Рэй Брэдбери
Помнишь? Ну как же можно забыть! Хотя знакомство было кратким, годы спустя его имя возникло не раз, и они улыбались, и даже смеялись, и тянулись друг к другу, чтобы взяться за руки, предаваясь воспоминаниям.
Саша. Такой милый, веселый дружок, такой лукавый, таинственный проказник, такой талантливый ребенок, выдумщик, егоза, неутомимый собеседник в ночной тиши, неугасимый лучик в тумане дня.
Саша!
Тот, кого они никогда не видели воочию, но с кем часто вели разговоры у себя в тесной спальне в три часа ночи, когда рядом не было посторонних, которые стали бы закатывать глаза и, заслышав
Она тихонько запела. Он подтянул, вспоминая, как они зарделись от удовольствия, слыша детские голоса, но постеснялись остановиться, хотя были горды и счастливы.
— Неужели у нас был новобрачный вид? Как они догадались?
— Уж точно не по одежке! Может, по лицам? От улыбок у нас занемели скулы. Мы просто лопались от восторга. А их задело ударной волной.
— Славные ребятишки. До сих пор слышу их голоса.
— Прошло полтора года, а у нас все по?прежнему. — Одной рукой обняв ее за плечи, он читал их будущее на темном потолке.
— Теперь есть я, — раздался чей?то шепот.
— Кто? — спросил Дуглас.
— Я, — ответил шепот. — Саша.
Дуглас сверху следил за губами жены, но не заметил и шевеления.
— Ага, наконец?то можно поговорить? — произнес Дуглас.
— Можно, — ответил тот же голосок.
— А мы думали?гадали, — сказал Дуглас, — когда же ты дашь о себе знать. — Он мягко привлек к себе жену.
— Настал срок, — отозвался шепот, — я тут как тут.
— Здравствуй, Саша, — вырвалось у обоих.
— А почему ты раньше молчал? — поинтересовался Дуглас Сполдинг.
— Было боязно: вдруг вы мне не обрадуетесь, — прошептал голосок.
— Откуда такие мысли?
— Они возникли в самом начале, но потом ушли. Когда?то у меня было только имя. Помните, в прошлом году. Можно было уже тогда появиться. Но вы испугались.
— Мы тогда сидели на мели, — негромко сказал Дуглас. — Жили в постоянном страхе.
— Разве жить страшно? — спросил Саша. У Мэгги дрогнули губы. — Страшно другое. Не жить. Быть ненужным.
— Погоди. — Дуглас Сполдинг опустился на подушку, чтобы видеть профиль жены, лежащей с закрытыми глазами, и чувствовать ее неслышное дыхание. — Мы тебя любим. Но в прошлом году был неподходящий момент. Понимаешь?
— Нет, не понимаю, — ответил шепот. — Вы меня не хотели, вот и все. А теперь захотели. Мне тут делать нечего.
— Но ты уже здесь!
— А теперь уйду.
— Не смей, Саша! Останься с нами!
— Прощайте, — голосок совсем затих. — Все, прощайте.
Повисло молчание.
Мэгги в безмолвном ужасе открыла глаза.
— Саша пропал, — сказала она.
— Быть такого не может!
В спальне стояла тишина.
— Не может быть! — повторил он. — Это просто игра.
— Это уже не игра. О боже, как холодно. Согрей меня.
Он подвинулся ближе и привлек ее к себе.
— Все хорошо.
— Нет. У меня сейчас возникло странное чувство, будто это все взаправду.
— Так оно и есть. Он никуда не денется.
— Если мы постараемся. Помоги?ка мне.
— Помочь? — Он еще сильнее сжал объятия, потом зажмурился и позвал: — Саша?
Молчание.
— Я знаю, что ты здесь. Не прячься.
Его рука скользнула туда, где мог находиться Саша.
— Послушай?ка. Отзовись. Не пугай нас, Саша. Мы и сами не хотим бояться, и тебя не хотим пугать. Мы нужны друг другу. Мы втроем — против целого мира. Саша?
Молчание.
— Ну, что? — прошептал Дуглас.
Мэгги сделала вдох и выдох.
Они подождали.
— Есть?
В ночном воздухе пробежал едва ощутимый трепет, не более чем излучение.
— Есть.
— Ты здесь! — воскликнули оба.
Опять молчание.
— Вы мне рады? — спросил Саша.
— Рады! — ответили они в один голос.
