— Не мог ли он фальсифицировать свои ответы? — спросил Бейли.
Он словно утопающий, хватался за соломинку.
— Конечно, нет. В этом и состоит разница между роботом и человеком. Человеческий мозг, да и мозг любого млекопитающего, невозможно полностью проанализировать ни одним из известных ныне математических методов. Поэтому наверняка предугадать его реакцию невозможно. Мозг же робота полностью поддается анализу, в противном случае его не могли бы построить. Мы знаем точно, какой должна быть реакция на данное стимулирующее воздействие. Ни один робот не способен фальсифицировать ответы. То, что вы называете фальсификацией, просто не существует в пределах умственного горизонта робота.
— Тогда давайте обратимся к реальным фактам. Р. Дэниел действительно направил бластер на толпу людей. Я это видел. Я сам присутствовал при этом. Даже если он не стрелял, разве действие Первого Закона не должно было вызвать у него нечто вроде нервного потрясения? Этого, как вы знаете, не произошло. Впоследствии он вел себя абсолютно нормально.
Роботехник в растерянности потер подбородок:
— Это действительно странно.
— Ничуть, — внезапно вмешался Р. Дэниел. — Коллега Элайдж, посмотрите, пожалуйста, взятый у меня бластер.
Бейли взглянул на бластер, который держал в левой руке.
— Откройте патронник, — настаивал Р. Дэниел. — Проверьте его.
Бейли взвесил все «за» и «против», затем медленно положил собственный бластер на стол рядом с собой и быстрым движением открыл бластер робота.
— Он пуст, — озадаченно проговорил он.
— В нем нет заряда, — подтвердил Р. Дэниел. — Если вы присмотритесь повнимательнее, то увидите, что там его никогда и не было. В этом бластере нет запала, его нельзя применить по назначению.
— Вы угрожали толпе незаряженным бластером? — воскликнул Бейли.
— Бластер был мне необходим, чтобы выполнять роль сыщика, — объяснил Р. Дэниел. — Однако, имея настоящий заряженный бластер, я мог бы случайно причинить вред человеку, что, конечно же, немыслимо. Я как-то пытался объяснить вам это, но вы были чем-то раздражены и не пожелали меня выслушать.
Бейли уныло посмотрел на недействующий бластер, который все еще держал в руке, и тихо сказал:
— По-моему, на этом можно поставить точку. Благодарю вас за помощь, доктор Джерриджел.
Бейли послал за завтраком, но, когда его принесли (кекс с дрожжевыми орехами и нелепого вида кусочек жареного цыпленка на крекере), он только и мог, что бессмысленно уставиться на него. Мысли вихрем носились в его голове. На его длинном лице застыло выражение глубокого уныния.
Он словно бы жил в нереальном мире, в жестоком, перевернутом вверх дном мире.
Каким образом все это произошло? События последних дней разворачивались перед ним словно в бесконечном, кошмарном сне, начиная с того момента, когда он вошел в кабинет Джулиуса Эндерби и внезапно оказался по горло в кошмаре убийства и проблем роботехники.
Господи! А прошло всего лишь пятьдесят часов.
Он упорно искал решение в Космотауне. Дважды обвинял в убийстве Р. Дэниела, один раз как замаскированного человека, другой раз как несомненного робота. И оба раза от его обвинений не осталось камня на камне.
Теперь ему снова нужно все начинать сначала. Его вынуждали обратить наконец свои мысли к Городу, а со вчерашнего вечера он никак не мог решиться на это. В его сознание ломились одни и те же нескончаемые вопросы, но он не хотел их слышать, просто не мог. Иначе пришлось бы искать на них ответы, а он… О Боже, как боялся он этих ответов!
— Лайдж! Лайдж!
Чья-то рука грубо трясла Бейли за плечо.
— В чем дело, Фил? — спросил он, приходя в себя.
Филип Норрис, сыщик класса
Бейли слышал об этом проекте. Ученые-теоретики носились с этой идеей уже, по меньшей мере, лет сто пятьдесят. Реализация этого проекта наталкивалась на неразрешимую проблему: сфокусировать луч так, чтобы он мог пройти пятьдесят миллионов миль и не рассеялся в пустоте. Бейли напомнил об этом Филу.
