Избранный Кхорна - Рейнольдс Энтони


Энтони Рейнольдс

Тьма сгущалась вокруг Мальвена по мере того, как он спускался все глубже в замкнутый, давящий лабиринт Гипергеома. По осыпающимся каменным тоннелям гуляли потоки горячего воздуха, трепля его оборванную рясу. Ветер был мертвенно-сухим и порывистым; он поднимался из глубин земли, словно дыхание самого мира демонов, и нес с собой запахи чего-то давно мертвого и забытого.

Единственным источником света был архаичный фонарь, висевший в воздухе рядом с сенешалем; несшие его над землей гравимоторы резко жужжали, заставляя неподвижный воздух дрожать. За границами освещенного фонарем пространства стояла абсолютно непроглядная тьма.

Под этими безжизненными бледными лучами лицо Мальвена казалось бескровным и бесцветным. Он был — по человеческим стандартам — древним существом. Горечь и обида отпечатались на истерзанном возрастом лице, а глубоко посаженные, делавшие его похожим на труп глаза поблескивали, словно куски обсидиана. Его тело было чахлым и хрупким, но тем не менее на боку у него висел короткий меч. Даже самые старые слуги в легионе Пожирателей Миров были воинами, от которых требовалось сражаться и убивать, когда это было необходимо.

При каждом шаге, уводившем его дальше во тьму, коричневый сенешальский посох глухо ударял по песку под ногами. Тоннель был шириной лишь в два размаха рук, но высокий потолок терялся в тенях. Тьма, казалось, давила на него, словно его присутствие было ей ненавистно.

На мелком как пыль красном песке тоннеля виднелись недавние отпечатки ног, и он следовал за ними. За день сюда, вниз, отправили девять посланников. Ни один не вернулся.

Мальвен сомневался, что на протяжении бессчетных тысячелетий здесь ступал кто-либо кроме тех, кто оставил эти следы. С другой стороны, в Оке время шло странно. Тысяча лет тут могла равняться лишь нескольким часам в реальном пространстве.

Гудящий фонарь начал мигать и тускнеть, и Мальвен ускорил шаг, спеша вперед по тоннелю. Тоннель был одним из тысяч подобных ему, вырезанных в камне под руинами, что когда-то являлись огромным городом. Он миновал боковые коридоры и узкие проходы, многие из которых были завалены осыпавшимся щебнем и каменными обломками, и бессчетные резные проемы, ведущие в выдолбленные в скале камеры и темницы. Все они были тесными и удушливыми, с низкими потолками и узкими стенами.

На периферии его зрения мелькало движение, когда он проходил рядом с этими древними камерами. В них обитали осколки воспоминаний из прошлого. Имматериум оживил эти терзаемые отголоски людей, теперь витавшие на самых пределах восприятия. Они кричали, кровожадные и безумные, а их очертания были туманны и искажены, как на размытом пикте.

Он не обращал внимания на злобных призраков и продолжал идти по тоннелю. Он давно привык к воющему безумию Варпа, а неотложность его дела не оставляла времени отвлекаться на что-то столь несущественное, как потревоженные отголоски прошлого.

День оказался катастрофой, и ему было тяжело от мысли, что его совет — которому его повелитель не стал следовать — оказался отчасти пророческим.

Он был достаточно стар, чтобы помнить о тех временах, когда легион, теперь раздробленный, с гордостью носил свое первое имя. Галактика тогда была совершенно иной, а его повелитель был капитаном Легионес Астартес, а не военным предводителем, командующим кровожадным сбродом, как сейчас. Он помнил волнительный трепет надежды и возбуждения, охвативший воинов легиона, когда флоту сообщили, что их возлюбленный примарх найден. Они еще не знали, какой ужас за этим последует.

Был только один сын Ангрона, которому примарх по-настоящему благоволил, и он окончательно погубил легион после великого провала Ереси Гора. Мальвен советовал своему повелителю не привлекать Предателя, но желание Аргуса Бронда уничтожить своего противника не позволило ему прислушаться к рекомендациям.

Бронд был убежден, что если Предатель будет сражаться на его стороне, он навсегда избавится от Таругара и его Поглотителей. Бронда объявят Избранным Кхорна, и честь вести Кровавый крестовый поход достанется ему.

