— Я буду играть на полутонах, — заметив реакцию слушателей, объявил Майхак. — Итак, начинаю «Нехороших леди».
Джейро прислушался, и ему показалось, что рожок играет что-то вроде «Тидл-дидл-идл тидл а-бойгл ойгл, два стона, а бойгл да-бойгл-ойгл, стон, тидл-идл, стон, тидл-идл-идл э-бойгл-ойгл, два стона, тидл-идл, тидл-идл да-бойгл».
— Это все, на что я способен, — закончил Майхак. — Что вы об этом скажете?
— Очень мило, — ответил Хайлир. — Имей вы побольше практики, непременно заставили бы нас станцевать какой-нибудь конвульсивный танец.
— С лягушачьим рожком действительно надо быть поосторожней, — подтвердил гость. — Говорят, что он придуман самим дьяволом. — Майхак указал символы, вырезанные на меди. — Видите эти знаки? Они гласят: эта вещь сделана Суанезом. Суанез — это дьявол. Как убеждал меня продавец, каждый такой рожок скрывает в себе тайную песню. И если человеческому исполнителю удастся сыграть хотя бы часть этой песни, он окажется в западне и будет вынужден продолжать игру до тех пор, пока не упадет мертвым.
— То есть именно эту песню? — поинтересовался Джейро.
— Именно. Никаких вариаций не дозволяется.
— Продавец подтвердил вам происхождение этой вещи? — язвительно спросил Хайлир.
— Да. А когда я попросил документы, он дал мне картинку с этим дьяволом Суанезом и добавил за это к цене еще лишних двадцать солов. [8] Он, конечно, знал, что я очень хочу этот рожок. Мне оставалось или торговаться еще пару часов — или заплатить эти двадцать солов. Я выбрал последнее. Все эти торговцы из мелких лавок — неисправимые канальи.
Хайлир закашлялся.
— Нам это известно не хуже, чем вам.
— Когда я нашла свои медные канделябры, то попала в историю, очень похожую на вашу, — поспешила высказаться Алтея. — Это случилось во время нашей первой целевой экспедиции, которая и сама по себе была настоящей сагой.
И ты говоришь это мистеру Майхаку! — улыбнулся Хайлир. — Я думаю, что уж он-то знаком со всеми экзотическими местами!
— Я был далеко не везде, — остановил его гость. — Так что расскажите мне свою сагу.
И оба супруга рассказали, прерывая, уточняя и дополняя Друг Друга, историю своего давнего приключения.
Вскоре после их свадьбы они отправились в полевую экспедицию в мир Плэйз, в маленькое местечко неподалеку от края галактики. Подобно многим другим мирам, Плэйз был открыт и заселен во время первого взрыва космических путешествий. Фэйты прибыли на Плэйз с тем, что теперь назвали бы совершенно безрассудной затеей, — записать так называемые равноденственные знаки народа Кровавых гор. Такие исследования никогда раньше не проводились по одной веской причине — они считались равными самоубийству. Фэйты, наивные, как птички, прибыли в космопорт Плэйза и сняли номер в гостинице городка Серна, что расположен у самого подножья Кровавых гор. Именно здесь они и услышали впервые о трудностях, которые делали их программу практически невыполнимой. Точнее, о том, что их убьют в тот же момент, как обнаружат.
Но по молодой наглости или по детской глупости Фэйты начисто проигнорировали все предупреждения и только вдохновились трудностями. Супруги наняли флиттер и за два дня до равноденствия полетели к пропасти Куху, где распихали по ее отвесным высоким стенам тридцать два записывающих устройства. Благодаря большой удаче их никто не заметил, хотя сам флиттер был все-таки обнаружен и оттащен на дно пропасти. Попади туда сами Фэйты, их ждали бы пытки настолько страшные, что не стоит даже упоминать.
— До сих пор, как вспомню об этом, кровь стынет в жилах, — призналась Алтея.
— Мы были молодыми дураками и думали: стоит нам только сказать, что мы из института на Тайнете, и нам не сделают ничего плохого, — подтвердил Хайлир.
В ночь равноденствия горный народ приготовился к Церемонии. Всю ночь пульсирующие звуки раздавались по всей пропасти, а на следующий день начался ужасный ритуал. Страшные крики поднимались из пропасти как мучительно-сладкие трели.
