— Возьмись за них всерьез, Армилл, — приказал он главе Ведомства. — Ничего с ними не случится, дело проверенное: «х-2а» — безопасный препарат, только не переборщи. Ну, а даже если и… — Стейр махнул рукой. — Из-за двух человек война миров не начнется. Понадобится — принесем их правительству официальные извинения. Мне надо срочно знать, что такое на самом деле их Обитаемый мир.
Накануне Армилл надеялся, что с допросами много возиться не придется. Вся элита Земли Горящих Трав обладала способностью гипнотического внушения. Сам Стейр был сильнейшим в искусстве подавления чужой воли, но Армилл немногим ему уступал. Он ожидал, что разговорит Сеславина в два счета, достаточно им встретиться взглядами.
…Второй попытки Армилл сделать не посмел. Ему досыта хватило и одного столкновения глаза в глаза с Сеславином. Армиллу почудилась, что иномирец сбил его с ног ударом кулака. У Армилла даже помутилось в глазах, и он опустился в кресло. Сеславин продолжал стоять перед ним, и у него было грозное лицо воина, молодое и доброе. Армилл понял, что чужая воля для него не указ. Пришлось остановиться на сыворотке.
Армилл допрашивал и Ярвенну.
Когда девушку привели в лабораторию, глава Ведомства молча вгляделся в это порождение иного мира.
Чужакам уже выдали тюремную одежду. Ярвенна была в просторной синей робе и штанах из такой же плотной материи. Девушка выглядела так, как выглядят на Земле нищеброды, которым не хватает денег ни на одну операцию по усовершенствованию внешности. У нее чуть вздернутый нос и широкий рот. Неужели Обитаемый мир так духовно неразвит, что у них человек не может обеспечить себе внешнюю красоту?
— Садитесь, — безразлично вежливым тоном произнес Армилл и указал на обыкновенный стул с кожаным сидением.
Анатомическое кресло, на котором недавно давал показания дружок этой девицы, дожидалось неподалеку. Девушка села, подняла на Армилла почти круглые зеленые глаза.
Спутник этой особы под действием «х-2а» пришел в невменяемое состояние, его бормотание можно было счесть бредом. Что он там нес про небожителей? Теперь придется подождать, пока парень отдохнет, и его сознание восстановится. А время не терпит. Канцлер постоянно ждет отчетов. Это понятно, Армиллу тоже было не по себе. Под управлением могущественного Стейра человечество Земли Горящих Трав давно не знало войн и почти забыло о внутренних волнениях. Вторжение чужих даже с самыми благими намерениями внесет какие-то изменения в налаженную жизнь… Да и ждать ли благих намерений? Судя по их рассказам, они явились из самой Империи Зла.
Девушку под сывороткой не допрашивали. Армилл хотел сперва обработать сведения, которые дал ее спутник. Имело смысл свериться с девчонкой: допросить ее без применения спецсредств и проверить, о чем она захочет солгать или умолчать, а о чем постарается предоставить принципиально иную информацию, чем ее накаченный наркотиками приятель. Кроме того, показания под «х-2а» все равно следует чередовать с сознательными.
— Назовите ваши имя, — ровным голосом произнес Армилл.
— Ярвенна, — сказала девушка. — Меня назвали в честь покровительницы Даргорода.
— Ярвенна — и все? — перебил Армилл. — У вас есть фамилия?
— Семейное имя? — переспросила она, мгновение подумав. — Мои родители живут в деревне Лесная Чаша под Даргородом, работают в общине хлеборобов. У нас принято называться по месту рождения: Ярвенна из Лесной Чаши.
— Хорошо, — согласился Армилл. — В честь кого, вы говорите, вас назвали?
— В честь небожительницы Ярвенны, которой в старину поклонялись в Даргороде, — ответила девушка. — На главной площади города ей построен соборный храм… Как бы вам объяснить? Культ премудрой и дивной Ярвенны — это культ матери, целительницы, спасительницы, жены. Ее у нас зовут "даргородской хозяйкой".
