– В первую очередь нам нужно вернуться в наш мир, милорд.
– В мир варварского Средневековья, где замки, короли, драконы, рыцари, орки, зомби и маги-убийцы?
– Да.
– Почему?
– В этом мире слишком опасно.
– Здесь нет Семи мечей.
– Они здесь будут, милорд. Если они еще не здесь.
– Но почему? Ведь пока Браслет здесь, ваш мир может спать спокойно.
– Хранители не будут спать спокойно до тех пор, пока жив последний представитель вашего рода, милорд. В этом мире вам не скрыться от них, и вы не сможете защититься от их магии. Только стены Черной Цитадели могут послужить вам защитой.
– Они еще никого не уберегли.
– Ваш отец дожил до восьмидесяти семи лет, милорд. А если вы останетесь здесь, под вопросом даже ваше двадцатитрехлетие.
– Допустим, я вернулся. Что мне делать дальше?
– Мы отправимся в Горы Скорби и укроемся в потайной пещере, о которой из ныне живущих знаю только я. Мы проведем там столько времени, сколько понадобится, а потом вы восстановите родовой замок, соберете армию и проживете гораздо дольше, чем если вы останетесь здесь.
– А что будет, если я останусь?
– Не останетесь, милорд. Ваша судьба зовет вас за пределы этого мира. Никто не сможет избежать своей судьбы.
– А были такие попытки?
– Ваш отец, милорд, медлил с принятием решения три недели после гибели вашего деда, потом он свой выбор сделал…
– И куда это его привело? Под клинок Эрика из Кинна?
– … но на самом деле выбора ни у кого нет.
– А как давно лично вы участвуете во всем этом?
– С самого начала, – сказал граф. – Я приносил свои клятвы Первому Лорду.
– Значит, вы застали в живых основателя династии, – повторил я. – Вы видели его расцвет и его падение. Более того, насколько я понимаю, вы видели падение всех его потомков, которые по совместительству являются моими предками. Так скажите же мне, какой во всем этом смысл? И есть ли он вообще?
– Это сложный вопрос, милорд.
– Зачем мы все это делаем, граф? Почему?
– Это традиция, милорд.
– Но как только я вернусь в Горы Скорби, против меня обернется сила Семи мечей.
– Вы неправильно оцениваете ситуацию, милорд. Сила Семи мечей уже обращена против вас.
Я представил себе, как по улицам центрального мегаполиса нашей Родины пробираются семеро волшебников с длинными бородами и сучковатыми посохами тащат с собой семерых героев, этаких Конанов-варваров, вооруженных и пахнущих соответственно, и мне стало смешно. И было смешно ровно до тех пор, пока я не вспомнил о пяти трупах, оставшихся в моем жилом комплексе.
Интересно, сможет ли Хранитель меча противостоять батальону спецназа? И на самом ли деле я хочу это выяснить?
– Я ношу Браслет с самого утра, граф. И я ни черта не ощущаю. Вы знаете, как им пользоваться?
– Нет, милорд. Это может знать только тот, кто носит Браслет.
– И инструкции по применению к нему не прилагается?
Граф пожал плечами. Какие, к черту, инструкции?
– А если это ошибка? И я не смогу его применять?
– Этого не может быть. Вы – сын вашего отца, и Браслет нашел вас после его гибели. Значит, со временем знание придет.
Главное, чтобы перед знанием не пришел какой-нибудь Эрик и не выпустил из меня кишки.
– Это невероятно, – сказал я. Граф покачал головой.
– В это всего лишь трудно поверить, – сказал он.
Утром на даче появился гость.
Нет, не новая напасть. Это был всего лишь мой учитель рукопашного боя, старый знакомый по имени Палыч. Думаю, не следует объяснять, что занятия проводились по инициативе моего отца и Палыч прекрасно знал, кого и для чего он натаскивает. Более того, Палыч тоже не был коренным жителем Земли.
Когда я проснулся и спустился на кухню в поисках кофе, Палыч уже сидел там за столом и уплетал яичницу с колбасой и помидорами.
– Здорово, Костя, – сказал он, поймал укоризненный взгляд графа, сидевшего в углу, и сразу же поправился: – Доброе утро, лорд Кевин.
– Сойдет и «здорово, Костя», – сказал я. – Какие ты для меня припас сюрпризы, Палыч? Ты тоже вампир?
