— Тебе противен генерал?
— Не знаю, но боюсь за свою течку. Мне ведь тоже тяжело. — и затем нерешительно спрашиваю: — как вы меня спасли? Ведь он… кажется, порвал меня надвое, я видел много крови.
Тот, спрятав взгляд в пол, кивнул.
— Я ассистировал при твоей операции. Тебя зашили и держали во сне. Не переживай, эти уколы у нас безболезненны и абсолютно не вредят организму, как у вас на планете. Ты быстро восстановился. Это такая редкость.
Я смотрю на убранство комнаты и изумленно вскрикиваю, в углу, застыв, стоит генерал. Жето, тоже напрягшись, замирает.
— Генерал? Может вам маску?
Он торопливо кивает и жадно смотрит на меня, одетого в пижаму. Я пытаюсь отойти к двери, но тот в два шага достигает меня с маской на лице и быстро говорит:
— Я не трону тебя, пока я в маске. Я от омег, Арчи.
Киваю ему облегченно, значит, он скинул напряжение. И уже спокойнее отвечаю, освобождаясь от его захвата.
— Не стойте ко мне слишком близко, прошу вас. Мне тоже нелегко.
Он отступает как-то нехотя и кивком головы отправляет из комнаты Жето. Тот немедля уходит, и Саши тотчас утягивает меня к себе на колени.
— Прошу, прости меня. За свою жизнь, что ты мне подарил, я отплатил тебе изнасилованием.
Я неверяще смотрю на него, он что, не видел, как я сам его желал? Мысль, что он был после меня с омегами, холодит сердце.
— И как вам омеги?
Он дергает плечом.
— Я не смог быть с ними после тебя. Арчи, я… — он замолкает, и я вскакиваю с его колен.
— Я сам хотел вам сказать, но, наверное, будет лучше это сделать после приема пищи?
Он облегчено кивает и спрашивает тихо:
— Можно, я буду приходить к тебе?
Киваю, а у самого сердце радостно стучит, отдаваясь даже в ушах. Но зачем я ему такой? Я урод среди них. И его благодарность, граничащая с безумством радости за свою жизнь, меня не устраивает.
Жето присоединяется к нам за завтраком и зовет меня:
— К тебе сегодня записан один очень вредный омега, он будет для всех инкогнито. Конечно, я его знаю, как и наш генерал. — он украдкой бросает взгляд на Саши, и тот кивает нехотя, поджимая губу, пряча от меня взгляд. — Даже больше скажу, этот омега мечтает видеть в своей постели лишь нашего генерала.
Вот теперь мне неприятно, и я киваю.
— У него проблема в том, что он не может в последнее время зачать. Осмотри его своим зрением?
Обидно конечно, но я сделаю всё, чтобы меня потом отпустили отсюда.
— Я сделаю это, но у меня одна просьба.
Оба они напрягаются.
— Я хочу потом обратно к себе на родину.
Саши едва выговаривает:
— Но там на тебе ставили опыты! Ты там никому не нужен, зачем тебе обратно?
— А здесь я буду не нужен, если дар пропадет, Жето, ты сам сказал, что сигнур недолго бывает с этим даром.
Тот кивнул нехотя, отводя взгляд от Саши, и тот обреченно как-то кивает.
— Хорошо, я верну тебя, но после праздников с омегами. Сейчас туда корабль никак не пройдет, а еще у нас очень напряженная военная ситуация. И если бы не ты со своим даром, поверь, я бы уже, наверное, был бы мертв. Ведь я как раз направлялся в тот самый кубрик, чтобы умереть безболезненно.
Удивленно смотрю на него и киваю.
— Я рад, что смог вам как-то помочь.
Он встает и говорит сухо:
— Позволь мне навещать тебя иногда.
Я киваю тоже обреченно. Скоро, очень скоро он вернется к своим омегам. А я… ну и ладно, главное — я жив, да и этот огромный альфа будет жить новой жизнью. Саши уходит, и Жето, с интересом разглядывая мое недовольное лицо, говорит едва слышно:
— А я вижу, что и ты попал под чары нашего главного альфы.
Спрашиваю, чтобы отвести тему от меня:
— А почему у вас напряженные военные отношения?
Тот сразу как-то обмякает.
— Ну, у нас два вида альф, и оба вида борются за омег. Им кажется, что у нас омеги рожают чаще и более охотно. А у них, мы слышали, омеги вообще без охоты отдаются на вязку победителей.
— Я бы вообще не захотел вязаться с тем, кого не люблю.
