Я несколько месяцев не вспоминал об Алрике. Когда-то на Юге большой Северянин очень помог нам, хотя сначала я ему не доверял. Алрик был танцором меча, обученным на Севере, но не претендовавшим на мастерство или положение Дел. Не было у него и яватмы, вместо нее он использовал Южный клинок.
Я покачал головой.
– Мужчина у которого есть женщина не должен вести такой образ жизни.
Дел улыбнулась.
– Значит ты предпочел бы сидеть дома, чтобы жена занималась тобой, очагом, детьми… или проводил бы время в постели, стараясь сделать побольше этих детей.
– Может быть, – согласился я. – Это лучше, чем безбрачие, – я бросил на Дел многозначительный взгляд. – Ну ладно, а как ты? Откровенность за откровенность, баска… Что случится с тобой через год или да? Будешь рожать детей?
Дел перестала улыбаться и посмотрела на меня задумчиво.
– Ты сказал, что мужчина не должен быть танцором меча, если у него есть женщина. Может ты и прав: женщине тяжело жить, понимая, что ее мужчина рискует каждый раз входя в круг, – Дел вздохнула и откинула на спину светлую прядь. – И поэтому я спрашиваю себя: какой матерью я была бы? Разве может мать рисковать собой в круге?
– Но у тебя есть выбор, – удивился я. – Тебя никто не заставляет быть танцором меча вечно… Когда у тебя будут дети, появится множество других дел, тебе будет не до танца.
Ее губы изогнулись.
– В этом все дело, Тигр… мужчина принадлежит только себе, даже зачав ребенка, а женщина должна быть матерью.
Я растерялся и нахмурился.
– А разве не этого она хочет?
Дел смотрела мне в глаза.
– Не каждая женщина хочет иметь детей.
– Но по-моему это естественно…
– Разве? – ровно спросила она. – Поэтому твоя мать и бросила тебя в пустыне?
Что-то сжалось глубоко в животе. К горлу подкатил комок.
Дел крепче взяла меня за руку.
– Может у нее не было выбора, может она была больна, может ты был болен и она подумала, что ты умер. Может…
– А может и нет, – уныло сказал я. – Может ты права и я ей просто не был нужен.
Дел вдруг остановилась и прижала мою руку к своим губам.
– Мне ты нужен, – сказала она.
29
Нас предупредил жеребец, но мы не обратили на него внимания, поглощенные чем-то более важным, чем нервозность лошади. А потом, неожиданно, они оказались рядом, и мы были уже не одни.
Пальцы Адары сжали мое плечо, оттаскивая меня в сторону, пока Массоу влезал между Дел и мною.
– Так долго… – прошептала Адара. – Так долго…
– Постой, подожди…
Киприана повисла на моей правой руке.
– Ты не понимаешь, каково это… Ты не понимаешь, каково это…
Я услышал, как Дел спросила о чем-то Массоу, хотя сами слова потерялись из-за Адары и Киприаны. Массоу не ответил. Он просто вцепился в ее запястье.
– Что, в аиды… – я попытался вырваться, но почувствовал, что не хватает сил. Я понял, что они не собирались отпускать меня.
– Так долго… – прошептала Адара.
– Я первая, – объявила дочь.
– Сила, – зашипела Адара. – Сила заключена в плоти, сила в стали…
– Да отпустите!
Но они не собирались отпускать.
– Тигр! – Дел не скрывала испуга. – Тигр… это локи…
Нет, невозможно. Локи? Адара и Киприана? Тем более малыш Массоу? Не может быть. Но я уже понял, что Дел была права. Это случилось. Они догнали нас.
– Аиды…
Я попытался вырваться, крича, чтобы Дел сделала тоже самое. Я не видел что с ней, поскольку был поглощен дракой с двумя решительно настроенными локи в женском обличье. В слабом свете трудно было что-то разглядеть. Я только чувствовал, что обе они невероятно сильны и если бы не моя изворотливость, они бы распластали меня на земле быстрее, чем я произношу свое имя.
– Дел… – я повернул голову, пытаясь увидеть ее и краем глаза заметил, как Массоу оттолкнул ее назад и толкал пока она не ударилась о скалу так сильно, что стукнулась головой. Я услышал скрежет рукояти меча по камню, а потом увидел Массоу, который уже не был Массоу.