Минула ночь, за ней настал день, потом опять ночь и еще один день, многие сутки выстроились длинной чередой, но самыми главными были полночные часы, когда он заявлял о себе, выражал собственное мнение: полуразличимые фразы становились все более уверенными, четкими и развернутыми, а Дуглас и Мэгги замирали в ожидании: то она шевелила губами, то он приходил ей на смену, каждый излучал тепло, искренность и превращался в живой рупор. Слабый голосок переходил с одних уст на другие, то и дело прерываясь тихим смехом, потому что все это было несуразно и в то же время любовно, ни один из них не знал, какой будет очередная Сашина фраза — они всего лишь внимали его речам, а потом с улыбкой погружались в рассветный сон.
— Что вы там говорили про Хэллоуин? — спросил он где?то на шестом месяце.
— Про Хэллоуин? — удивились они.
— Ведь это праздник смерти? — прошептал Саша.
— Ну, в общем…
— Не слишком приятно появляться на свет в такую ночь.
— Допустим. А какая ночь для тебя предпочтительнее?
Саша какое?то время парил в молчании.
— Ночь Гая Фокса, — решил он наконец.
— Ночь Гая Фокса?!
— Ну, да, фейерверки, пороховой заговор, Парламент, верно? «Запомни, запомни: ноябрьской ночью…»
— По?твоему, ты сможешь так долго терпеть?
— Постараюсь. Зачем начинать свой путь среди черепов и костей? Порох мне больше по нраву. Потом можно будет об этом написать.
— Значит, ты решил стать писателем?
— Купите мне пишущую машинку и пачку бумаги.
— Чтобы ты долбил у нас над ухом и мешал спать?
— Тогда хотя бы ручку, карандаш и блокнот.
— Договорились!
На этом и порешили; между тем ночи выстроились в неделю, недели соединили лето и раннюю осень, а Сашин голос набирал силу вместе с биением сердца и мягкими толчками рук и ног. Когда Мэгги засыпала, его голос подчас будил ее, и она подносила руку к губам, которые вещали о причудливых фантазиях.
— Тихо, тихо, Саша. Отдохни. Надо спать.
— Спать, — шептал он сквозь дремоту, — спать. — И затихал.
— На ужин, пожалуйста, свиные отбивные.
— А как же соленые огурцы с мороженым? — спросили они почти в один голос.
— Свиные отбивные, — повторил он; прошла вереница других дней, занялись другие рассветы, и тогда он попросил: — Гамбургеры!
— На завтрак?
— С луком, — подтвердил он.
Октябрь простоял без движения только сутки, а там…
Хэллоуин благополучно миновал.
— Спасибо, — сказал Саша, — что помогли мне перевалить за эту дату. А что там у нас через пять суток?
— Ночь Гая Факса!
— То, что надо!
И через пять суток Мэгги поднялась за минуту до полуночи, дошла до ванной и вернулась в полной растерянности.
— Дорогой, — позвала она, присаживаясь на краешек постели.
Полусонный Дуглас Сполдинг повернулся на бок.
— А?
— Что у нас сегодня? — зашептал Саша.
— Гай Фокс. Наконец?то. А в чем дело?
— Мне как?то не по себе, — сказал Саша. — Нет, ничего не болит. Сил хоть отбавляй. Собираюсь в путь. Пора прощаться. Или здороваться? Как будет правильнее?
— Выкладывай, что у тебя на уме.
— Кажется, соседи предлагали обращаться к ним в любое время, если понадобится ехать в больницу?
— Предлагали.
— Звоните соседям, — сказал Саша.
Они позвонили соседям.
В больнице Дуглас поцеловал жену в лоб и прислушался.
— Здесь было неплохо, — сказал Саша.
— Для тебя — все самое лучшее.
— Нашим беседам пришел конец. Счастливо, — сказал Саша.
— Счастливо, — ответили они дуэтом.
На рассвете где?то прозвучал негромкий, но явственный крик.
Вскоре после этого Дуглас вошел в палату к жене. Встретившись с ним глазами, она произнесла:
— Саша исчез.
— Я знаю, — тихо ответил он.
— Но он распорядился, чтобы его заменил кое?кто другой. Гляди.
Когда он подошел к кровати, она откинула уголок одеяльца.
— С ума сойти.
Он увидел маленькое розовое личико и глаза, которые на мгновение полыхнули ярко?голубым и тут же закрылись.
— Кто это? — спросил он.
— Твоя дочь. Знакомься: Александра.
— Привет, Александра, — сказал он.
— Тебе известно, как сокращенно зовут Александру?
— Как?
— Саша.
Он с величайшей осторожностью коснулся круглой щечки.
— Здравствуй, Саша, — сказал он.