— Что ж… — Армилл усмехнулся. — У вас как-то принято, я смотрю, поклоняться женщинам. Я имею в виду картину, что была в числе ваших подарков. Что вы хотели сообщить нам этой картиной? — Армилл подался вперед, внимательно смотря Ярвенне в глаза. — И вообще всем этим… — он хотел сказать «барахлом», но передумал. — Вообще именно таким набором вещей.
— Я объясню, — ответила Ярвенна. — Светописные снимки — это просто наш современный быт, я думаю, тут пояснять не надо…
— Оставим снимки в покое, — согласился Армилл. — С ними все примерно ясно: мирный труд, достижения науки и техники, праздники и будни… Расскажите лучше о картинах и гравюрах в книге. Что вы подразумеваете под этими сценами?
— Мы хотели донести до вас как можно больше сведений о нашей истории, нашем искусстве и наших взглядах, — сказала Ярвенна. — С чего мне начать?
— С небожителей.
— Небожительница в сиянии изображена на гобелене, — произнесла Ярвенна. — Ее имя — Девонна. Она полюбила человека, которого вы видите напротив нее, и стала его женой. Наше современное человечество — потомки небожителей и людей, вот что мы хотели сказать этим гобеленом.
— А что за девушка на картине? — Армилл указал в полотно. — У нее треугольные звериные уши.
Ярвенна чуть улыбнулась:
— Их называют земнородными. Это дети природы. В Обитаемом мире есть особые места, которые обладают порождающей силой. Их сила еще не совсем изучена. В зимний и летний солнцеворот в некоторых локусах появляются на свет существа, которых мы называем лесовицами, дубровниками, полевицами, озерниками, вьюжницами и вьюжниками. Большинство земнородных похожи на людей. Но есть и иные: например, ночницы — светящиеся ночные бабочки, или горный змей, который спит в глубине хребта Альтстриккен. Родство человечества с Обитаемым миром мы понимаем в прямом смысле: с очень давних пор люди вступали в браки с земнородными, конечно, имеющими человеческий облик. Это родство расширило возможности людей в общении с природой…
Еще древними книжниками земнородные расценивались как проявление желания Обитаемого мира породниться с людьми. Мир приглашал людей родить общих потомков. У нас есть опера "Берест и Ирица". Эти герои — даргородский крестьянин и лесовица — стали в нашем искусстве примером сильной и преданной любви.
В большинстве из нас, современных людей Обитаемого мира, течет хоть толика крови земнородных, — продолжала Ярвенна. — Наша семья деревенская, и у меня мама — полевица: полынница. Такое близкое родство встречается редко. И видите, — девушка подняла соломенную прядь волос. — У меня острые уши. Это признаки земнородных. Так называемые зооморфные признаки. Как будто мир в своих созданиях не смог окончательно преодолеть «звериный» облик.
Армилл пристально посмотрел на девушку. Ее кошачьи уши были покрыты густым пушком того же цвета, что и волосы. "Любопытно, много там таких недочеловеков?.." — подумал службист.
У этих шатающихся по мирам чужаков странные верования! Парень с лицом работяги, который совсем одурел от «х-2а», выходит, небожитель, — то ли ангел, то ли языческий бог, — а девица… В другое время Армилл не удержался бы от иронии и спросил бы ее, не пляшет ли она с сатирами и кентаврами на поляне, но сейчас было не до смеха.
— Итак, после свержения верховного правителя люди, небожители и существа низшего пантеона в вашем мире остались без господина, породнились, и нарушилась иерархия рас? — подвел итог Армилл и криво усмехнулся.
— Да. А теперь, когда я ответила на ваши вопросы, скажите мне, где Сеславин? — спросила Ярвенна.
— С ним все в порядке, вы скоро увидитесь. Ответьте мне сначала еще на пару вопросов, — Армилл не позволял девушке уклониться от темы. — Вы и ваш спутник. Кто вы такие? Какую подготовку получили для переброски в иной мир?
— Сеславин — строитель, он закончил ремесленное училище. Занимался философией и историей, был вольнослушателем университета в Даргороде. Ветеран Хельдерики… — сказала Ярвенна.
— Он воевал? — насторожился Армилл.
Ярвенна улыбнулась:
— Нет, у нас давно не было войн. Два года назад от оползней и наводнения пострадали города в Хельдерике. Даргород выслал дружественную помощь, несколько добровольческих артелей.