– Тигр… Тигр…
Аиды, я никогда не слышал такого испуга в ее голосе. Я снова попытался вырваться, но с двумя локи справиться не мог. Я чувствовал, как чьи-то руки прижимаются к животу, скользят ниже, между бедрами…
Адара: «…сила в плоти…»
Киприана: «…сила в стали…»
Аиды, они расстегивали мой пояс.
Дел начала кричать.
Я подумал: если я смогу освободить меч… но я знал, что не смогу. Я лежал на спине, на ножнах: меч для меня был потерян.
Киприана склонилась надо мной, языком провела по моей щеке, лизнула шрамы. Что-то ударило меня по зубам: ожерелье из неровных камешков.
И тут я узнал его. Красноватые камешки, нанизанные на кожаный шнурок. Она показывала мне его раньше, надеясь вызвать ревность, но тогда я его не вспомнил. Теперь я все понял: это ожерелье много лет назад Дел сделала для своей матери, а потом бросила в круг камней, предложив его локи в надежде, что они угомонятся.
Очевидно попытка не удалась.
Они не были женщинами. Вернее не совсем женщинами. Чем-то очень страшным.
Демонами в телах женщин, использующими женские уловки и женскую силу. Вряд ли я бы справился и с одной. Двое будут моей смертью.
Или чем там, что останется от меня, когда они со мной покончат.
Дел еще кричала. Массоу, который уже не был Массоу, прижал ее к земле. Я скорчился, изогнулся, перекатился на бок. Я видел только обрывки, потому что женщины были слишком сильны. Дел, как и я, лежала на спине, отплевываясь и отбиваясь, царапаясь и крича, но явно проигрывала битву. Массоу, который уже не был Массоу, раздвигал ее ноги.
Но он мальчик, мысленно простонал я, и словно услышав меня, Массоу изменился. Мальчик исчез. Было только нечто, вытекающее изо рта, носа и ушей. Что-то, ставшее гораздо больше мальчика. Даже больше меня.
Драться было уже не с кем. Враг Дел изменился, но он использовал ту же мужскую тактику. Ту, которую использует завоеватель, чтобы покорить гордую женщину.
Аиды, если это повторится…
Я попытался плеваться: Киприана засмеялась. Попробовал кусаться: Адара улыбнулась. Попытался лягаться и царапаться, но тоже безрезультатно.
Дел уже тихо всхлипывала.
Рука Адары была там, где ей не следовало находиться. Киприана облизывала мне лицо, засунула язык мне в рот. Я почувствовал, как сжался желудок и ядовитый привкус желчи стал подниматься по горлу.
Аиды, не так же…
Нет, не так. Потому что что-то изменилось.
Звук. Тонкая нитка звука. Не меч, не нож, а игла, воткнувшаяся в ухо. Появилась какая-то сила. Она вошла в мою голову и пронзила мозг.
Перед глазами все поплыло, в ноздри бил вонючий запах и оставлял противный привкус на языке. Сначала у меня начал пропадать слух, а потом я различил тончайшие звуки, скользившие за назойливой мелодией.
И я понял, что это.
Да благословят боги Кантеада.
Руки оторвались от меня. Тела отодвинулись, ведомые назад песней, и им подчинились демоны, заключенные в чужую, человеческую плоть.
Я сел. Адара, Киприана и Массоу застыли, прижав ладони к ушам. Их лица кривились от боли.
– Дел, – я подполз к ней, положил ладонь на ее плечо и почувствовал как дернулось тело. Она лежала лицом вниз на земле.
– Дел…
Она медленно, неуклюже приподнялась и тут же шарахнулась от меня, отталкиваясь от земли руками и ногами. Она карабкалась по грязи, пока не уткнулась в каменную стену, и там села, вжавшись в скалу, словно хотела скрыться в ней.
– Дел, – позвал я, – баска… – но запнулся, потому что понял, что она меня не слышит.
Аиды, до чего же страшно смотреть в лицо безумию.
Баска, только не ты.
За моей спиной стояли локи, пойманные в ловушку песней Кантеада.
Баска, смотри на меня, а не на них.
Она вжала пальцы в камень. Она всегда коротко стригла ногти, но все равно, один за другим они трескались, вонзаясь в скалу.
Я побоялся коснуться ее.