– Нет, я орк.
– Ага, – кивнул я. – Орк. Не могу сказать, что я сильно удивлен этим заявлением, однако раньше я как-то по-другому вас представлял.
– Я замаскировался, – пояснил Палыч. – На самом деле я зеленый и в пупырышках. Жрать хочешь?
– Хм, – укоризненно хмыкнул граф.
– Извините, – поправился Палыч. – Не изволите ли откушать, лорд Кевин?
– Брось придуриваться, Палыч, – сказал я. – Я изволю кофе с сахаром и сигарету.
Граф дождался, пока я сооружу себе утренний бодрящий коктейль из коричневого порошка и кипятка, закурю сигарету, а потом подошел ко мне и протянул конверт.
– Что это? – спросил я.
– Откройте.
В конверте оказался десяток снимков, сделанных «поляроидом». Нет, граф все-таки отвратительный психолог. Стоило мне взглянуть на снимок, лежащий сверху, как чашка выскользнула из моих пальцев и разбилась об пол.
На фотографии был человек, которого я всю жизнь считал своим отцом. Чуть постаревший по сравнению с тем, каким я его помнил. Семь лет прошло все-таки.
Он был мертв. У него не было правой руки, а на груди зияла огромнейшая рана. Отец лежал в луже крови. Рядом с ним лежала газета.
На следующем снимке, сделанном с более близкого расстояния, можно было рассмотреть ее название: «Московский комсомолец».
На третьем снимке можно было даже разобрать дату. Вчерашнее число.
На четвертом снимке была моя мать.
На пятый я не стал даже смотреть. Трясущимися руками засунул фотографии в конверт, обнаружил, что сигарета потухла, и долго не мог зажечь следующую.
– Все-таки ты дурак, хотя и граф, – ровным голосом произнес Палыч. – Нельзя было пацану так, без подготовки, эти фотки подсовывать. Чего ты добиваешься, а?
Высший вампир выглядел смущенным.
– Извините меня, милорд, – сказал он. – Я не мог предположить…
– Что он любит своих родителей? – уточнил Палыч. – И что для него такие фотки будут шоком? Нет, не зря вас все-таки нежитью называют.
Я наконец-то раскурил сигарету.
– Кто? – спросил я.
– Не знаю, – сказал граф. – Видите ли, милорд, я подумал, что, если представлю вам ваших приемных родителей живыми, это поможет вам окончательно поверить в то, что я говорю, и отправился к ним. По просьбе вашего отца они изменили имена и жили в другой стране, чтобы вы даже случайно не могли на них наткнуться, но у меня была возможность доставить их сюда и разрешить все ваши сомнения. Но когда я прибыл, то обнаружил их мертвыми… Тогда я добыл фотоаппарат, свежую газету, чтобы сразу было понятно, когда это произошло, и сделал данные снимки. Мне это показалось хорошей идеей. А потом я отправился за Палычем.
– И это было самое разумное из того, что ты сделал минувшей ночью, – сказал Палыч.
– А пошли вы все, – сказал я.
Но они не пошли. Напротив, остались и продолжали на меня пялиться: Палыч – сочувствующе, а граф – бесстрастно.
Тогда я сам ушел наверх.
Я, как и всякий нормальный человек, любил своих родителей. Даже если бы я знал, что на самом деле они не мои родители, а люди, которые согласились меня растить, я бы все равно их любил. И когда они погибли, я испытал настоящую боль. Несколько дней я не мог разговаривать.
Похороны организовали дядины адвокаты. Трупов не было. Мне объяснили, что самолет взорвался от удара о землю и все пассажиры сгорели. К этому моменту они уже должны были быть мертвы.
На кладбище закапывали пустые гробы. Я помню этот день. Была осень, собралось много людей, часть из которых я толком не знал, шел дождь, и это было кстати, потому что никто не мог рассмотреть моих слез.
Сейчас я тоже плакал.
Прошло семь лет, боль притупилась, я научился жить, сознавая, что мои родители умерли, и смирился с этим. И теперь вот узнаю, что на самом деле все это время они жили в другой стране и кто-то убил их этой ночью.
И боль потери вернулась, как будто никогда и не уходила.
Часа через два ко мне поднялся Палыч.
Наверное, правильно, что это был именно он, а не граф. Все-таки Палыча я знал уже давно, и, наверное, он был самым близким мне человеком на тот период жизни.
