Дела императора касаются всех. Это мысли его никого не касаются.
Глава 4
На стол перед Криспом легла серебряная шкатулка с привязанным к ней пергаментным свитком. Принесший ее Барсим выглядел озадаченным и немного испуганным.
— Халогаи нашли это на лестнице, ваше величество, — сказал он. — Поскольку они неграмотны, им пришлось обратиться ко мне, чтобы я прочел письмо, но я, увидав ваше имя на свитке, счел за благо принести это вам.
— Спасибо, — машинально отозвался Крисп и внезапно нахмурился:
— Постой, что значит — нашли? Кто ее принес?
— Не знаю, ваше величество. Не знают и стражники. По их словам, ее не было до тех пор, пока она не появилась.
— Чародейство, — прошептал Крисп, подозрительно уставясь на шкатулку. Неужели Петроний, однажды без успеха попытавшийся убить его волшебством, думает, что Крисп попадется на ту же удочку еще раз? Если так, он будет жестоко разочарован.
— Пошлите за Трокундом, Барсим. Пока он не скажет, что опасности нет, шкатулки я не открою.
— Весьма мудрое решение, ваше величество. Я немедленно распоряжусь.
Крисп решил поначалу, что и вскрывать письмо будет небезопасно, но в ожидании Трокунда от нечего делать все же развернул его.
Ничего погибельного или чародейного — да и вообще ничего — не случилось. Пергамент покрывали угловатые строки, написанные старинными буквами. Подписи не было, но автором письма мог быть только Арваш Черный Плащ, поскольку оно гласило: «Я принимаю твое золото в обмен на год покоя», и дальше: «Твой посланец покинул мой двор и движется домой. Надеюсь, что приложенный мною дар значительно улучшил его поведение».
Когда Трокунд явился, Крисп показал ему свиток и поделился подозрениями. Чародей закивал.
— Совершенно верно, ваше величество. Если в этой шкатулке таится колдовство, будьте уверены, я его раскрою.
Он принялся за работу, окружив себя склянками с порошками и разноцветными жидкостями. Через несколько минут жидкость в одной из склянок внезапно сменила цвет с синего на красный.
— Ха! — фыркнул Трокунд. — Тут все же были чары, ваше величество. — Он сделал несколько пассов, бормоча что-то себе под нос. Жидкость вновь посинела.
— Чары спали? — осведомился Крисп.
— Должно быть, ваше величество, — ответил Трокунд неуверенно и объяснил:
— Я обнаружил лишь заклятье сохранения, из тех, которыми зеленщики сохраняют свой товар свежим в любое время года. Прошу прощения вашего величества, но я понятия не имею, каким образом подобное заклятье может быть опасно. Как бы там ни было, я все же снял его.
— Так значит, если я открою шкатулку, ничего не случится? — спросил Крисп.
— Не должно. — Трокунд вытряхнул на стол очередную горку чародейских приспособлений. — Но я буду готов ко всему.
— Хорошо. — Крисп решительно дернул защелку на крышке. Трокунд шагнул вперед, намереваясь защитить императора от того, что таилось внутри.
Крисп открыл шкатулку. Внутри лежал продолговатый кусок мяса, покрытый с одного конца кровавой коркой. Брови Трокунда недоуменно сошлись.
— Что это? — спросил он.
Крисп тоже не сразу признал содержимое шкатулки. Но в бытность свою крестьянином ему не раз приходилось разделывать коров, овец и коз. Для коровьего маловат, но овечий почти такого же размера…
— Это язык, — ответил он. Потом на память ему пришло приложенное к шкатулке письмо, и недоумение сменилось ужасом. — Это — язык Яковизия, — выдавил Крисп.
Он захлопнул крышку, отвернулся, и его вытошнило прямо на прекрасный мозаичный пол.
* * *
Близ южной стены города Видесса лежал большой пустырь, часто использовавшийся как плац. Теперь на нем выстроились несколько кавалерийских полков — копейщики и лучники. Весенний ветерок трепал знамена. Солдаты отдавали честь, когда мимо них проезжали Крисп и Агапет.
