С благословения Рима и владыки Священной Империи велся откровенный грабеж полабов, шла кровавая экспансия рыцарей на земли славянских да балтских «варваров». Где не помогало божье Слово – в дело вступал меч. Так цивилизация уничтожала культуру.
Славянам, которые продолжали оставаться в земле вагров, полабов, бодричей и хижан было велено, чтобы они платили поборы епископам, с плуга по три корца ржи, да и по двенадцать денаров местной монеты. «И увеличились десятины в земле славянской, потому что стеклись сюда из своих земель тевтонцы, чтобы населить землю эту, просторную, богатую хлебом, удобную по обилию пастбищ, изобилующую рыбой и мясом и всеми благами,» – рассказывал современник.
После смерти доброго князя Никлота не осталось у славян вождей языческих. Когда престарелому Никлоту германцы отрубили голову, сыновья его посадили родичей на корабли и ушли к священному острову. Там приняли их руги.
Но разве усидишь, коли стонет земля под копытом коня вражеского – не послушались княжичи мудрых волхвов Арконских, захотелось им добыть вражьей крови, отомстить за родителя.
Заручившись поддержкой хижан, ринулись братья на родовую землю. Старший – Прибислав – рыскал по лесам и дорогам. Путь младшего – Вартислава – был прямее, и он сам попал в засаду, так его настигла стрела…
Прознав о пленении брата, ворвался Прибислав в земли Велеградские, а ныне Мекленбургом они зовутся. Подступил князь к тевтонской крепости и сказал врагам:
«Великое насилие, о мужи, причинено как мне, так и моему народу, ибо мы изгнаны из земли, где родились, и лишены наследства отцов наших. Вы увеличили эту обиду, ибо вторглись в пределы нашей страны и овладели городами и деревнями, которые должны принадлежать нам по праву наследования. И вот, мы предлагаем вам на выбор жизнь или смерть. Если вы откроете нам крепость и вернете принадлежащую нам землю, мы выведем вас мирно с женами и детьми вашими и всем имуществом. Если кто-нибудь из славян что-либо отберет у вас из того, что вам принадлежит, я возвращу вдвойне. Если вы не захотите уйти и, напротив, будете этот город упорно защищать, клянусь вам, что если будет к нам милостивы Боги и победа будет нам благоприятствовать, я всех вас перебью острием меча».
В ответ на эти слова, как сообщил летописец, германцы начали посылать стрелы и наносить раны. В жаркой битве вторглись славяне крепость. Ни одного человека не оставил Прибислав из этих пришельцев; жен же их и детей увели славяне в плен, а замок сожгли… Но более удача не улыбалась Сварожьим внукам.
И наступил год 1168 по Рождестве Христову. И аукнулось ругам им радение за дело славянское. Решено извести оплот варваров, град язычников и пиратов, прибалтийскую Тортугу. Кто решил? Кабы знать, где упадешь – подстелил бы перину.
Шли супротив островитян не просто даны и тевтоны. Свои шли – вчерашние братья и други! Поморяне шли с Казимиром да Богуславом, и бодричи тоже предали. Склонили голову они пред герцогами и золотом Империи, и приказано им было оказывать королю Дании поддержку, когда бы он ни простер руку свою для покорения чужеземных народов. Так и стали славяне немцами, то есть немыми. И предали веру предков, и глухи стали они к зову Сварожича.
* * *
– Может, не стоит? – засомневался Ингвар, когда Инегельд уже запалил трут и поднес его к собранному еще днем сушняку, нынче-то моросил дождичек.
– А чего опасаться? Мы пока что на своей земле. Пусть, они нас боятся! – возразил Ратич.
Сев согласно кивнул.
– Неплохо сказано, юноша! – это были первые слова из уст Златогора. Старый скальд подсел к огню и протянул навстречу пламени свои длинные и тонкие пальцы.
– Все-таки предосторожность не бывает лишней! – молвил Инегельд, – У меня есть средство от непрошеных гостей, но с первыми лучами солнца мое колдовство улетучится и не сможет нас охранить.
– Так мы и встанем с первым лучом. Морось скоро пройдет. Давай, ворожи!
Светлана не вмешивалась в спор мужчин. Им виднее. Не женское это дело – думать о последствиях каждого шага. Девушку ведет по жизни сердце. Не понять даже самому великому мудрецу и чародею мотивы ее поступков.