– Мне жаль, Костя, – сказал он, присаживаясь на край моей кровати.
– Мне тоже, Палыч, – сказал я. – Семь.
– Что «семь»?
– Семь трупов начиная с вчерашнего утра.
– Восемь, – сказал Палыч. – Думаю, ты должен знать. У твоих приемных родителей, когда они оставили тебя, родился ребенок. Мальчик. Ему было пять лет.
– Его… тоже?
– Да. Правда, граф додумался не делать фотографий.
– Но за что?
Палыч пожал плечами.
– Таковы правила игры. Живыми не оставляют никого.
Палыч подошел к окну.
– Я знаю тебя достаточно хорошо, Костя, и понимаю, что тебе сейчас очень нелегко. Нелегко поверить в то, что рассказал тебе граф. Но он рассказал правду.
– И что мне делать, Палыч?
– Это очень непростая ситуация, – сказал он. – За тобой сейчас откроют охоту много опасных личностей. Конечно, я помогу тебе всем, чем смогу, но решение останется за тобой.
– Граф говорит, что у меня нет выбора.
– Ты не можешь отказаться от Браслета, – сказал Палыч. – Но только ты можешь решить, что тебе с ним делать.
– А что с ним вообще можно делать?
– Не знаю, – сказал Палыч. – Вот ты и разберись. Хочешь, я расскажу тебе о моем племени?
– Это зависит от того, что именно ты собираешься мне рассказать.
– Орки были диким народом и почти не владели человеческой речью. Мы жили в горах и занимались охотой, а охота – ненадежный источник пищи. Бывало, наши охотники не могли найти дичи, и тогда племена жили впроголодь. Кроме того, мы делились на множество кланов и постоянно грызлись между собой. Мы были настоящими дикарями. И остальные народы, населяющие наш мир, относились к нам, как к настоящим дикарям. Это было смутное время. Из всех достижений цивилизации мы знали только огонь и каменные топоры, а это, согласись, даже для нашего мира, отсталого по сравнению с этим, не так уж и много.
– Да, – сказал я. – Это почти ничего.
– Твой предок, основатель Империи, сделал для нас многое. Он собрал вождей всех кланов за единый костер и заставил их договориться о мире между племенами и выбрать единого правителя. Так у орков появились ханы. Орки перестали убивать друг друга, и это уже значило очень много. Хотя все мы понимали, что Лорд использует нас в своих целях, мы принимали его дары. В горах есть несколько небольших долин, и он научил нас обрабатывать землю и выращивать плоды, разводить скот, и орки перестали умирать от голода. Он научил нас работе с металлами, и у орков появилось настоящее оружие, и соседи стали задумываться, прежде чем связаться с нами. Многие мои соплеменники полегли в войнах Империи, но мы все равно благодарны твоей семье, Костя. Вы стали первыми из неорков, кто обращался с нами, как с равными. Вы подарили оркам уважение к себе.
– Насколько я понимаю, моя семья подарила вашему народу еще и смерть.
– Война – это наше любимое занятие, и она была таковой и до прихода твоего предка. Изменились только враги.
– Вас же всех поубивают.
– Всех не поубивают, – возразил Палыч. – Горы большие, и никто не знает их лучше нас.
– Партизанить будете? – спросил я.
– Будем, – сказал он на полном серьезе.
– Понятно. – Кивнул я. – Где граф?
– Отбыл домой на время, – ответил Палыч. – Сказал, что ему необходимо посоветоваться с маркизом Моро.
– Кто такой маркиз Моро?
– Шеф разведки Черной Цитадели.
– Главный шпион?
– Ага, – сказал Палыч. – Главный шпион. Мы с графом разговаривали о событиях этой ночи и пришли к выводу, что Хранители обнаружили тебя слишком быстро и слишком легко. И вычислили твоих приемных родителей тоже слишком быстро. Граф подозревает, что у нас может возникнуть внутренний кризис.
– Утечка информации, – догадался я.
– Кто-то стучит, – подтвердил Палыч. – Хотелось бы знать кто.
– Ты здорово насобачился в местном сленге, – сказал я. – Или у вас тоже есть стукачи?
– Нет, ты не понял, – сказал Палыч. – Кто-то стучит в калитку.
– Хранители? – спросил я.