— Снимайте с постов все гарнизоны по дороге, если только думаете, что в бою от них будет хоть капля пользы, — говорил Крисп. — Кубраты всегда любили играть с нами в салочки — ударил и отскочил. Теперь пришла наша очередь. Если Арваш думает, что может купить у нас мир, калеча наших послов, мы вобьем в него немного соображения. По мне, он просто украл у нас сотню фунтов золота. Мы вернем его.
— Слушаюсь, ваше величество, — ответил Агапет. — Но что, если один из моих летучих отрядов столкнется с превосходящими силами врага?
— Отступайте, — ответил Крисп. — Ваша задача — чтобы Арваш и его головорезы занялись своей землей и не лезли в империю. Я не смогу послать вам подкреплений, пока Петроний не будет разгромлен. После этого вся армия двинется к северной границе, но до тех пор вы можете рассчитывать только на себя.
— Будет сделано, как вы скажете, ваше величество. — Агапет отдал честь, потом поднял правую руку. Взревели трубы, засвистели флейты, грянули барабаны, и кавалерия тронулась с места.
Крисп знал, что это добрые солдаты, а Агапет — хороший военачальник: видесские генералы хорошо изучали военное искусство и знали десятки способов использовать к своей выгоде даже мельчайшее преимущество. «Тогда чего я волнуюсь?» подумал Крисп. Может быть, потому, что серьезные и умелые видесские солдаты никогда прежде не сталкивались с халогаями Арваша. Может быть, потому, что серьезный и умелый Агапет уже позволил Арвашу однажды обмануть себя. «А может быть, — подумал Крисп, — причины нет вовсе. Как бы ни был хитер Арваш, он все же не Скотос воплощенный. Его можно победить. Когда-нибудь и Скотос будет повержен».
«Так что же я волнуюсь?» — спросил он себя вновь. От злости на себя он так резко дернул за уздечку, что Прогресс недовольно фыркнул. Назад в город Крисп скакал галопом. Ему давно стоило бы начать кампанию против мятежника Петрония; если бы не злодеяние Арваша, армия вышла бы в поход еще полмесяца назад.
Крисп двинулся не в свои палаты, а в Чародейскую коллегию, что лежала к северу от дворца. Предыдущим вечером до столицы довезли полумертвого Яковизия. В Чародейской коллегии самые искусные жрецы-целители Видесса совершенствовали свое мастерство, передавая его новым поколениям учеников. Туда же попадали и безнадежно больные, кому не могли помочь менее умелые лекари. К таким относился и Яковизий.
— Как он? — спросил Крисп у старшего целителя Дамаса.
Священник был среднего роста и средних лет, с загорелой лысиной и косматой седеющей бородой. Под глазами целителя болтались синюшные мешки — цена, которую священник платил за свой дар.
— Ваше… — начал он, зевнул и начал снова:
— Простите, ваше величество. Думаю, что он поправится, ваше величество. Мы дошли наконец до той стадии, на которой можем лечить саму рану.
— Его привезли еще вчера, — сказал Крисп. — Почему вы прежде ничего не делали?
— Мы совершили очень многое, — сдержанно ответил Дамас. — Мы многого добились, работая совместно с чародеями других направлений, ибо на рану были наложены чары, подобных которым я не встречал, и благого бога молю не встречать более никогда: чары, противодействующие исцелению. Чтобы обнаружить и снять это заклятье, нам и потребовалось столько времени.
— Заклятье против исцеления? — Криспу стало дурно от одной мысли о подобной гнусности, худшей, чем любая пытка, которой Арваш мог подвергнуть Яковизия. — Да кому такая мерзость могла в голову прийти?
— Не нам, ваше величество, и слишком долго, — ответил Дамас. — И даже когда мы поняли, с чем имеем дело, нам пришлось потрудиться, чтобы превозмочь силу чар. Тот, кто накладывал их, воспользовался силой крови самого несчастного, отчего снять заклятье было вдвойне сложней. По сути, это намеренное извращение нашего ритуала. — Несмотря на усталость, жрец напрягся от гнева.
— Но теперь вы готовы к исцелению? — осведомился Крисп и после ответного кивка сказал:
— Отведите меня к Яковизию. Я хочу видеть, как его… вылечат. — Чтобы Яковизий видел его, понял, какую вину ощущает Крисп, отправивший его в посольство, несмотря на недобрые предчувствия.
Когда Дамас распахнул дверь в палату Яковизия, Крисп охнул.
