если ты достаточно смел. Помни – нечисть питается страхом. Будь храбрым, и неупокоенные души не причинят тебе вреда.
О, если бы я понял это с самого начала!
– Не вешай нос, парень! – сказал Ведьмак. – Твоя голова почти уткнулась в коленки. Может, хоть это тебя взбодрит. – Он достал из кармана кусок сыра, отломил немного и протянул мне. – Только не глотай все сразу – хорошенько прожуй, – предупредил он.
Я шел вслед за учителем по мощеной дороге. Воздух был влажный, но, к счастью, дождь прекратился. На западе небо заволокли облака, похожие на стриженую овечью шерсть.
Мы вышли из деревни и отправились на юг. На самой окраине, где мостовая переходила в грязную тропинку, стояла небольшая церквушка. Она казалась запущенной: кое-где в крыше виднелись дыры, краска на двери облупилась. На деревенских улицах мы так никого и не встретили, но тут увидели пожилого мужчину в темной одежде, стоявшего в дверях. Его седые волосы выглядели сальными и нечесаными.
Он был похож на священника. Когда мы подошли ближе, я обратил внимание на выражение его лица. Он нахмурил брови и сердито смотрел на нас, а затем, встав на цыпочки, перекрестил воздух. Я и раньше видел, как крестились священники, но он сделал это слишком размашисто и с непонятной злостью, которая, без сомнения, была направлена на нас.
Я подумал, что, возможно, у него были свои счеты с Ведьмаком или он просто был недоволен его ремеслом. Многие люди проявляли открытую неприязнь при виде Ведьмака, но я еще никогда не видел, чтобы она была настолько сильной.
– Что это с ним? – спросил я, когда мы отошли подальше от старика и он уже не мог нас слышать.
– Священники! – бросил Ведьмак отрывисто, в его голосе чувствовалась злоба. – Они все знают, но ничего не видят! А этот хуже всех. Он мой брат.
Мне хотелось узнать больше, но я решил, что это не лучшее время для расспросов. Вероятно, у Ведьмака было богатое прошлое, но я чувствовал, что он сможет рассказать мне о нем, только когда будет в хорошем расположении духа.
Я шел за учителем по дороге на юг, нес его сумку и думал о письме матери. Она не любит хвастаться и давать пустые обещания. Она всегда тщательно взвешивает каждое слово и делает то, что должна. Ведьмак говорил, что от заблудших неупокоенных душ невозможно избавиться, но маме однажды удалось и это – голоса на холме Палача утихли. Хотя бы на время.
Каждый, кто занимается ремеслом ведьмака, – седьмой сын седьмого сына, в этом нет ничего особенного. Но я знал, что все равно отличаюсь от других учеников: ни у кого из них нет такой мамы, как у меня.
Глава 5
Домовые и ведьмы
Мы шли в так называемый «зимний дом» Ведьмака. Небо постепенно прояснилось, и неожиданно я понял, что солнце стало каким-то другим. Даже в Графстве зимой оно иногда светит – это всегда приносит радость, ведь по крайней мере не идет дождь. Каждый год наступает момент, когда ты ощущаешь его тепло в первый раз – кажется, будто вернулся старый друг.
Должно быть, Ведьмака посетили те же мысли, потому что он вдруг остановился и подарил мне одну из своих редких улыбок.
– Сегодня первый день весны, парень, – сказал он. – Мы идем в Чипенден.
Это было довольно странное заявление. Неужели Ведьмак каждый год в первый весенний день ходит в Чипенден? Если да, то зачем? Я решил спросить его об этом.
– Это наше летнее жилище. Мы зимуем на границе торфяника в Англзарке, а лето проводим в Чипендене.
– Никогда не слышал об Англзарке. Где это?
– В южной части Графства. Я там родился и жил, пока мы не переехали в Хоршоу.
Что ж, к счастью, я слышал о Чипендене – и поэтому сразу почувствовал себя увереннее. Тут мне пришла в голову мысль: раз уж я стал учеником Ведьмака, мне предстоит много путешествовать и я должен запоминать дорогу.