— Ликвидатор катастрофы… — понял Армилл.
— А я работаю в общине хлеборобов, — продолжала Ярвенна. — Моя профессия называется "смотрительница полевых угодий". Помните, я рассказывала про рождающие локусы земли? Сельское хозяйство Даргорода зависит от их процветания. Где водятся земнородные, там хороший урожай. Великий Сход Даргорода постановил уделять особое внимание охране и поддержке наших заветных мест. Моя задача — следить, если в поле появится новый локус, угаснет старый, или местные земнородные недовольны людьми, или, наоборот, нуждаются в помощи… Я пишу научную работу о полевых земнородных нашего природного пояса. Теперь вы скажете мне, где Сеславин? — настойчиво повторила она.
— Имели вы с ним сексуальную связь? — осведомился Армилл.
Ярвенна возмущенно вскинула брови:
— А вам какое дело до этого?
— Позвольте мне самому решать, какое мне дело, — с бесстрастной учтивостью ответил Армилл. — Итак, имели?
— Я больше не стану отвечать на вопросы, пока мы не будем вместе, и я не увижу, что с ним не случилось ничего плохого.
— С ним все в порядке, вас не должно это волновать. Гораздо важнее сведения о вас и о вашем мире… — взгляд Армилла стал цепким, а холодное лицо приобрело властное выражение. По иронии судьбы, на ангела или божество был похож здесь именно он, и сила внушения, которую он собирался применить, должна была подавить волю Ярвенны. — Слушайтесь меня и отвечайте на вопросы, — произнес Армилл, глядя в темно-зеленые глаза девушки.
Но он не уловил ее человеческого сознания. Не было даже ощущения борьбы. Армиллу показалось, он обращается к пустому месту. "Где она?" — в недоумении подумал Армилл.
Девушка, не отводя глаз, покачала головой:
— Не надо этого делать. Я лучше вас умею наводить морок.
"Да, госпожа дриада, вы неплохо подготовлены", — раздраженно покривил губы Армилл.
Группа экспертов из Ведомства провела совещание для обобщения данных об иномирцах. Вскоре неутомимый Армилл передал очередной промежуточный отчет канцлеру.
"…Деструктивная культура. Полный отказ от подчинения человека высшим силам, как «темным», так и «светлым». Основная форма общественного сознания — радикальный гуманизм. После Вселенской войны, которая в Обитаемом мире понимается как освободительное движение, возглавляемое человечеством, произошло слияние трех обладающих разными способностями рас".
Канцлер нажал кнопку вызова. Бесшумно вошел слуга с чашкой кофе, бутербродами и бутылкой коньяка на подносе. Наука Земли позволяла использовать вместо людей электронных слуг. Но ученые доказали, что пользоваться услугами живого слуги полезнее для психики.
Налив себе коньяку, канцлер задумался. Гуманизм — привычка к неповиновению: кровавые революции, резня образованной и богатой верхушки исторически всегда опирались на идеологию гуманизма, проповедь счастья для всех. Этот парень — Сеславин — как раз такой разрушитель, воспитанный гуманизмом. Заключение психолога: "Личность с отклоняющимся (девиантным) поведением".
Объявил голодовку… Армилл спросил его напрямик: "Скажите, Сеславин, что вы имеете против «х-2а»? Это безопасный препарат. Вы можете гарантировать, что без сыворотки вы будете говорить только правду? Вы всерьез считаете, что мы должны в таком рискованном деле, как контакт двух миров, верить вам на слово?". Возразить парню на это нечего, но и признать логическую необходимость того, что с ним делают, он не готов.
Ему предложили выбор: или он ест сам, или получает питательный раствор. И что же? "Пускай раствор, что хотите — добровольно я ничего делать не буду". Развращенная психика. Упрямство, пренебрежение к разумным доводам, а напоследок — аргумент в стиле гуманистов.
Армилл: "Вы предпочли бы допрос на старинный манер: не «х-2а», а дыбу, плети и раскаленные угли?" — "Да, это — и то лучше!". Настоящая философия гуманизма! Пытки во имя сохранения человеческого достоинства! Этот щенок еще думает, что он бы блистал достоинством, когда его подвесили бы на дыбу!