Однако Предатель оправдал свое прозвище. Когда пришло время, он не стал сражаться за Бронда, а исчез в темноте лабиринта.

Продолжая идти по следам посланников, отправившихся сюда до него, Мальвен повернул в боковой проход, что был шире прочих. Обогнув угол, он нерешительно остановился. Его вдруг охватила дрожь — несмотря на удушающе сухой жар, царивший в тоннеля Гипергеома.

Воздух изменился. Угроза ощущалась явно, как готовый разразиться шторм. Здесь, казалось, было еще темнее, и все его чувства предельно обострились. В воздухе ощущался металлический привкус — безошибочно узнаваемый запах крови. Предатель был близко. Следы на песке вели во мрачную тьму. Ни один не вел обратно наверх.

Подавив страх, Мальвен заставил себя двинуться вперед. Следы уходили в коридор примерно на тридцать шагов, а потом замедлялись, отражая нерешительность и осторожность людей. Органы чувств у предыдущих посланников не были усиленны аугментически, как у Мальвена. Несомненно, вонь крови настигла их только на этом месте. Ему же смрад, исходивший из черной камеры впереди, казался почти невыносимым.

На красном песке под ногами виднелись пятна более темного цвета. Хотя он чувствовал, что из темноты за ним наблюдают злобные глаза, сенешаль выпрямился и вошел. Фонарь не освещал камеру полностью, и в углах помещения чернели тени. Он никого не видел, но знал, что не один.

— Господин?

Осыпающиеся колонны поддерживали низкий потолок, и из-за них камера походила на склеп. С железных креплений на влажных стенах, покрытых брызгами крови, свисали ржавые цепи. На полу были разбросаны части тел, словно забытые игрушки сумасшедшего ребенка. По виду некоторых даже нельзя было сказать, что они когда-то принадлежали людям, так жестоко и так основательно над ними надругались. Это была работа бешеного монстра.

Под подошвами его сандалий чавкали внутренности. Он прокладывал себе путь через останки, прикрыв рот и нос отворотом рясы, чтобы защититься от запаха. Здесь воняло как на скотобойне: кровью, разорванными внутренностями и изрубленной плотью.

Оперевшись на одну из колонн, Мальвен медленно повернулся на месте, напрягая глаза в попытке увидеть что-нибудь в тенях.

— Господин, я Мальвен Биттерспир, сенешаль Аргуса Бронда, бывшего капитана семнадцатой роты.

Свет от фонаря отбросил на дальнюю стену кривую тень, и Мальвен, щурясь, нерешительно двинулся к ней.

— Я здесь, чтобы попросить вас присоединиться к нам на поверхности. Был брошен кровавый вызов. Неужели вы не намереваетесь сражаться, как поклялись?

Пятно, привлекшее внимание Мальвена, обрело четкие очертания, когда светящийся фонарь приблизился к стене вместе с ним. Это было оружие, прислоненное к низкой каменной платформе, которая выступала из стены.

— Дитя кровопролития!

Цепной топор казался больше, чем он его помнил. Сколькие пали под этим страшным оружием? Выкованный самим Ангроном, он был величиной с Мальвена, а его зубья были забиты обрывками плоти и покрыты запекшейся кровью.

Рядом с «Дитя кровопролития» лежало шесть черепов: четыре справа, два слева. Мальвен протянул…

И тут он увидел его. С неподвижностью статуи сидящего на платформе, словно надменный царь-воитель на троне. Его руки, как всегда, были обнажены, а запястья — обмотаны цепями в подражание своему примарху-гладиатору. На нем был побитый в боях тяжелый доспех старого образца. Увенчанный гребнем шлем лежал на песке у его ног.

Лицо Предателя скрывалось в тени, но его глаза, похожие на горящие угли, светились обещанием насилия и неконтролируемой яростью.

— Кхарн!..

Мальвен замер, словно парализованный.

А гигант схватился за топор.

***

— Господин?

Кхарн неподвижно сидел на платформе, все еще сжимая рукоять «Дитя кровопролития». Со стены за его спиной свисали огромные кандалы — такими могли удерживать могучего зверя или существо невероятной силы. Бездонная, всепожирающая ярость плескалась в немигающих, пылающих глазах Кхарна.