Мы изменили направление и свернули на северо-восток, к дальним холмам. Я больше ни о чем не спрашивал. Мы снова ночевали в холодном сарае и съели на ужин несколько кусочков желтого сыра. Кажется, мой желудок решил, что мне перерезали горло и нечем глотать – настолько я был голодный.
Я гадал, где мы остановимся в Чипендене и удастся ли нам нормально поесть. Никто из моих знакомых никогда не бывал в этом далеком и глухом месте где-то на вершинах седых и пурпурных холмов, которые были хорошо видны с фермы отца. Эти холмы всегда казались мне огромными спящими чудовищами, хотя, скорее всего, в этом был виноват мой дядя, который часто рассказывал о них разные байки. По его словам, ночью они просыпаются и начинают ходить, а к утру с лица земли исчезают целые деревни, раздавленные этими тяжелыми холмами.
На следующее утро темные тучи вновь затянули небо. Видимо, наступления второго дня весны придется подождать. Поднялся ветер – он трепал нашу одежду, когда мы начали взбираться на холмы, и подбрасывал птиц в небе. Тучи, обгоняя друг друга, плыли на восток, чтобы укрыть вершины холмов.
Мы шли медленно, чему я был несказанно рад, потому что уже успел натереть мозоли на обеих ногах. Когда мы наконец добрались до Чипендена, день уже клонился к закату. Ветер все не утихал, но небо успело расчиститься, и вершины холмов разрезали небосклон. Во время нашего передвижения Ведьмак говорил мало, но теперь он заметно оживился и стал рассказывать мне о каждом холме. Их было четыре: Клин Парлик – самый ближайший к Чипендену, бугор Меллора, пустошь Седловина и Волчья пустошь.
Я спросил учителя, водятся ли на Волчьей пустоши волки, а он зловеще улыбнулся и произнес:
– Здесь все быстро меняется, парень. Мы всегда должны быть начеку.
Когда показались первые деревенские крыши, Ведьмак кивнул на узкую тропинку, которая сворачивала с дороги и шла вдоль бурной речушки.
– Эта тропинка ведет к моему дому, – сказал он. – Конечно, этот путь длиннее, но зато нам не придется идти через деревню. Не люблю встречаться с местными жителями, впрочем, как и они со мной.
Я вспомнил слова Джека о Ведьмаке, и внутри у меня все сжалось: он был прав – меня ждало одиночество, и работать тоже придется в одиночку.
По берегам речушки росли чахлые деревца, порывы ветра клонили их к земле. Вдруг впереди я увидел целый лес смоковниц и ясеней. Деревьев было очень много – около сотни или больше, и в эту непроглядную чащу даже ветер не проникал.
Я и раньше замечал, что одни деревья шумят листьями и скрипят ветками, а другие стоят бесшумно. Более того, я мог отчетливо слышать дыхание ветра, но в этом лесу стояла удивительная, мертвая тишина – ее нарушали лишь наши шаги. Казалось, деревья замерли и прислушиваются к нам. У меня по спине побежали мурашки.
Вскоре мы вышли на опушку и увидели дом. Его окружала высокая живая изгородь из кустов боярышника, за которыми виднелись лишь верхний этаж и крыша дома. Из трубы шел белый дымок, который поднимался высоко над деревьями, пока ветер не отогнал его на восток. Дом и сад располагались во впадине на склоне холма. Казалось, будто какой-то гигант любезно вычерпал рукой землю специально для них.
Я пошел вслед за Ведьмаком вдоль изгороди к железной калитке. Она едва доходила мне до пояса и была выкрашена в ярко-зеленый цвет, притом совсем недавно. Учитель потянулся к засову, и у меня мелькнула мысль, что он может испачкаться в краске.
Вдруг произошло то, от чего у меня перехватило дыхание. Ведьмак еще не успел коснуться засова, как он поднялся сам, и калитка отворилась – будто с помощью невидимой руки.
– Спасибо, – сказал Ведьмак.