Все это время молодые исследователи провели в Серне, назвавшись простыми агрономами, и Алтея, чтобы скоротать часы ожидания, ходила по старым обветшалым магазинчикам, где было выставлено на продажу все, что угодно. Однажды в случайно наваленной груде вещей она заметила пару массивных медных канделябров, от которых постаралась побыстрей отвернуться и с повышенным вниманием принялась изучать какой-то древний горшок.
— Ценная вещь, — важно заметил продавец. — Чистый алюминий.
— Мне это не интересно, — отозвалась Алтея. — У меня уже есть такой.
— Ладно. Тогда вас, может быть, заинтересуют эти старые свечедержалки? Тоже очень ценные — чистая медь.
— Не думаю. Канделябры у меня тоже уже имеются, — хитрила Алтея.
— Но если один из них сломается, плохо ведь без света, — не унимался торговец.
— Вы правы, — нехотя согласилась Алтея. — И что вы хотите за эту рухлядь?
— Немного. Около пятисот солов.
Алтея презрительно вскинула брови и демонстративно принялась изучать каменную плакетку, отлично отполированную и исписанную таинственными резными знаками.
— А это что такое?
— Очень старая вещь. Я даже не могу прочесть, что там написано. Говорят, что на ней перечислены десять людских секретов — наверное, очень важных, как я думаю.
— Но вы ведь даже не можете прочитать надпись!
— Ну и что?
— И сколько?
— Двести солов.
— Да вы смеетесь! — оскорбленно вскричала Алтея. — Вы что, держите меня за дурочку?
— Тогда семьдесят. Ну, и семь солов за раскрытие тайны надписи.
— Ваши тайны устарели и никому не нужны, даже если их прочесть. Моя цена пять солов.
— Ай-яй-яй! Неужели я буду отдавать такие ценности задаром первой попавшейся сумасшедшей, зашедшей в лавку!
Алтея торговалась долго и с упоением, но ниже сорока солов хозяин цену не опустил.
— Такая цена достойна осуждения! — бушевала Алтея. — Я заплачу ее только в том случае, если вы добавите к товару еще пару вещей менее ценных. Ну, например, этот ковер, и… и… эти канделябры.
Торговец схватился за голову. Он вытащил ковер, связанный из каких-то черных, русых и рыжеватых нитей.
— Это ковер плодовитости! — кричал он. — Он сделан из волос, взятых с лобков девственниц! А канделябрам шесть тысяч лет, они из пещеры первого короля Джона Соуландера! Словом за все три вещи — тысячу солов!
— Плачу сорок за все.
Торговец всучил Алтее в руки ятаган и рванул ворот рубашки.
— Прежде чем опорочить меня таким грабежом, убейте! В конце концов, еще через пару часов Алтея вышла из лавки, нагруженная канделябрами, плакеткой и ковром, за которые уплатила, по уверению Хайлира, вдвое больше, чем они стоили на самом деле. Тем не менее. Алтея была очень довольна своим приобретением.
На следующий день супруги снова взяли флиттер и пролетели высоко над Куху. Их взорам предстало полное запустение, горный народ отошел к Пол Пону для ритуального омовения. Фэйты быстро вытащили свои устройства, вернулись в космопорт и отбыли первым подходящим рейсом. Результаты их отчаянной миссии оказались весьма. удовлетворительными; им удалось записать некую потрясающую последовательность звуков, волны — чего? Мелодии? Динамических проекций? Запечатленную борьбу души? Никто не мог найти привезенным ими звукам соответствующего места и названия в таксономии музыки, никто не знал, куда поместить эти «Песни Куху», так они и стали называться.
— Но больше мы в такие сомнительные экспедиции не ввязывались, хотя именно с тех пор и развилась моя страсть к коллекционированию канделябров, — сказала Алтея. — Но хватит обо мне и о моих смешных пристрастиях. Сыграйте нам лучше еще какую-нибудь мелодию на своем рожке.
— Не сегодня, — ответил Майхак. — Из-за этой носовой флейты я начинаю чихать. Все дело в мундштуке. Нужны годы, чтобы поставить правильное дыхание. Но если я когда-нибудь и достигну этого искусства, то, вероятно, буду выглядеть вампиром с вывороченными ноздрями.
— |В следующий раз принесите, пожалуйста, вашу четырехструнку. Это гораздо более нежный инструмент, — попросила Алтея.