За моей спиной повизгивали локи.
– Делила, – позвал я со всей твердостью, на какую был способен.
Она посмотрела на меня. Тупо, но на меня, что было явным улучшением.
– Делила, – повторил я.
Губы дрогнули. Искусанные, окровавленные губы, которые уже начали припухать. Она говорила что-то, но я ничего не слышал.
Очень нежно, в третий раз.
– Делила…
Она взглянула на меня и наконец увидела. И пришла в себя.
Дел снова стала Дел. Разъяренной Дел.
Грязь покрывала ее лицо. На подбородке перемешались слюна и кровь. Мокрые от пота волосы лезли в глаза, пачкаясь в слезах и крови. Ее трясло так, что она едва держалась на ногах, но она стояла и пыталась вынуть меч.
Будь у нее время, даже в таком состоянии Дел убила бы тела, оболочки, приютившие локи, но времени не хватило, потому что за дело взялись Кантеада. Мелодия снова изменилась, и мы уже не управляли собою, подчинившись могучей силе.
И эта сила заставила Дел прервать начатую песню, песню войны и смерти, звуки которой обещали гибель. Эта сила вмешалась в песню, а потом заглотнула ее, прожевала и выплюнула на землю. Почувствовав это, Дел замолчала и снова начала дрожать.
Я хотел коснуться ее, но не стал, понимая, что она еще не готова. Передо мной стояла не хорошо знакомая мне Дел, а девочка, которую чуть не уничтожил Аджани на самом пороге ее жизни. В конце концов ей удалось переступить этот порог, но мир, в который она вошла, оказался миром ненависти и мести. Она могла умереть – и так бывало с женщинами – но не умерла, а превратилась в Дел, не поддававшуюся ни одному мужчине, честно не заслужившему победы. Аджани победы не заслужил. Ему удалось ненадолго украсть ее, но Дел не сдалась.
Дел смотрела на Массоу, Киприану, Адару. На злобных демонов, похожих на людей, которые как-то заменили человеческий мозг на обман локи, человеческие желания на потребности локи. Дел смотрела на женщину, мальчика и девочку, которые где-то во время нашего путешествия проиграли битву трем локи, случайно освобожденным мною.
В пещерах и тоннелях загорелось множество свечей. За локи в темноте двигались тени, маленькие бледные тени, поющие песню ловушки.
Они появлялись отовсюду, Кантеада. Выбираясь из пещер и спускаясь со скал, неся свечи, подходя все ближе, чтобы образовать круг, в который попали мы все, даже Дел и я.
Локи мучительно стонали.
Было холодно. В темноте, рассекаемой светом свечей, я видел как от моего дыхания шел пар, но дрожь, которая сотрясала мое тело, шла изнутри, а не снаружи.
Локи не просто приняли форму людей. Их лица кривились от бешенства, разочарования и отчаяния. Связанные песней, они могли только страдать. Может быть так же, как страдали человеческие хозяева этих тел.
Круг замкнулся. Меня окружали пламя, песня и лица. Необыкновенные, нечеловеческие лица. Пушистые гребешки, окрашенные огнем, стояли ото лба до шеи и дрожа, говорили на своем языке. До этого момента я видел только мастера песни. Теперь я увидел остальных. Я услышал их пение.
Я не из тех, кого берет за душу музыка, я глух к ее сложностям. Я уже говорил: музыка это шум, издаваемый с разными целями. Но на этот раз я слышал не просто шум. Не просто песню. Звук, который наполнил каньон, был силой.
Ноги подогнулись, я сел. Так же как другие: Дел рухнула рядом со мной, безвольно свесив руки, расслабившись, уронив рядом меч, неуклюжая от неожиданной потери контроля над телом. То же происходило с локи: один за другим, они превращались в комки плоти, как глина, ожидающая, что из нее что-то слепят.
Я открыл рот, чтобы заговорить, спросить Дел что происходит, что они собираются делать и что хотят от нас – она Северянка, разумеется она знала
– но я ничего не спросил, потому что не мог. Потому что песня стала моим миром.
Пламя растеклось, слилось, образовало круг. Я видел свет, только свет и сиял он так, что я не мог его вынести. Я мог сделать только одно и сделал это. Я убежал.
Но пламя пошло за мной. Как и песня.
– Песня рождения? – спросил кто-то.