Входная дверь сама не открылась – ее нужно было отпереть огромным ключом, который учитель достал из кармана. Он был почти такой же, как ключ от дома в Блеклом переулке.
– Это тот же ключ, что и от дома в Хоршоу? – спросил я.
– Да, – ответил он, открывая дверь. – Его мне дал мой брат, слесарь. Такой ключ может открыть большинство замков, если они не слишком сложные. В нашей работе он просто незаменим.
Дверь подалась с громким скрежетом, и я вошел в маленькую темную переднюю. Справа была крутая лестница, а слева – узкий коридор, выложенный плиткой.
– Оставь вещи у лестницы, – сказал Ведьмак. – Ну, давай, парень, живее. У нас мало времени. Не люблю есть остывший ужин!
Выполнив приказание Ведьмака, я последовал за ним по коридору на кухню, где витали аппетитные запахи.
Я не был разочарован увиденным. Кухня была похожа на мамину: на подоконнике в больших горшках росли травы, и заходящее солнце бросало на стены причудливые тени. В дальнем углу в очаге горел огонь, наполняя помещение теплом, а справа в центре стоял большой дубовый стол. На нем я увидел две огромные пустые тарелки, пять наполненных доверху блюд с едой и горячую подливку.
– Садись угощайся, – пригласил Ведьмак.
Меня не нужно было уговаривать. Я взял два огромных куска курицы и говядины, и на тарелке почти не осталось места для жареной картошки и овощей. Затем я полил все подливой. Еда была настолько вкусной, что напомнила мамин ужин.
Мне стало интересно, где же кухарка и как она догадалась, что мы придем именно в это время, – ведь ужин был только что приготовлен и еще не остыл. В голове крутилось множество вопросов, но я так устал, что решил поесть молча. Когда я доел последний кусочек, тарелка Ведьмака была уже пуста.
– Вкусно? – спросил он.
Я кивнул. Я так объелся, что не мог вымолвить ни слова. И ужасно хотел спать.
– После того как много дней подряд питаешься только сыром, приятно вновь отведать горячей домашней еды, – сказал он. – Это награда за голод во время работы.
Я снова кивнул и попытался скрыть зевок.
– Отправляйся в кровать, завтра у нас много дел. Твоя комната с зеленой дверью, на втором этаже у лестницы, – сказал учитель. – Хорошенько выспись и не броди ночью по дому. Когда завтрак будет готов, зазвонит колокол. Как услышишь его – сразу спускайся: тот, кто готовит еду, может разозлиться, если ты опоздаешь к столу, да и завтрак остынет. Но раньше времени приходить тоже не стоит, будет еще хуже.
Я кивнул, поблагодарил Ведьмака за вкусный ужин и прошел по коридору в переднюю. Вещей у лестницы уже не было – кто успел их забрать? Удивившись, я поднялся по лестнице в свою комнату.
Она оказалась намного больше, чем моя комната в родительском доме, которую я к тому же делил с двумя братьями. Здесь без труда размещались кровать, маленький столик со свечкой, стул и комод, на котором меня уже ждал мешок с вещами.
Прямо напротив двери было большое подъемное окно, разделенное на восемь стеклышек, таких толстых и неровных, что в них ничего нельзя было увидеть, кроме узоров и завитков света. Казалось, окно не открывали уже много лет. Прямо под ним близко к стене была придвинута кровать. Я снял сапоги, забрался на лоскутное одеяло и попробовал открыть окно. Это удалось без труда. Я дернул за веревку и поднял нижнюю половинку стекла, а затем высунул голову, чтобы как следует оглядеться.
Перед домом была лужайка, разделенная пополам тропинкой из белого гравия, которая уходила в лес. Справа высоко над деревьями виднелись холмы: они были так близко, что казалось, будто до них можно дотянуться рукой. Я вдохнул свежий вечерний воздух и почувствовал запах травы. Пожитков было немного, поэтому они с легкостью поместились в верхнем ящике комода. Вдруг я заметил какие-то надписи на дальней стене, которые скрывала тень.