— Воистину. Я не рискую ни связаться с этим Суанезом, ни испортить себе нос.
— И все же вам не стоит оставлять свои занятия рожком. Если вы будете давать в нашем центре хотя бы один концерт в неделю, то привлечете большое внимание, вы сможете получать вполне неплохие гонорары. Во всяком случае, я так думаю.
Хайлир снова закашлялся.
— Если вы, конечно, стремитесь к славе и компартуре, то это ваш шанс. Вас тут же примет к себе Скиф — они обожают любую эксцентричность.
— Я подумаю о вашем предложении, — вежливо согласился Майхак. — И все же я никоим образом не рассматриваю свой лягушачий рожок в качестве средства улучшения финансовой карьеры. К сожалению, сейчас у меня только временная работа, на станции техобслуживания космопорта. Платят неплохо, но после окончания курсов в институте я, боюсь, на рожок у меня и вовсе не останется времени.
Заметив энтузиазм Джейро, которого мальчик никак не мог скрыть после этих слов гостя. Алтея и Хайлир сочли за лучшее не распространяться на эту тему. Как и классная дама их сына, они чувствовали, что страсть к космосу будет явно мешать в его академической карьере, на которую они все еще втайне надеялись.
Прошел месяц. Семестр в школе походил к концу, и вот-вот должны были начаться экзамены. А работы Джейро неожиданно стали из рук вон плохи, словно он разом лишился всего своего блестящего интеллекта. Вирц подозревала, что Джейро уже дал волю своим мечтам улетать в далекие и миры и забыл все остальное. Поэтому однажды утром после первого же урока пригласила его к себе в кабинет.
Вирц начала с того, что все, в общем, хорошо, но недостаточно хорошо.
— Твои работы всегда были блестящими, и все мы тобой гордимся. Откуда же теперь эта летаргия? У тебя все прямо из рук валится. В таком состоянии только бабочек ловить, а не учиться! Разве я не права?
— Вы правы, но…
Про «но» классная не стала слушать.
— Нужно оставить всякие нелепые мечты и задуматься о ближайшем будущем.
Джейро предпринял еще одну попытку побороться.
— Но ведь если я даже и попытаюсь вам что-то объяснить, вы все равно не поймете!
— Попытайся!
— Я не имею ни малейшей склонности к компартуре, потому что собираюсь отправиться в космос как можно скорее.
— Прекрасно, но откуда же такая бешеная необходимость? — не унималась Вирц.
— У меня есть на то серьезные причины. Джейро тут же подумал, что опять зашел в своей откровенности слишком далеко. Классная алчно прищурилась.
— Неужели? И какие же это серьезные причины?
— Это нечто важное. То, что необходимо сделать ради сохранения своего душевного здоровья, — монотонно пробубнил Джейро.
— Ах, вот как! И что же именно надо сделать?
— Я сам еще точно не знаю.
— Оно и видно. И куда же ты собираешься отправиться, чтобы выполнить сам не знаешь что?
— Этого я тоже не знаю.
Вирц попыталась сделать свой голос мягким и ласковым.
— Тогда зачем тратить на это силы, если ты даже не знаешь, чего хочешь?
— Для себя я это знаю.
— Тогда, если возможно, поделись и со мной.
— Потому… потому, что я мысленно постоянно слышу некие звуки! И больше ни о чем меня не спрашивайте!
— Нет, здесь нужно докопаться до сути. Ты имеешь в виду, что некий голос во сне дает тебе определенные инструкции?
— Да совсем не это! Никакие не инструкции, и слышу я их не во сне и вообще не ночью! Пожалуйста, могу я уйти?
— Конечно, Джейро. Но только после того, как мы во всем разберемся. Ведь это ненормально! Так, значит, ты слышишь голоса, которые дают тебе указания?
— Они не дают мне никаких указаний. И вообще это только один голос, и он пугает меня.
Вирц вздохнула.
— Ладно, Джейро. Можешь идти.
Но Джейро почему-то не воспользовался этим разрешением, а задержался и попытался убедить классную, что ничего действительно серьезного не происходит, он держит ситуацию под контролем. И лучше вообще забыть о том, что он только что ей тут наговорил.
Классная улыбнулась, похлопала его по плечу и сказала, что на досуге подумает обо всем этом. Джейро медленно повернулся и вышел.