Мальвен был слугой расколовшегося легиона с самого детства. Он жил только для того, чтобы служить, и всю свою жизнь он был окружен смертью и теми, кто нес ее с собой. Однако еще ни разу за все эти долгие годы не доводилось ему видеть столь неистовой жестокости и безумия, что читались во взгляде Кхарна. Абсолютная неподвижность тела только подчеркивала ярость, бушевавшую внутри. Лишь богам было известно, что творилось за этими глазами; Мальвену же знать это совершенно не хотелось.

Тишина тревожно затянулась, но Мальвен не осмеливался заговорить снова, боясь спровоцировать Пожирателя Миров.

Кхарн с явной неохотой убрал руку с «Дитя кровопролития» и встал. Резкость движения едва не заставила Мальвена вздрогнуть — едва. Покажи зверю хоть малейший страх, и оно тебя сожрет. Предыдущие посланники, очевидно, за всю свою жизнь так и не нашли времени выучить этот урок.

Кхарн вышел под теплый свет от фонаря, и стало видно его лицо: статное, благородное — и полностью лишенное выражения. Лишь глаза по-прежнему намекали на злобу, таящуюся внутри. Они — и смердевшие свидетельства дикой резни, учиненной в пещере.

Пожиратель Миров, шагая с военной отточенностью движений, начал медленно обходить его по кругу, как если бы намеревался отрезать сенешалю единственный путь к выходу. Но будь даже Мальвен в расцвете сил, ему, как он точно знал, не удалось бы сделать и шага, прежде чем он был бы пойман.

Кхарн заговорил, и его слова звучали спокойно, взвешенно; они не выдавали его намерений.

— Ты чувствуешь их? Души тех, кто умер на арене над нами. Они бродят здесь — растерянные и измученные. Мне их жаль.

Мальвен ничего не ответил, будто пригвожденный к полу, а Кхарн между тем кружил возле него, как кровавый волк, подкрадывающийся к жертве.

— Как ты думаешь, если я убью тебя, ты присоединишься к ним?

У Мальвена пересохло во рту, но он не позволил себя запугать.

— Я не знаю, господин.

— Почему я не чувствую в тебе страха, сенешаль? От других им несло.

— Моя жизнь и так была продлена на срок, куда больший отмерянного природой, господин. Я не боюсь смерти.

Кхарн встал перед ним и посмотрел на него сверху вниз этими безумными, горящими глазами. Он изучал Мальвена, как изучают насекомое; заглядывал ему прямо в душу, и сенешалю казалось, что он уменьшается под пронизывающим взглядом.

— Ты жаждешь смерти, ведь так? Ты хочешь умереть.

Мальвен открыл рот, чтобы возразить, потом закрыл его.

— Я живу, чтобы служить.

Даже ему самому слова показались неубедительными; Кхарн глядел на него без какого-либо выражения. Мальвен опустил взгляд, не способный удерживать зрительный контакт.

— Я… Я давно научился жить в мире с самим собой.

— Мир, — прорычал Кхарн, позволив намеку на эмоции пробиться сквозь спокойную личину. — Мне ненавистно это слово.

Прежде чем Мальвен успел ответить, маска равнодушия вернулась на место.

— Значит, бой закончен?

— Да.

— Расскажи, как это произошло.

— Когда выяснилось, что вы не пришли на поле битвы, большая часть боевых отрядов, собравшихся под нашим знаменем, обратилась против нас, объединившись с Таругаром и его Поглотителями. Нас превосходили в соотношении пять к одному — ни у кого не было сомнений в том, каков будет исход. Те, кто остался верен кровавой клятве, хорошо сражались, но… это была резня. Наш правый фланг смяли, и Поглотители атаковали центр.

Благородное лицо Кхарна исказилось в презрительной усмешке.

— Таругар назвал свой отряд «Поглотителями»?

Мальвен кивнул. Кхарн покачал головой.

— Какая заносчивость. Таругар всегда был самым слабым из них… Знаешь, он ведь ненавидел их.

— Таругар?

— Нет. Примарх.

Мальвен нахмурился.