Тот замирает и напряженно спрашивает:
— По любви? — киваю. — А это как?
Сосредоточенно задумываюсь сам.
— Ну, это когда, наверное, не хочешь ни с кем ложиться в постель, кроме одного.
Тот с задумчивым выражением лица спрашивает вновь:
— А у тебя на любого альфу была течка?
Пожимаю плечами.
— Не знаю, но вроде бы на одного. На Скаля. Да, точно, его звали Скаль. — радостно вспоминаю своего первого альфу. Пах деревенеет, и я со стоном хватаюсь за живот. Жето тотчас вскакивает.
— Ты как? Арч? Погоди, не вставай, я помогу.
Киваю ему и, опираясь на его руку, возвращаю в постель.
— Может, отменить встречу с омегой?
Мотаю головой, чем раньше я закончу с ним тем, кто любит генерала, тем лучше будет для меня.
В комнату входит не менее крупный омега, чем альфа, и Жето тотчас услужливо ставит ему рядом с моей постелью большое кресло. Я, конечно, очень мелкий омега по сравнению с ним. Лицо омеги и в самом деле словно вырублено топором, добротно так вырублено. Он склоняется надо мной, и я начинаю всматриваться в его тело. И точно, у него в районе паха две черные точки. Они так опутаны нитями, что я еле-еле вижу орган.
— Саши сказал мне, что… продолжает желать тебя, он почуял твой запах, твою течку. — громко говорит властным тоном этот омега. Смотрю на него удивленно, но и тот не отводит от меня строгого взгляда. — Запомни, омежка, мне плевать, что ты там возомнил о себе, вылечив моего Саши, но я не отдам его тебе. Понял? Он мой и только мой. Не порти того, что я создавал много лет. Я ему отдавал всегда свою течку. Так будет и впредь. Всё. Теперь можешь лечить меня.
Жалобно смотрю на Жето, и тот, побледнев, спрашивает, решительно выдохнув:
— Может, обойдемся без угроз тому, кто будет вас лечить?
Тот, даже не взглянув на Жето, роняет:
— А ты, позорник, лучше вообще молчи. Слава о том, как ты покрываешь нас, достигнет и Рилейских гор. И даже те омеги не дадут себя покрыть, будь ты хоть десять раз победителем.
Жето бледнеет, и мне становится неловко за него, что он сразу пал духом. Чтобы подбодрить этого красивого альфу, запальчиво отвечаю:
— А я бы подарил ему свою течку.
Омега смеется.
— С твоей-то мордой?
Я срываю с лица маску, и тот замолкает, жадно глядя на меня.
— И что, ты бы дал ему, зная, что можешь не проснуться после близости с ним?
Киваю, смело глядя ему в лицо.
— У вас на родине у всех такие необычные лица?
Почему-то не могу вспомнить даже лица своего омеги отца, но киваю.
— Я еще страшный омега.
Тот растерянно смотрит на меня и вдруг как-то стыдливо говорит:
— Я не видел никого, кто мог бы переплюнуть тебя в красоте. Ты очень красивый, Арчи.
Я смущенно краснею. Жето, воспрянув духом, спрашивает меня:
— Ну что, ты готов начать лечение нашего главного омеги Фиота?
Я киваю, омега, поджав под себя ноги, спрашивает нервно:
— Мне, может, лечь?
Почему-то отрицательно мотаю головой, хотя мне было бы удобнее. Пальцы сами вновь тянутся, едва я начинаю смотреть другим взглядом в Фиота. Мой взгляд переходит на стену, и я сосредотачиваюсь на ней, там, за стеной, я вижу другой силуэт. Ага, значит, в комнате стоит маячок. Меня видят и слышат, что я говорю. Силуэт быстро уходит, и я вновь переключаюсь на Фиота.
У него всегда глаза белыми становятся? — тихо спрашивает Фиот, пока я лечу его, у Жето. Тот тихо отвечает:
— Ну, в первый и единственный раз, когда я видел это, то да. Второй раз, когда он лечил генерала, он вошел к нему один.
Фиот прошипел:
— Я не дам ему отобрать у меня Саши. Уваро мой и только мой. Лишь я рожу ему сына. — он замирает и тихо стонет. — Что он творит? Жето! Мне больно!!!
Но нити, что опутывают его органы, уходят глубоко. Это говорит о том, что тот сам себя калечил, чтобы не рожать. Отшатываюсь от него и тотчас замолкаю, видя гневный взгляд Фиота.