– Хвала Богам за то, что тепло и сытно! Отведайте пищу странников, добры молодцы, и не держите обиду, если скромен этот стол! – пригласила Светлана попутчиков, разложив на скатерке нехитрый ужин.
– Мы тоже не лыком шиты! Ингвар, доставай! Вкусите, что Девана [37] послала! – скомандовал Сев.
Пока Ингвар и Ратич опустошали свои мешки, Инегельд оградил себя и спутников магической окружностью, внутри которой начертал странные, светящиеся зеленоватым тусклым светом руны:
– Ну вот, – похвалился он, вытирая ладони, – теперь и мышь не проскочит!
– А вкруг города не мог бы? – усмехнулся Ингвар, поглядывая на черту.
– Чем короче линия, тем прочнее… – уклончиво ответил скальд.
Конечно, походный стол не для привередливых, но таких здесь и не было. Нешуточный аппетит у молодых ругов. Если Светлана и старик удовольствовались ячменными лепешками с медом и орехами, Ингвар жадно поедал куски копченой оленины, что приготовила напоследок Любава, щедро сдабривая их солью к немалому удивлению братьев. Последние, впрочем, не отставали от него. Инегельд к звериному мясу не притронулся, объясняя это отнюдь не желанием обидеть ругов, а данным однажды обетом.
– Странные у вас клятвы… – молвил Сев, поддел ломоть острой палочкой, принялся дожаривать, время от времени поворачивая, чтоб не подгорело, – Ну, а скажем, рыба там, или птица?
– Рыба – мясо холодное, для костей полезное. Рыбу можно, а птицу тоже не трону, – ничуть не смущаясь ответил Инегельд, – ты – воин, но это не мой путь, мне много есть нельзя. Особенно на ночь.
– Гляди, ученый! А почему у тебя, ученый, спина бугристая мышцами? Уж, наверное, не от сидений при свече!
Но Инегельд остался спокоен, как полоз. Двумя палочками он что-то доставал из небольшого кувшинчика и отправлял это в рот, где тщательно пережевывал. Видя недоумение ругов, он протянул Ингвару второй такой же сосуд и знаком предложил попробовать. Парень исчертыхался, пока, наконец, не ухватил в глубине кувшина скользкое нечто.
– Смелее, Ингвар! Ведь, не змею же он тебе предлагает! – пошутил Сев.
– А как ты догадался, Всевлад? – спросила Светлана, когда проглоченный кусок уже спускался по Игореву пищеводу…
Все засмеялись, глядя на кислую физиономию сотрапезника. Даже Златогор улыбнулся.
– Пусть меня распнут посреди Рима, если это не вкусно! – невозмутимо продолжил Инегельд.
Дерево, облизанное пламенем, невесело потрескивало. То здесь, то там меж сучьев резвились, шипя, юркие алые огневушки.
– А что, дедушка! Есть ли какие диковинки за морем? Люди вы бывалые, всюду хаживали, все знаете. Расскажите нам, больно интересно! – попросил Ратич Златогора.
– Знаю я, чем удивить, ведаю, чем потешить. Ну-ка… дай мою суму, молодец! – старик бережно развернул рогожу.
Что за чудо! На ней оказалось изображение самого настоящего шахматного поля. Только клеток поменьше обычного. Шесть на шесть. В каждой клетке – руна, а то и две, таинственные письмена по краям. «Шахматы?» – изумился Игорь.
– Это таврели! – поправил его Ингвар.
– Не таврели, и не свейский мерилз! То будет игра самого Велеса, – ответил Златогор, извлекая из мешочка фигурки.
Маленькие башенки тут же пошли по рукам. «Где я их уже видел?» – подумал Игорь. Но когда древний скальд с щелчком поставил одну «шашку» на другую, и они превратились в резной столбик – тут парень словно прозрел. Ну, конечно же! Как он мог позабыть те многоярусные языческие идолы у Власова терема!
А Златогор тем временем раскрыл ладонь и показал присутствующим игральную кость, одну, вторую, третью… Всего оказалось пять. Впрочем, это только слово «кости», на самом деле они мало походили на известные Игорю кубики. Первый многогранник содержал рисунки и символы, в которых очертания странных шахматных фигур, причем одна из сторон игральной кости пустовала. На втором проступали знаки, соответствующие рунам с игрового поля по горизонтали. Третий имел на гранях руны вертикали. Оставшиеся два Златогор поспешно сунул обратно в сумку, единственное, что Игорь успел разглядеть – четвертая кость была разноцветной.