— Но Поглотители же были…

— Ты сказал, что был брошен кровавый вызов.

— Да, господин. Таругар и его воинство прямо сейчас летят сюда, чтобы ответить на него.

— Кто сражается вместо Таругара? Я так понимаю, он не станет драться с Брондом сам.

— Он выставил чемпиона, который будет сражаться от его имени. Один из его Поглотителей — его называют Расчленителем.

Кхарн наклонился к уху Мальвена, и его голос упал почти до шепота.

— А Бронд?

— Он отказывается выставлять чемпиона, господин. Он сам будет сражаться с рабом Таругара.

Кхарн кивнул, будто ожидал такого ответа.

— Он всегда был горд, этот Аргус. Упрям, как никто другой, но горд. Воин принципов. Пусть даже в ущерб себе.

— Мой повелитель всегда поступал так, как, по его убеждению, было лучше для легиона.

— Ты ему верный слуга, сенешаль, но легион мертв.

Мальвен прикусил язык. Он не осмеливался высказать свои мысли по этому вопросу.

Кхарн смерил его долгим взглядом.

— Теперь расскажи мне об этом Расчленителе.

— Опустившийся и чудовищный потомок Сангвиния. Я не знаю, как получилось, что он сражается за Таругара, но он опасный противник — так мне говорили. Сегодня он убил множество Пожирателей Миров, а также отряд смертных мятежников. Рассказывают, что он обескровил их.

— Хм… Бронд может его победить?

Мальвен ответил не сразу, стыдясь озвучивать свои мысли. Они казались неподобающими верному слуге.

— Я не уверен. Даже если он победит, я сомневаюсь, что Таругар уступит ему.

— Как и я. Он всегда жаждал власти сверх той, которой был достоин.

Мальвен заметил, что Кхарн на мгновение задумался. Его полное отсутствие эмоций тревожило, но он вдруг указал на черепа, разложенные у каменной платформы.

— Собери их.

Мальвен сначала подумал, что они принадлежали посланникам, которых отправляли к Кхарну в течение дня, но теперь он видел, что они были слишком велики. Это были человеческие черепа, но больших размеров. Черепа космических десантников, понял Мальвен. Они были разложены в соответствии с каким-то ритуалом.

Кхарн передал ему сеть, сплетенную из толстых переплетенных волокон, и Мальвен опустился на колени, не обращая внимания на свои протестующие суставы и кровь на грязном полу, начавшую пропитывать полы его рясы.

Он разложил сеть на песке и начал с осторожным почтением складывать на нее черепа, один за другим. Они были тяжелые, будто отлитые из железа. Кости космических десантников были куда плотнее костей смертных. На некоторых их них были следы насилия, указывавшие на причину смерти. У одного над глазницами были красноречивые порезы, которые могло оставить только цепное оружие, а скулы другого до сих пор усеивали почерневшие от огня осколки шрапнели.

Мальвен не задерживался на этих страшных деталях. Он соединил углы сети и крепко связал их. Ему ни за что бы не удалось поднять все шесть черепов, но Кхарн перекинул их через плечо, будто они вовсе ничего не весили. В другой руке он нес «Дитя кровопролития», а его шлем висел на поясе рядом с украшенным плазменным пистолетом из черного железа.

— Меня удивляет, что Бронд отправил тебя сюда. Я не думал, что гордость ему это позволит.

— Он меня не отправлял. По правде говоря, он запретил мне вас разыскивать.

— И тем не менее ты здесь.

— Я здесь.

— Ты странное создание, сенешаль.

— Меня называли и худшими словами.

Кхарн посмотрел на него немигающим взглядом.

— Скажи мне, где будет проходить это состязание.

— Значит, вы собираетесь сражаться, господин?

— Посмотрим.

***

Мальвен и Кхарн вышли из темноты Гипергеома под палящий красный свет, и тут же вопли опьяненной кровью толпы обрушились на них, как физический удар. Оглушающие звуки сопроводил грохот грома, когда изломанная линия алой молнии рассекла горящее небо. Жара на поверхности демонического мира была невыносима, и легкие Мальвена горели при каждом натужном вдохе. Он прикрыл глаза от слепящего света и ахнул про себя.

Дальше