— Только посмей сказать что-то сейчас. — киваю ему, и тот важно вставая, громко говорит в пустоту: — Я же говорил, что ваш сигнур не сможет мне помочь. — он хлопает громко дверью, и я слышу там тихий вскрик.
Сам кидаюсь к двери, боясь за Фиота, вдруг ему стало плохо. Но открыв первым дверь, несмотря на боль в паху, чуть не хватаюсь за сердце. Там перед Саши на коленях стоит Фиот. Саши пытается убрать ноги, которые тот обнял.
— Мой генерал, прошу, не отворачивайся от меня.
Альфа что-то шипит ему, с силой расцепляя руки, и увидев меня, тотчас краснеет. Мне становится неловко. Я, охая от боли, пячусь в спальню, и Жето кидается мне на помощь. Властный и повелительный голос гремит:
— Не прикасайся к сигнуру, Жето. У тебя сегодня выходной.
Оборачиваюсь к Саши и вижу гневное перекошенное лицо Фиота. Генерал уже отошел от него и сейчас шел ко мне. Жето, пятясь, кивнул и вышел, посадив меня аккуратно в то самое кресло. Фиот что-то прошипел ему, и генерал тотчас сказал гневно:
— Прошу всех освободить мой дом. — он так сказал, что и я с радостью бы ушел, наверное, если бы смог. Но генерал встал у меня на пути и, виновато глядя на меня, уже тише добавил: — Это твой дом, прикажи мне уйти, и я уйду. — он встал на колени перед креслом, в котором я сидел.
— Отчего же, я не запрещал вам приходить. И вскоре я ведь покину этот уютный дом.
Его запах манил. Я забыл про маску, как и генерал. Мы жадно посмотрели друг на друга, и он, опустив голову к моим коленям, застонал:
— Ты снова течешь, Арч. Для меня ты снова течешь.
Поспешно надеваю маску и, вдохнув чистого воздуха, сам трясущимися руками надеваю маску и ему. Но течка началась. Скоро ему и маска не поможет. Взгляд у него светлеет. Он продолжает гладить мои ноги, бедра, стянув чуть пижамные штаны.
— Теряю голову от того, что ты рядом с альфой Жето. Не хочу оставлять тебя такого нежного с кем бы то ни было. Фиот нагрубил тебе, а я даже повода не давал. Я отдавал все его течки своим избранным командирам. Они заслужили продолжение рода больше чем я. Я уже тогда начал терять здоровье. А Фиот настаивал на наших встречах.
Накрываю пальцами его маску там, где губы, и негромко говорю:
— Ты не должен отчитываться передо мной. Я никто в вашем мире, и будет лучше, если я уеду отсюда.
— Я не смогу без тебя, Арч. Не смогу. Это самый лучший запах в моей жизни. Ведь те альфы, что делали тебе операцию, даже и глазом не моргнули, их не волновал твой запах, как меня. Значит, Арч…
Вновь зажимаю ему рот ладонью.
— Нам нельзя никак. Ты убьешь меня.
Он торопливо вскидывает голову.
— Позволь мне хотя бы ласкать тебя. Я сдержусь, я выпил нужное лекарство. — он снимает маску с лица и уже с силой стягивает с меня брюки. Мой член стоит как изваяние, как памятник, желая его ласки. Я охаю, когда он ласкает его, и выгибаюсь, несмотря на боль в паху. Кончаю, громко выстанывая его имя, и замираю, когда он облизывает мой анус. Его глаза прикрыты, смотрю на него восхищенно и вижу, как он гладит сквозь штаны свой член. Тихо зову его, и он тотчас приоткрывает глаза, глядя на меня туманным взглядом.
— Арчи? — спрашивает он, оторвавшись от меня.
Я сползаю с кресла и зову его за собой на кровать.
— Ложись, я хочу попробовать.
Он медленно идет за мной и послушно ложится на кровать спиной. Я сам сажусь между его ног и начинаю гладить его член напряженный и такой твердый. Он смотрит на меня, не отрывая взгляда.
— Ни один омега не трогал мой член даже так. Спасибо что… мрррр… — он урчит, когда расстегиваю его брюки и пропихиваю руку к нему в штаны, поглаживая его член, докуда достаю, а достаю лишь до основания головки, что упирается в штаны. Генерал дергается, и я прошу:
— Сними их.
Он тотчас послушно выдергивает брюки из-под себя и с каждой ноги. Я зачарованно смотрю на его член и очень аккуратно начинаю облизывать головку. Он дергается подо мной со стонами и пытается прижать мою голову, и тотчас одергивает руки. Слышу его шепот:
— Прости, прости, не трону тебя. Погоди! — ему вдруг приходит мысль, и он просит: — Вон мой ремень. Прошу, стяни мои руки.
