— Ага. — Джокарту вспомнилась старая шутка: — Вольный народ, куда нас пошлют, туда мы и хотим.
— Хотим — не хотим. Зря ты так. — Похоже было, пилота задела небольшая доза язвительности в голосе курсанта. — Хотим мы все одного — жить и оставить после себя жизнь. Не мы полезли к червям войной, так что теперь выбирать не приходится… Да, кстати! — Решив свернуть тему и явно опаздывая на скромный банкет по поводу счастливого — нулевого, как называлось это на языке пилотов — вылета, Спенсер заговорил о другом: — Видался недавно с Балу, он тебя хорошо помнит и шлёт кучу приветов. Занят он сейчас всё время — гоняет молодое пополнение в СВЗ, до дрожи в коленках. А правду он мне сказал, что ты с Лиин… Что у тебя…
— У нас, — поправил его Джокарт, — правда. И спасибо ему огромное, даже не знаю, кого или что мне ещё благодарить за знакомство с Балу.
— Ну молодец. Смотри только, осторожнее с ней… Очень уж непредсказуемая тебе девушка досталась, все так считают.
— Это точно, что непредсказуемая, но…
— По самые уши? — спросил об очевидном пилот, одновременно выставляя перед собой обе руки, давая понять, что эта тема касается только Джокарта и Лиин.
— Ага, — улыбаясь во всю ширь покрасневшего лица, признался Джокарт.
— Ну тогда успеха тебе! То есть вам, — поправился Спенсер, пожал Джокарту руку и убежал.
Джокарт же так и остался стоять, улыбаясь. Ужесточенная программа обучения позволяла ему встречаться с Лиин только один день в неделю, и сегодня был именно такой день.
— С нулевым вылетом! — запоздало выкрикнул он поздравление удаляющемуся пилоту.
За прошедшее время из сознания как-то выветрились слова-предостережения относительно неизбежных потерь среди курсантов до окончания обучения. Загадочный первый боевой должен был произойти почти через полгода, и больше всего переживаний было именно по поводу этого вылета, травмы, случавшиеся с курсантами на занятиях с СВЗ и, ещё чаще, при вождении гравискутеров, как правило, не являлись фатальными. Трое курсантов получили баротравмы в «Чёрном колодце», но скоро их возвратили в строй.
Потом наступила «проклятая пятница», как окрестили её между собой курсанты. День, когда выбыло сразу двое. Безвозвратно.
Первое несчастье произошло во время огневой подготовки: бракованный заряд разорвался в стволе «Леборейтора». Один на миллиард, скажут позже специалисты-оружейники, а тогда, на огневом рубеже, Джокарт запомнил бьющееся в конвульсиях тело курсанта, которому куском металла пробило насквозь голову. Команда реаниматоров добиралась до стрельбища целую вечность, — у них оказалось много работы после принудительного возвращения сразу четырёх сбитых истребителей. Потом все скорбно качали головами, повторяя одно лишь слово: «Пантеон». Но старший среди реаниматоров махнул рукой: «Безнадёжно, уничтожены оба мозговых полушария…»
Как всё просто, отстранений думал Джокарт, который вполне мог оказаться на месте погибшего курсанта, — а ведь у него теперь нет никаких проблем с его внутренним «Я». Человеческий мозг! Вот где оно спрятано! — теперь он знал это точно.
Вторая безвозвратная потеря произвела на Джо-карта куда большее впечатление.
Пит. Последнее время он делил с Джокартом первенство в шахматных блиц-турнирах, потому что тоже владел теперь «эффектом дельфина». Поединки между Джокартом и Питом за шахматным столом, оборудованным теми самыми таймерами, что имитировали схему управления истребителем, привлекали внимание всей группы. Не зная, как всё выглядит снаружи, — скорее всего, обычной игрой двух сосредоточенных противников, — изнутри Джокарт представлял себя многоруким Шивой, одновременно делающим много дел. Ему доставляла удовольствие не столько сама игра, сколько всё остальное, ей сопутствующее. Инструктор запускал самые изощренные комбинации цветовых сочетаний фигур, к лязгу и грохоту, сквозь которые доносились слабые отголоски каких-то мелодий, добавлялись и прочие отвлекающие параметры. Такие, например, как жара и холод, изменяющееся давление воздуха в помещении. Тогда движения становились вялыми, а мысли пробивались словно сквозь слой ваты. Общее возбуждение и ломота в висках сменялись сонливостью и апатией.
Один раз Джокарт даже успел увидеть короткий, но выразительный сон прямо во время игры. Ему показалось, будто его руки лежат на джойстиках управления истребителем, а ноги жмут реальные педали скорости и тангажа, и ему нужно выйти на разворот с критическим зарыскиванием вправо, чтоб сбросить с хвоста вот-вот готовую дотянуться до его «Зигзага» плазменными нитями вражескую «Кнопку» и успеть поразить кажущийся невероятно огромным вблизи «Кросроуд», который заманчиво подставлялся под излучатели правого борта.
И было чувство досады, потому что ему не хватало доворота — совсем чуть-чуть! — красная точка захваченной цели ускользала из прицельной рамки. Уйди на вираж секундой раньше, и я бы успел, думал Джокарт. Но он не успел. Червь-пилот, управляющий «Кнопкой», оказался проворнее. Истребитель коротко и плавно толкнуло, и смертельный холод космоса протиснул корявые щупальца сквозь прореху в корпусе «Зигзага».
Почему я не в СВЗ? — вспыхнула и погасла последняя мысль. Потому что вслед за ней Джокарт с удивлением увидел собственную руку, переставляющую короля при рокировке.