– Вы сами разумеете, молодцы, это необычная игра! Я бы даже сказал, не совсем игра, хотя ее можно использовать и для увеселения, и для развития в себе нескольких добрых качеств, к коим я отношу пытливость ума и верную память – заговорил Златогор.
– Должно быть, мудреная штука! – зевнул Ратич.
– Сколько людей – столько и вкусов. Моя внучка живо освоила забаву. Могу поспорить, что мало найдется удачливых, кто торжествовал бы победу над ней в этом соревновании.
– Ты, старик, правила говори, а там посмотрим! – неожиданно загорелся Всеволод.
– Они весьма просты. Сначала расставим героев на поле битвы. Каждому свое место… – Златогор расположил фигурки по клеткам так, что двенадцать черных шахмат заняли позиции против дюжины белых…
С точки зрения Игоря, заядлого шахматиста, законы игры волхвов и впрямь не были особо сложными. Ингвар же вникал в них с трудом.
– Это княжьи гридни, – старик провел рукой мимо ряда «пешек». Они переступают с клетки на клетку вперед и назад. А это их учителя – «Ратоборцы», беры-рыкари, эт рычат потому что, ходят и бьют во все стороны вдоль по линиям… – он указал на бочонки по углам рогожи.
– Ладьи! – понял Игорь. «Корабли, что ль?» – недоумевала вторая часть Игорева сознания.
– Рядом с ними всадники, скок их коней не похож на сечу пеших – лоб в лоб. «Всадники» могут двигаться вот так!
«Буквой Ге! Лошадью ходи!» – чуть не сорвалось с Игоревых уст, и он сам себе улыбнулся.
– «Князь», а по-готски рекс али конунг, самый сильный. У него есть долг поспевать всюду. Он умеет то же, что и «Гридень», даже намного лучше! – с этими словами Златогор передвинул фигуру «Князь» по диагонали, туда-сюда из угла в угол. – Он опытен, как ратоборец, – старик переместил «Князя» подобно «Ладье» – у него есть верный помощник – мудрый волхв. Силы у волхва не те, как в молодые годы, но к его советам прислушиваются все, даже князь. Не даром берегут «Волхва» пуще оных фигур…
«Вот и „король“ объявился!» – подумал Игорь.
– … Нельзя ему в полон попасть, тут же убьют. Не выкупить и не отбить его у противников… Мало ли богатырей, да вождей у славян, но по смерти волхва племя теряет память веков.
Вскоре Игорь уяснил, что в отличие от таврелей и чатуранги забава волхвов более гуманна, если это слово вообще было известно язычникам. Ни одна фигура с доски не снималась. Они лишь захватывали и меняли себе подобные «шахматы», но не били их, образуя по всей клетчатой рогоже башни и столбы, наподобие Збручского идола, только в миниатюре. Можно было захватывать и свои фигуры, т.е. просто ходить поверх таврелей. Однако прыгать через шахматный заслон по-прежнему мог лишь Всадник.
– Не все в этом мире происходит так, как хотелось бы людям. Даже великие Боги, и те не всегда вольны в своем выборе. Потому и бросаю я камень Макоши, он ответит: «Кому Доля, а кому Недоля!»
Меж шахматных рядов закрутилась игральная кость, выпал «Всадник».
– Сие значит: воевать либо пешему «Гридню», либо конному, остальным стоять, – и Златогор двинул одного из центральных воинов на клетку вперед. Очередь за тобой, Света.
У девушки выпал «Жрец». Теперь она могла ходить любой фигурой, потому что всякая из них ниже «Волхва» по своему положению и опыту. Светлана поставила «Всадника» поверх одного из «Гридней».
– Вот их двое на одной клетке. Они скачут и ходят вместе. Считай, «Колесница» получилась. Если положил свою фигуру поверх вражеской – то захватил ее в полон. Тащи пленного в лагерь.
– А «Князь» на «Волхве» может ездить? – озорно спросил Сев.
Златогор не ожидал такой крамолы, но его опередил Инегельд.
– Волхв старый. Не сдюжит! Он даже коняку на себе не сволокет, а уж гридня и подавно.