Прежде кругленький и франтоватый аристократ был худ, грязен и оборван. От мерзкой вони Крисп закашлялся; в комнате стоял не просто запах давно немытого тела, но куда худшая вонь, точно от гниющего мяса. Из уголка рта больного тек желтый гной.
Лихорадочно блестящие глаза Яковизия были широко раскрыты и пусты, взгляд скользнул мимо Криспа.
У постели мечущегося Яковизия сидел жрец-целитель, за спиной которого ждали четверо дюжих прислужников.
— Ты готов, Назарей? — спросил Дамас.
— Да, отец. — Взгляд Назарея на секунду задержался на Криспе.
Когда император не шелохнулся, целитель пожал плечами и кивнул прислужникам:
— Начали, парни.
Двое схватили Яковизия за руки, третий силой раскрыл страдальцу рот и пропихнул между зубами обмотанную тряпками палку. До сих пор Яковизий не обращал на окружающее внимания, но при первом же прикосновении к губам забился, точно одержимый, душераздирающе крича и булькая нечленораздельно.
— Несчастный, — прошептал Дамас Криспу. — Ему мерещится в бреду, что мы хотим калечить его снова.
Крисп сжал кулаки так, что ногти впились в ладони.
Несмотря на сопротивление Яковизия, четвертый прислужник запихнул ему в рот железную распорку, наподобие той, которые коновалы вставляют в рот лошадям, чтобы осмотреть зубы. Назарей засунул руку в рот больного и, ощутив напряженный взгляд Криспа, пояснил:
— Для исцеления я должен прикасаться к самой ране.
Крисп хотел было ответить, но Назарей уже впал в целительский транс.
— Благословен будь, Фос, владыка благой и премудрый, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать.
Раз за разом повторял жрец этот символ веры, подавляя сознание, сосредотачиваясь на предстоящем ему целительском труде.
Криспа всегда потрясала работа жрецов-целителей. Начало лечения он уловил, заметив, как напряглось тело Назарея. Яковизий продолжал стонать и метаться, но даже вспыхни он ярким пламенем — Назарей не заметил бы. Точно невидимая молния в душном воздухе, поток целительной силы устремился от жреца к больному.
Яковизий моментально обмяк. Крисп шагнул вперед, испугавшись, что сердце его бывшего хозяина не вынесло напряжения. Но Яковизий продолжал дышать, а Назарей — лечить: окажись что-нибудь не в порядке, жрец-целитель, несомненно, ощутил бы это.
Наконец Назарей отнял руку и вытер о рясу измаранные гноем пальцы. Прислужник вытащил изо рта Яковизия распорку. Тот уже пришел в себя. И прислужники отпустили его руки, когда он нетерпеливо дернулся.
Он низко поклонился жрецу-целителю, пробулькал что-то и, сообразив, что его не понимают, знаками потребовал письменных принадлежностей. Прислужник сбегал за вощеной табличкой и стилем. Яковизий нацарапал что-то и передал табличку Назарею.
— «Ну, что вы уставились?» — хриплым и медлительным от сокрушительной усталости, следующей за исцелением, голосом прочел Назарей. — «Отведите меня в баню — я воняю, как выгребная яма. И дайте поесть — всю кладовую на год вперед».
Крисп поневоле улыбнулся — Яковизий уже никогда не заговорит членораздельно, но его характер не изменился ничуть. Яковизий написал что-то еще и передал табличку Криспу.
«В следующий раз пошли кого другого».
Крисп, помрачнев, кивнул.
— Я знаю, что почести и золото не возместят тебе утраченного, Яковизий, но ты получишь все, что они могут дать.
«Да уж лучше бы так, — написал Яковизий. — Я это заслужил». Он ощупал внутренность рта, удивленно хмыкнул и опять поклонился Назарею. Нацарапав несколько строк на табличке, он вновь передал ее жрецу. «Святой отец, — прочел Назарей, — ране словно бы много лет. Только память еще свежа».
И за обычной хамоватой маской Яковизия Крисп увидал таящийся в глазах ужас.
Прислужник тронул Яковизия за плечо. Аристократ дернулся, скривился от злости на себя и милостиво кивнул слуге.