Послушно делаю это и, заводя его руки кверху, перетягиваю их и закрепляю на ремне. Он смотрит на меня с улыбкой.
— Спасибо.
Я вновь возвращаюсь к его члену и пробую на вкус этого альфу. Он и впрямь очень вкусный, и для меня его запах — просто наваждение. Как же ему, наверное, сейчас трудно сдерживаться. Я сам весь теку, мне нужен он. Сажусь на его пах смазанный своей течкой, хотя запах от меня уже другой, только сейчас замечаю, что запах у меня изменился. Но потом мысли вновь перетекают на генерала. Он готов вот-вот кончить, и я, улыбаясь, нависаю над ним, гладя себя по анусу и яичкам его членом. Он дергает бедрами, вскидывая их кверху, и вдруг бурно изливается. Его взгляд туманен, и он смотрит на меня, потом на потолок и спрашивает хрипло:
— Как ты это сделал?!
Я улыбаюсь и тянусь к нему. Он пытается дернуться ко мне руками, но они скованы. А я уже сажусь ему на грудь и подношу свой член к его рту. Он счастливо тихо смеется.
— Ну же, не смущайся. — шепчет он.
А у меня нет и капли стыда, я считаю его своим альфа-самцом. Он мой. Мой член погружается ему в рот, и я вскрикиваю, когда он начинает сосать его. Опираюсь о его руки, стянутые узлом, и кончаю, зашипев на него, чтобы он не продолжал ласкать мой член.
— Арчи… ты такой сладкий и такой бесстыжий. — он смотрит на меня насмешливо и как-то похабно-пошло. Встречаю с вызовом его взгляд и тотчас отвожу, охолонувшись о холодную синеву отрешенного взгляда. Он, наверное, считает меня распутным омегой. Тотчас кидаюсь распустить ремень на его руках, и боль в паху вновь возвращается.
— Арчи… я, наверное, сейчас уйду на пару часов. Можешь выйти на улицу. Там высокий забор, я боюсь, что к тебе могут прийти любители маленьких омег и воспользоваться…
С вызовом смотрю на него и вижу, как он брезгливо поджимает губы, пряча взгляд. Я встаю, как могу перед ним и спрашиваю смело. Откуда только и взялась эта смелость?
— Что, не понравился я?
Он вскидывает взгляд голубых глаз.
— Почему ты так решил?
Вновь кидаюсь на него с вызовом.
— Ты смотришь на меня по-другому. Тебе не понравился я такой бесстыжий? Что я сам тебя и себя ублажал?
Он отодвигает меня с дороги и решительно говорит:
— Не говори глупости. Я приду, и мы поговорим.
Но он не пришел ни в этот день, ни на следующий, Жето отводил от меня взгляд, и лишь через неделю Жето виновато ответил на мой немой вопрос.
— Он у Фиота. Фиот так и сказал, что генералу быстро приедается вкус течки. Он был прав. Арч, успокойся, не кори себя. Что, боли не прошли?
Мотаю головой и вижу, как ко мне метнулась смазанная тень, не успеваю ничего сказать, как мое тело подхватывает, словно ветром, и несет в окно. Зажмуриваю глаза, ожидая брызг стекла, но звона не последовало, и мою голову накрывают черной тканью. Темнота словно слепит, шум вокруг меня, и тряпку с головы срывают. На меня насмешливо смотрит альфа.
— Омежка, и правда, омежка. Вин, он действительно омежка. А запах, какой сладкий, чуешь?
Сзади меня кто-то говорит властным голосом:
— Ну и пусть пахнет, нам-то что. Он нужен нашим омегам. Пусть они его поизучают и впечатлятся его умением лечить руками. Не трогай его, он… порченный уже.
Первый отдергивает от меня руки, и я спрашиваю хрипло:
— Порченный?
Тот кивает и поясняет:
— Для нас беременный омега священен. Так что до родов ты пробудешь у нас. А потом, когда родишь малыша, мы тебя отпустим.
Я с ужасом смотрю на него.
— А мой малыш? — само то, что мне сказали, что я беременный, уже это было шоком для меня. А уж то, что меня лишат малыша — вообще заставило чуть не потерять сознание. Я не поступлю так со своим малышом, как поступили со мной. Никогда в жизни.
На голову вновь натягивают тряпку, и я засыпаю от долгой качки. Это что, мы на корабле? Обычном таком корабле?