— Когда возникнет такая необходимость, с этим справятся. Будь спокоен, — возразил Норрис.
Бейли представил себе, какой стала бы жизнь на Земле, обладай она неисчерпаемыми запасами энергии. Не нужно было бы сдерживать рост населения. Укрупнялись бы фабрики, интенсивнее использовалась бы гидропоника. Энергия — вот единственное, без чего нельзя было обойтись. Полезные ископаемые вполне можно было бы ввозить с необитаемых планет. Если когда-нибудь возникли бы проблемы с водой, ее можно было бы доставлять с лун Юпитера. Черт возьми, можно было бы заморозить океаны и вывести их ледяные массы на орбиту, по которой они кружили бы вокруг Земли как маленькие ледяные луны. Они находились бы в космосе, всегда под рукой, в то время как их ложа увеличили бы площадь суши, и появилось бы больше земли для сельского хозяйства, больше места для людей. Даже содержание углерода и кислорода в атмосфере Земли можно было бы сохранить и увеличить за счет метановой атмосферы Титана и замерзшего кислорода Умбриеля.
Население Земли могло бы достичь триллиона, а то и двух. Почему бы и нет? Было время, когда сегодняшние восемь миллиардов казались невероятной цифрой. Было время, когда население всего лишь в один миллиард и то считалось немыслимым. Всегда, в каждом поколении, начиная со средней эпохи, находились пророки мальтузианского толка, и всегда оказывалось, что они ошибались.
А что бы сказал на это Фастольф? Мир с населением в триллион? Конечно, возможен! Но он зависел бы от импортируемого воздуха и воды, не говоря уже об энергии, идущей от сложных накопителей, расположенных за пятьдесят миллионов миль от Земли. Какой невероятно шаткой была бы такая структура. Земля постоянно висела бы на волоске от полной катастрофы при малейшем повреждении любого звена в этом охватывающем всю Солнечную систему механизме.
— Я лично думаю, что было бы легче отправить с Земли часть избыточного населения, — сказал Бейли.
Это был скорее ответ на ту картину, которую он нарисовал в своем воображении, чем на то, что говорил Норрис.
— Да кто нас примет? — с горькой усмешкой откликнулся Норрис.
— Любая необитаемая планета.
Норрис поднялся, похлопал Бейли по плечу.
— Лайдж, ешь своего цыпленка и поправляйся. Должно быть, ты все-таки принимал наркотики, — сказал он и ушел посмеиваясь.
Бейли посмотрел ему вслед, и лицо его искривилось невеселой гримасой: Норрис раструбит новость повсюду, и пройдут недели, прежде чем хохмачи их отдела (а они были в каждом офисе) оставят его в покое. Хорошо хоть, что Норрис отвлекся от своей излюбленной темы, и ему не пришлось говорить о молодом Винсе, о роботах и о деклассификации.
Он вздохнул и воткнул вилку в уже остывшего жесткого цыпленка…
Дождавшись, когда Бейли расправился с последним куском кекса, Р. Дэниел поднялся из-за своего стола, выделенного ему еще утром, и подошел к своему партнеру.
Бейли с тревогой посмотрел на робота: «Ну, что?»
— Комиссара нет, и неизвестно, когда он появится. Я сказал Р. Сэмми, что мы собираемся воспользоваться кабинетом комиссара и что, кроме комиссара, он никого не должен туда впускать.
— Зачем нам кабинет комиссара?
— Там нас никто не услышит. Вы ведь не станете отрицать, что нам нужно обдумать следующий шаг. Полагаю, вы не собираетесь прекратить расследование?
Именно этого Бейли желал больше всего на свете, но сказать об этом прямо, естественно, не мог. Он встал и направился в кабинет Эндерби.
Как только они вошли, Бейли сказал:
— Ну, Дэниел, что вы хотели сказать?
— Коллега Элайдж, со вчерашнего вечера вы сам не свой. В вашем психоизлучении произошли определенные изменения.
В голове Бейли мелькнула ужасная мысль.
— Вы телепат? — воскликнул он.
В более спокойном состоянии он не воспринял бы такую возможность всерьез.
— Нет. Конечно, нет, — ответил Р. Дэниел.