– Хранители стучат в ворота, – сказал Палыч. – Тараном.
Местного участкового звали Васей.
Именно Васей и никак иначе. И звали его только для того, чтобы выпить.
Мятая форма всегда висела мешком на его угловатой фигуре, фуражка, несмотря на все усилия, постоянно съезжала на затылок, а пистолета с собой он не носил, потому что боялся потерять.
В общем, типичный деревенский мент. Главная Васина беда заключалась в том, что деревня находилась слишком близко к Москве. Начальству было на него наплевать, а дачникам нравилось спаивать представителя закона. Думаю, что через пару лет Васю уволят за профнепригодность. Если только «белочка» не посетит его раньше.
Именно он ломился в мою калитку. И поскольку был уже навеселе, ломиться мог хоть до вечера. Тем более что через щели в заборе он прекрасно мог видеть мою машину и понять, что я на даче.
– Это местный мент, – сказал я Палычу, забыв; что он прожил в этом мире достаточно долго для того, чтобы знать милицейскую форму. – Я с ним поговорю.
– Хорошо, – сказал Палыч.
Он проводил меня до веранды, достал из-под стола большую спортивную сумку, которую, очевидно, привез с собой ночью, и вытащил из нее тяжелый топор. Причем не плотницкий или, скажем, для колки дров, а обоюдоострый боевой топор, предназначенный для проламывания чужих голов и отсечения конечностей. Я присвистнул.
– Прикрою, – пояснил Палыч, устраиваясь около двери.
– Ну-ну, – сказал я и пошел открывать калитку. Из-за нее так пахнуло перегаром, что мне захотелось закусить.
– О, – воскликнул Вася, – Костик! Ты здесь?
– Здесь.
– Выпить есть?
– Нету.
– А полтинник до зарплаты?
– Это пожалуйста, – сказал я и полез в карман. Если дать ему выпить, он никогда не уйдет, а если дать ему денег, то сразу же свалит в магазин.
– Спасибо. – Полтинник сразу же исчез в пустой кобуре. – Ты меня фактически спас.
– Ага. – Согласно кивнул я в ответ.
– Я отдам, не сомневайся.
Я и не сомневался. Вася, сколь бы пьяным ни был, всегда помнил, сколько и у кого брал, и исправно возвращал долги. Это всех настолько удивляло, что одалживали Васе охотно. Наверное, ждали, когда его память наконец-то даст осечку.
– Ладно, – сказал я. – Бывай, Вася.
– Не, – сказал он, – постой. Чего-то я еще хотел.
– Да ну?
– Точно, хотел. Только забыл.
– Так заходи, когда вспомнишь, – сказал я и попытался закрыть калитку, но в щель тут же вклинилась Васина нога в неуставной кроссовке.
– Убери ногу, – сказал я, опасаясь, как бы Палыч не счел эту выходку за угрозу и не отчекрыжил бы Васе вышеупомянутую нижнюю конечность. Или еще чего-нибудь не менее ценное.
– Я вспомнил, – сказал Вася. – Мне звонили.
– Очень рад.
– Из Москвы, – сказал он, как будто мы находились не в двадцати километрах от города, а где-нибудь на Чукотке.
– Рад вдвойне.
– Из убойного отдела, – сказал Вася. – У них есть к тебе вопросы. Кого ты убил?
– Это их вопрос или лично ты интересуешься?
– Это лично я, – сказал Вася. – Меня просили узнать, нет ли тебя на даче. А я шел мимо, смотрю, тачка твоя стоит. Вот и узнал.
– Топай, звони в свой отдел, – сказал я.
– И потопаю, – сказал Вася. – И позвоню. Только это не мой отдел, а убойный. Костик, ты что, пьяный?
– Нет.
– А чего тогда тупишь?
– Я не туплю.
– Тупишь. Кого ты грохнул?
– Никого.
– Опять тупишь. Если ты никого не грохнул, с какой радости убойный тебя ищет?
– Тебе чего от меня надо, Вася? Ты меня арестовывать пришел?
– Не, – сказал Вася. – Ты опять тупишь. Я пришел узнать, здесь ли ты.
– Узнал?
– Узнал.
– Так и вали отсюда.
– Грубо, – сказал Вася.
– Разве это грубо? – спросил я. – Вот сейчас будет грубо. Пошел к черту.