Песня рождения. Песня рождения? Я тупо смотрел на свет.
Молчание.
Имя при рождении?
Имя при рождении. Это уже другое дело. Фраза имела смысл.
Я нахмурился, задумался и понял, что у меня нет ответа.
Мать или отец дают ребенку имя. Я родителей не знал, а значит при рождении у меня имени не было.
Я просто покачал головой.
Песня немного изменилась.
– Имя при рождении? – настаивала она.
Мастер песни? Я задумался. И снова только покачал головой.
Песня стала еще настойчивее. Это было невыносимо. Что-то разрывало мой череп.
А потом вдруг мелодия задрожала. Я почувствовал след удивления, которое ко мне не имело отношения.
– Как тебя называют? – спросили мягко.
На этот вопрос я мог ответить.
– Песчаный Тигр, – сказал я.
Песня задержалась у меня в голове в поисках правды или фальши, нашла ответ и позволила мне удалиться.
Удалиться. Я нахмурился. Уставился в пламя. Потом понял: от меня хотели, чтобы я прошел сквозь него.
Я поднялся, глубоко вздохнул и вышел из круга.
Я прислонился к стене каньона, чувствуя только что истощен умом и телом. Я уже не сомневался в рассказах Дел о магии в музыке Кантеада. Эта музыка прошла через мою душу и теперь я понимал ее.
Я повернулся. За кругом света сидела Дел, глядя, как раньше я, в кольцо пламени. Красный свет застыл на ее лице и жестко обозначил глубокие линии – следы утомления и напряжения. Я видел кровь, синяки, грязь. У Дел почти не оставалось сил, я чувствовал, что она близка к срыву.
Я хотел подойти к ней. Хотел вернуться в круг и вывести ее из пламени, из кольца, из песни Кантеада, но побоялся. Я узнал слишком много, чтобы выступать против такой силы.
Подошла очередь Дел.
– Имя при рождении? – спросил мастер песни.
Она смотрела в пламя.
Он повторил вопрос мягче.
– Дел, – ответил танцор меча.
– Имя при рождении? – настаивал мастер песни.
– Делила, – прошептала женщина.
Я подождал, пока она вышла из круга, ослепленная светом и слезами, взял ее за руку, отвел в сторону и прижал к себе. Ничего не говоря, ничего не спрашивая, я просто стоял рядом с ней. Надеясь, что это ей и нужно.
Песня усилилась. Я услышал в ней диссонанс и жесткость. Скрытое требование. Мастер песни не делал поблажек, когда спрашивал имена остальных.
Он задал вопрос каждому из них. Адаре, Киприане, Массоу.
Все они солгали.
Песня усилилась. Я видел десятки раздувающихся горл и боялся, что они разорвутся от напряжения. Я слышал высокие мелодичные стенания, низкое гудение, негромкое отрывистое жужжание. Я ощущал силу в песне и знал, что локи не смогут противиться ей.
Ей ничто не могло противиться.
Массоу сломался первым.
– Шеду! – закричал он. – Шеду, Шеду, Шеду!
Мастер песни повторил вопрос.
– Шеду! – закричал Массоу слишком низким для ребенка голосом.
Я посмотрел на мальчика. Массоу, который больше не был Массоу. Чье имя теперь было Шеду.
Очередь Адары. Как и Шеду-Массоу, она сломалась под песней.
– Даэва, – прошептала женщина. Я видел в ее глазах ярость, беспомощность, отчаяние.
– Даэва, – снова сказала она, закусив губу. Кровь потекла по подбородку.
– Даэва, – закричала она и крик эхом отозвался в каньоне.
Я перевел взгляд на Киприану. Прямую, честную Киприану. Кокетливую, требовательную Киприану, которая напоминала мне Дел. Которая так старалась соблазнить меня. И которая теперь билась с песней всеми силами ее души.
Вопрос был задан.
– Киприана, – ответила она.
Мастер песни повторил.
– Киприана, – выкрикнула она.
Ее спросила в третий раз.
Светлые волосы встали на голове дыбом, негнущиеся руки взлетели в воздух.
– Киприана! – закричала она.
Я сделал шаг вперед. Дел удержала меня и молча покачала головой.
Я ждал. Песня не менялась, не прерывалась. Мастер песни задал тот же вопрос.