Паника, охватившая Бейли, немного улеглась.
— Тогда что вы, черт возьми, подразумеваете, говоря о моем психоизлучении?
— Это лишь выражение. Я использую его, чтобы описать то чувство, которое вы от меня скрываете.
— Какое чувство?
— Это трудно объяснить, Элайдж. Вы, вероятно, помните, что первоначально меня создавали для того, чтобы помочь нашим людям в Космотауне изучить человеческую психологию.
— Да, знаю. Вас приспособили к сыскной работе, просто-напросто снабдив цепью стремления к справедливости. — В голосе Бейли звучал явный сарказм. Он и не пытался его скрыть.
— Совершенно верно, Элайдж. Но мой первоначальный замысел остается, по сути, неизменным. Меня строили для цереброанализа.
— Для анализа биотоков мозга?
— Вот именно. Этот анализ можно проводить на расстоянии, без электродных контактов, если существует соответствующий приемник. Мой мозг является таким приемником. Разве этот метод не применяется на Земле?
О подобных методах Бейли ничего не знал. Он проигнорировал вопрос и осторожно спросил:
— Что вы узнаете при анализе биотоков мозга?
— Не мысли, Элайдж. Я получаю некоторое представление о душевном состоянии человека и прежде всего о его темпераменте, подсознательных мотивах и взглядах. Например, именно я сумел установить, что комиссар Эндерби не был способен прикончить человека при сложившихся во время убийства обстоятельствах.
— И его исключили из подозреваемых на основании ваших выводов?
— Да. Они вполне могли положиться на меня. В этом отношении я очень точная машина.
Еще одна мысль поразила Бейли.
— Погодите! Так комиссар Эндерби не знал, что его подвергают цереброанализу?
— Не было никакой необходимости задевать его чувства.
— Выходит, вы просто стояли рядом и смотрели на него. Никакого оборудования. Никаких электродов. Ни самопишущих устройств, ни графиков.
— Конечно, нет. Я обхожусь без вспомогательных механизмов.
От раздражения и досады Бейли прикусил нижнюю губу. Он лишился той единственной зацепки, той лазейки, которая еще давала надежду на то, что ему все-таки удастся уличить в преступлении Космотаун и таким образом нанести космонитам решающий удар.
Р. Дэниел утверждал, что комиссара подвергли цереброанализу, а час спустя при упоминании об этом сам комиссар даже не понял, о чем идет речь, и не было никаких оснований сомневаться в его искренности. Однако совершенно очевидно, что человек которого подозревали в убийстве и подвергли проверке посредством снятия энцефалограммы, не мог не запомнить эту громоздкую процедуру, все эти электроды и графики, и уж, конечно, получил бы полное представление о том, что такое цереброанализ. Но теперь это противоречие исчезло без следа. Комиссара подвергли цереброанализу, но он об этом и не подозревал. Значит, Р. Дэниел сказал правду, и комиссар тоже.
— Ну а что ваш цереброанализ говорит обо мне? — спросил он довольно резко.
— Вы встревожены.
— Да уж, великое открытие. Еще бы мне не тревожиться.
— Точнее, ваша тревога вызвана столкновением ваших внутренних побуждений. С одной стороны, ваша преданность принципам своей профессии побуждает вас серьезно заняться заговором землян, которые преследовали нас вчера вечером. Другое, не менее сильное побуждение толкает вас в обратном направлении. Вот что мне удалось прочитать в биотоках ваших мозговых клеток.
— Моих мозговых клеток, ну и ну! — разгоряченно воскликнул Бейли. — Послушайте, я скажу вам, почему нет смысла в раскрытии вашего так называемого заговора. Он не имеет никакого отношения к убийству. Должен признаться, раньше я думал иначе. Вчера в столовой мне показалось, что нам грозит опасность. Но что произошло дальше? Они вышли вслед за нами, быстро отстали на полосах, и на этом все закончилось. Хорошо организованные, отчаянные люди действовали бы иначе… Мой собственный сын без труда узнал, где мы находимся. Он просто позвонил в департамент. Ему даже не пришлось называть себя. Наши дорогие заговорщики могли бы сделать то же самое, если бы хотели расправиться с нами.