Стейр залпом выпил рюмку коньяку. Канцлера охватило желание и вправду устроить Сеславину то, что он просит. Не доисторическую дыбу, а ее современного собрата, принцип которого основан на свойстве человеческих мышц сокращаться под воздействием электричества. Стейр выпил еще рюмку, сделал небольшой глоток кофе. Слабая улыбка появилась у него на губах. У парня, бесспорно, отличное тело… как они говорят, — небожитель? На экране монитора мелькали сцены медосмотра. Такие мышцы от судорожного сокращения наверняка сломают кости. Интересно, осведомлен ли этот гуманист, какую роль в проведении пыток играет эрос палача? Почувствует ли любитель человеческого достоинства, что его попросту отымели? "А хорошо бы, — снова наливая коньяку, подумал Стейр. — Получил бы, чего хотел, мразь!".
Парень требует, чтобы ему позволили видеться с Ярвенной. Они всегда чего-то требуют, эти девианты. Как только им приходится в чем-то себе отказывать, они площадной бранью поносят власти. Грязные ублюдки! Забывают, что эта самая власть дает им работу, пособия, медобслуживание. Они всегда недовольны, что им чего-нибудь недодали! А подумали бы лучше, что могла бы с ними сделать, если захочет, эта власть! Ведь только из милосердия правительство поддерживает социальную сферу! Что такое вообще социальные программы, как не милосердие? Не для себя же он, Стейр, вводит эти программы и не для образованных, успешных людей! Это для них, для деградирующей швали, которой все мало!.. Стейр быстро опрокинул рюмку коньяка, взялся за бутерброд с нежной маслянистой рыбой.
— Нет, мы никогда не были близки… мы не совокуплялись, — с неуклюжей прямотой переводила машина-переводчик лихорадочную речь человека в анатомическом кресле. — Но мы любим друг друга.
В отчете ученых: "Возможно, этой культуре свойственны сексуальные запреты, сублимация которых выливается в гипертрофированное влияние на жизнь так называемых общечеловеческих ценностей и в агрессию в отношении инакомыслящих".
"Целая цивилизация закомплексованных пустобрехов, — презрительно усмехнулся Алоиз Стейр и вдруг побледнел. — Это же фанатики, неудовлетворенные фанатики! С такими не удастся договориться: какой договор! Мы несовместимы! Или мы их, или они нас!".
Около получаса Сеславин проспал в лаборатории. Потом его разбудили двое агентов. Агенты Ведомства носили серые куртки и штаны с серебряными форменными ремнями.
Благодаря инъекции, снимающей действие «х-2а», Сеславин успел достаточно прийти в себя, осталась только легкая слабость.
— Вставайте, мы вас проводим, — сказал один из агентов.
Сеславин увидел, что все приспособления, которые держали его в анатомическом кресле, раскрыты. Он слез, тронул на шее тесное металлическое ожерелье и чуть скривил губы. Его держали в ошейнике, как собаку или раба в древние времена. Эта штука использовалась вместо наручников. В металлическую полоску было что-то встроено.
Когда Сеславину первый раз велели садиться в анатомическое кресло, он испугался: "Что это? Зачем вы это делаете?". Ему ровно повторили приказ, ничего не объясняя. Он должен был просто подчиняться. Но Сеславин не привык подчиняться без объяснения. Мастер по двоеборью — старинному состязанию из двух видов поединков — на кулаках и на мечах, — он вдруг ощутил себя воином и сурово сказал: "Сперва ответьте!". Агент нажал кнопку на маленьком пульте. Безболезненный импульс из металлического ожерелья сейчас же послал сигнал в мозг. Сеславин рухнул бы на пол, скованный нервным параличом, но его подхватил другой агент. Когда ему снова «включили» тело, он был уже в кресле. Он еще не знал, что сейчас будет: может быть, пытки — или вскрытие заживо. На эти мысли наталкивали инструменты и приспособления, такие, которые заставляют любого волноваться и при обычном посещении врача.
Сыворотка не вызывала провала в памяти. После допроса Сеславин хорошо помнил и себя, бредящего, позорно подчиненного чужой воле, и неестественно правильное, надменное лицо допрашивавшего его человека.