Все снова рассмеялись. Златогор в свою очередь метнул кубик – на верхней грани было пусто: – Нет ничего хуже вынужденного бездействия!
– Ну, а что, ежели кто на спину князя вскарабкается? – неосторожно бросил Ратич, даже не глядя на доску.
– Дабы прикрыть его в бою телом, уберечь от мечей и стрел вражеских, – нашелся старый скальд.
– Эх, дед, на всякого князя найдется придворный лизоблюд, – с горечью молвил Ингвар.
– Это смотря какой князь! – ответил ему Инегельд, который завладел камнем Макоши и теперь играючи подбрасывал его на ладони, причем каждый раз, как приметил Игорь, вопреки теории вероятности у скальда выпадал «Волхв».
Беседуя с рунами, думал он, жрец прикасался к тайнам мироздания и постигал их неким шестым чувством, которое нормальному современному человеку представляется интуицией или волошбой.
Но все чаще и чаще это развитое свойство называют истинным именем – магия, Сила, презирающая случай и правящая им.
… Шахматная партия подходила к концу. Сев проигрался в пух прах. Светлана торжествовала. Ратич посапывал во сне, будто ребенок. Златогор тихонько трогал струны, Игорь что-то мурлыкал себе под нос.
– Ба, да у тебя неплохо получается! – нарушил молчание Инегельд.
– Это я так, для себя! – застеснялся Игорь.
– Зря! Песня – она посильнее меча будет! Песня – Велесов дар с Иной стороны – неожиданно сказал старик.
– Изнанка! – воскликнуло Игорево сознание, но вслух парень лишь спросил… – Какого-такого меча!
– Не токмо меча, но и громовой палки, что в крае Иньском изобрели! – поддержал Инегельд Златогора.
– Ну, если вы не против – пожалуйста!
А ведь еще надысь Игорь расставлял по полочкам памяти знания, способные пригодиться в деле защиты острова.
Порох он отмел, не имея ни серы, ни селитры. Если первую еще можно было попробовать получить, обжигая железную или иную руду, богатую сульфидами, с последующей конденсацией газа… Обошелся бы и без нее, кабы сюда пироксилин или хотя бы бертолетову соль… Но куда деться химику без азотной кислоты? К тому же для химических изысканий не хватало времени, а остров был самый настоящий, совсем не Жюль Верновский…
Бетон и цемент пригодились бы при строительстве укреплений, но никто не будет слушать молодого. Когда, оказавшись в крепости, он посоветовал усовершенствовать метательные машины – ему рассмеялись в лицо…
Выдуманная в двадцатом веке Радогора, как оказалось, уступала известным здесь системам борьбы. Всеслав, посмотрев на Ингвара после возвращения с материка, удивился и спросил – в порядке ли парень. Настолько странно, не по-ученому вел он себя на тренировке. Тогда Ингвар-Игорь и отпросился у Учителя под предлогом, что ему надо прийти в себя, восстановиться в одиночестве, отдохнуть. Всеслав решил, что поразительные изменения в технике ученика – результат крепкого вражеского удара по Ингваровой голове, но советовать ничего не стал.
Чем же он Игорь Власов – Ингвар, сын Святобора, может помочь он своему народу? Неужели, кроме волшебного клинка, нечего нет!?
Конечно! Есть!
И у всякого оружия есть своя Изнанка
Мелодии и стихи! В словах скальдов Игорь обнаружил ответ на мучивший его вот уже несколько дней вопрос.
Выполнив необходимые замены в тексте песен, он запел «Дороги», лихорадочно соображая, насколько удачно он превратил русский в словенский середины двенадцатого века:
"…Вьется пыль под сапогами
степями
полями,
А кругом бушует пламя
Да стрелы свистят…"
Не найдя объяснения удивительным метаморфозам собственного сознания и языка, Игорь приготовился к суровой критике.
Скальды разинули рты и во все глаза уставились на руга. Вдохновленный их вниманием он выбрал «Вечер на рейде», благо, помнил песни военных лет с детства, да и какой настоящий русский не любит военных песен.
– Пошли, старик! Нам здесь больше нечего делать, – пошутил Инегельд.
– Еще! Еще! – попросили в один голос Светлана и Сев.
– Да, я не умею.
– У тебя, молодец, хороший слух. Тебе учиться надо! – убедительно произнес Златогор.