— Я только хотел сказать, превосходный господин, — произнес тот, — что готов проводить вас в баню. Это недалеко от Чародейской коллегии.
Яковизий вновь попытался заговорить, опять скривился и кивнул.
— Погоди, Яковизий, прошу, — остановил его Крисп, когда они собрались уходить. — Я хочу спросить тебя кое о чем.
Яковизий замер.
— Судя по твоим письмам, вы с Арвашем переплевывались ядом всю зиму. Что ты такого сказал, что он сотворил с тобой… это?
Аристократ снова вздрогнул, на сей раз — от пережитого ужаса.
Но все же склонился над табличкой. Закончив писать, он передал ее Криспу.
«Я и оскорблять-то его не хотел, вот в чем горе. Мы договорились о цене за год мира. Но договор надо скрепить клятвами. Арваш не хотел клясться ни по-кубратски, духами, ни ложными богами халогаев. „Ну так клянись Фосом“, — бросил я ему. Уж лучше было предложить ему переспать с собственной матерью. „Это имя, громовым голосом вскричал он, — никогда более не слетит с моих губ, и с твоих — тоже“. И тогда… «
На этом строка кончалась, но Крисп и так знал, что случилось тогда.
Он очертил над сердцем солнечный круг. Яковизий повторил его жест.
— Мы отомстим за тебя, — пообещал Крисп, — отомстим за все. Я уже послал полк Агапета в набег на кубратские земли. А когда я разделаюсь с Петронием, на Арваша двинется вся армия.
Яковизий опять попытался ответить словами и вновь остановился в досаде. Вместо ответа он кивнул, показал одним пальцем на запад, потом двумя — на северо-восток и снова кивнул, давая понять, что полностью одобряет избранный Криспом путь. Криспа это порадовало: хотя именно Яковизий помог ему сделать выбор прошлой зимой, он едва ли мог винить аристократа, если бы тот изменил мнение после всего пережитого. То, что Яковизий не передумал, лучше всяких слов убеждало Криспа в правильности решения.
Яковизий повернулся к слуге и демонстративно поскреб спину.
Слуга вывел его из палаты.
— Я в долгу у вас, — сказал Крисп Назарею.
— Ерунда, — отмахнулся жрец-целитель. — Я благодарю бога благого за то, что смог унять страдания Яковизия. Единственно волнует меня, что рана его имеет такую природу, что будет весьма беспокоить его, даже зажив. А заклятье, наложенное на рану, чтобы та не заживала… это немыслимое злодейство, ваше величество.
— Я знаю. — Крисп снова открыл табличку и перечитал слова, стоившие Яковизию дара речи. Человек, не желающий произносить или даже слышать имя Фоса, может быть только злодеем. «Если бы Арваш был настолько туп, как злобен, и если бы Петроний провалился к Скотосу в ад, и если бы Пирр смягчился, и если бы я был уверен, что Фостий — мой сын, и если бы да кабы я мог править одними „если“… «
* * *
Даже ранней весной на прибрежных равнинах было жарко и душно.
Дороги, впрочем, еще не высохли полностью, и армия на марше почти не поднимала пыли — причина начинать войну с весны не хуже любой другой, подумал Крисп, проезжая на Прогрессе берегами реки Эризы.
Армии такого размера Криспу видеть еще не приводилось — больше десяти тысяч солдат. Если бы Саркису за зиму удалось схватить или прикончить Петрония, гражданская война не пошла бы по второму кругу. Но, удержав Анфимова дядю от наступления, васпураканский генерал добился результата почти столь же впечатляющего: он убедил провинциальных военачальников, что выгоднее ставить на Криспа. Эти-то генералы и вели сейчас войска из города Видесса.
Как и следовало ожидать, в полях по обе стороны дороги работали крестьяне. Хотя войско Криспа было куда больше того, с которым он проезжал этой дорогой по осени, крестьяне не разбегались так испугано. Крисп счел это добрым предзнаменованием.
— Они знают, что мы не станем их грабить, — заметил он ехавшему рядом Трокунду. — Крестьяне не должны бояться солдат.
— До урожая далеко, так что взять с них все равно нечего, — ответил чародей. — Оттого они и расхрабрились.
— Да ты, не иначе, кислого вина наглотался, — проговорил Крисп удивленно; такой цинизм сделал бы честь и Яковизию.