Алтея, как всегда в институте, была очень занята, когда коммутатор на ее столе настойчиво запищал в очередной раз. Глянув на дисплей, женщина узнала сине-красные опознавательные знаки клуба Парнасец. Следом появилось узкое лицо Адоры Вирц.
— Простите за несвоевременный звонок, но случилось нечто, о чем, я полагаю, вам необходимо знать.
— С Джейро все в порядке? — испугалась Алтея.
— Да. Вы одни? Могу я говорить совершенно открыто?
— Я одна. Неужели опять какие-то конфликты с Хэйнафером Глокеншау?
— Насчет этого ничего сказать не могу. Мне кажется, Джейро просто его не замечает.
— В таком случае, в чем же дело? — Голос Алтеи зазвенел еще более испуганно. — Неужели он снова стал обзывать моего мальчика? Или дело дошло даже до кулаков? Он, что, убил его? Вы ведь знаете, что мы с детства учили Джейро избегать грубых силовых игр, которые возбуждают низменные инстинкты и по существу являются маленькими войнами!
— Да-да, но звоню я совсем по другому поводу. Я боюсь, что… что Джейро страдает нервной болезнью, которая может оказаться очень серьезной.
— О Господи! — выдохнула Алтея. — Я не могу в это поверить!
— К сожалению, я вынуждена сказать, что это правда. Он слышит какие-то внутренние голоса, которые дают ему определенные инструкции — возможно, о том, чтобы он отправился в космос, чтобы выполнить там какие-то поручения. Да и эту скудную информацию я выцарапала из него с большим трудом.
Алтея молчала. Действительно, в последнее время мальчик делал какие-то весьма странные замечания.
— Но что конкретно он сказал вам?
Вирц передала свой разговор с мальчиком, и Алтее оставалось только поблагодарить ее.
— Я надеюсь, все это останется между нами?
— Конечно! Но с бедным Джейро надо что-то решать.
— Я немедленно займусь этим.
Алтея позвонила мужу и рассказала все, что узнала от Адоры Вирц. Поначалу Хайлир был склонен воспринять это с большей долей недоверия. Но когда Алтея заявила, что сама слышала от него похожие разговоры, он согласился, что Джейро нуждается в серьезной профессиональной помощи. Хайлир решил сам провести некое исследование, и экран их связи погас.
Спустя полчаса Хайлир сам позвонил жене.
— Служба Здоровья дает хорошие отзывы о группе под названием Ассоциация ФВГ при Бантон-Хаузе в районе Целесия. Я позвонил туда, и нас уже ждут для встречи с доктором Файорио. Ты свободна?
— Разумеется.
4
Об Ассоциации ФВГ Хайлиру рассказал Мел Свуп, директор Службы Здоровья. Руководство ассоциации состояло из трех известных практикующих врачей: докторов Файорио, Уиндла и Гиссинга. Все они имели прекрасные репутации, были приверженцами традиционной науки, но при необходимости смело пользовались новейшими процедурами и лекарствами. Помимо своего членства в Ассоциации все трое имели высокий социальный статус, их клубы говорили о мощной компартуре своих членов. Доктор Файорио состоял в Вал Верде, доктор Уиндл в Палиндроме, а доктор Гиссинг принадлежал сразу к нескольким клубам, наиболее значимым из которых считался Лемур, отличавшийся одновременно непредсказуемостью и храбростью своих членов. Что же касается их внешнего вида, то все трое очень отличались друг от друга. Доктор Файорио был полный, круглый и розовый, как хорошо выкормленный младенец; доктор Уиндл, старший группы, казалось, весь состоял из углов торчащих локтей и коленей; надо лбом у него поднимались глубокие желтоватые залысины, глубоко уходящие в остатки каштановых волос.
И, наконец, доктор Гиссинг выглядел воздушным, подвижным, словно ртуть, гибким, как тростинка, и на голове у него волновалось поле белого одуванчикового пуха. В своей рабочей характеристике он описывался как «весьма похожий на маленькую садовую дриаду, которую надо искать спрятавшейся меж анютиных глазок или моющей ножки в поилке для птиц». Тот же журнал описывал вообще всю Ассоциацию как «крайне своеобразное объединение, дающее гораздо больше, чем простая сумма его частей».