— Ого! — вырвалось у него после того, как горло отпустил сильный, как от удушья, спазм, — настолько реальным оказалось это сновидение.
Со стороны никто не заметил ничего особенного, и партия вскоре была сведена вничью.
Сразу за ней последовала ещё одна партия, вот тут то всё и произошло!
Теперь Джокарт полностью сосредоточился на игре, предоставив рукам и ногам делать их дело самостоятельно.
«Никаких фантазий! Я просто не выспался, вот и всё! Но ночь с Лиин того стоила, а поэтому — чёрт с ними, с мелодиями! Пусть хоть Вивальди, хоть римейк для бензопилы под Лондонский королевский оркестр!» — командовал он сам себе.
Совершенно неожиданно лицо Пита расцвело в улыбке. Он начал часто открывать и закрывать рот, как рыба, выброшенная на берег. И Джокарт вдруг осознал, что Пит смеётся!
Вначале он попытался понять — чем вызван этот смех. Неужели тем, что положение на доске слагалось пока не в пользу Джокарта, и тут он услышал…
— Ха! Ха! Ха! Посмотрите! У меня восемь ферзей! Все смотрите! Плевать на СВЗ, дайте «Леборейтор» и мои восемь ферзей! Восемь ферзей и шесть «Зигзагов»! Им не поможет ничего! — при этом глаза Пита бешено вращались, а под столом что-то противно зажурчало.
Потом Пит взял в руки фигурку короля и стал целовать её, как святую реликвию, — Ваше величество! Солнечная будет спасена! — а после вскочил из-за стола и, не переставая нести всю эту белиберду, перемежая шахматные ферзи с «Зигзагами», маджонг и СВЗ, выскочил из класса.
Тут растерялся не только Джокарт, но даже сам инструктор. А Пит, невесть как разблокировавший дверь аудитории, мчался уже по коридору.
— Какое счастье, что в это время давление было нормальным, — сказал после всего инструктор, — нас всех могло просто размазать по стенкам!
Он сумел догнать Пита в переходнике, ведущем к ангарам боевых истребителей… И всё это произошло не просто в пятницу, а именно в пятницу 13-го числа!
Пит был водворён в изолятор, и надежды курсантов на то, что вскоре он придёт в себя, не оправдались. Курсант, который погиб на стрельбище, находился в патологоанатомической лаборатории. И Джокарт позабыл про свой странный сон, иначе бы он живо вспомнил слова Спенсера об уникальной методике обучения лётным навыкам «изнутри».
Поскольку оба происшествия являлись чрезвычайными, занятия были прерваны и к вечеру курсантов собрали в аудитории Ино-биологии, где уже расхаживал посреди фрагментов особей-бессмертных старший офицер-куратор курса и два психолога. Один из них не был известен Джокарту, — долговязый молодой человек, выглядевший едва ли старше собравшихся курсантов. А вот второй… О, как же можно забыть это громоздкое оптическое приспособление на лице и живые, выразительные глаза под ним!
— Руководство курсов и Комендантство Крепости выражает не только свои соболезнования в связи с теми событиями, что произошли сегодня, но и озабоченность, связанную с некоторыми суевериями, которые уже успели прийти многим из вас на ум! — начал свою речь старший офицер.
Впрочем, эта речь оказалась короткой, и суть её сводилась к тому, что действующего пилота истребителя поджидает куда как больше опасностей, чем курсантов. Ещё старший офицер сообщил об инициативе Комендантства Крепости, сводящейся к восстановлению прежних сроков обучения, так как консилиум врачей-психиатров и специалистов по внедрению генных модификаторов и модификаторов сознания пришёл к неутешительному выводу о повышении опасности для душевного и физического здоровья курсантов, связанной с сокращением срока обучения.
— Лучше меня вам всё объяснят приглашенные сюда специалисты: доктор Конте, — долговязый встал и чопорно склонил голову, — и профессор психиатрии, неврологии и прикладной психологии, полковник медслужбы Бар Аарон. — Давешний знакомый Джокарта, оказавшийся офицером в таком высоком чине, да ещё и в звании профессора, кивком не ограничился.
Он встал со своего места и картинно раскланялся перед аудиторией, чего никто и никак от него не ожидал.
Офицер-куратор продолжил.
— Эта инициатива должна быть одобрена Землёй, так что пока ничего конкретного сказать по этому поводу не могу. Но в любом случае, даже если возврат к прежним срокам окажется невозможен, прошу всех курсантов сохранять доверительное отношение к инструкторам курсов, поскольку ни в первом, ни во втором случае их вины в произошедшем не было. — Дальше он перешёл на патетику, повысив голос и придав лицу самое официальное из возможных выражение, — также прошу помнить о долге, возложенном на каждого из вас! Солнечная нуждается в пилотах! Можно сказать, миллиарды гражданского населения надеются на вас. Расправляйте же скорее крылья!
Офицер ушёл, а профессор Аарон, пользуясь своим старшинством среди оставшихся в аудитории, попросил удалиться и других наставников.
— Вас тут больше двухсот человек, поэтому прошу не шуметь, моим связкам за вашими уже не угнаться… — Он сел, опёршись грудью о край стола, при этом его очки стали самой значимой деталью его облика. — Мне грустно говорить об этом сейчас, но, видимо, придётся…
Тут он сделал знак своему коллеге, и тот услужливо подал на стол воду и широкий бокал.
— Итак, вам говорили всё это раньше, в самом начале обучения, и я теперь только повторюсь, но, как это ни печально, по планам Комендантства пилотами должны были бы стать из всех присутствующих около тридцати человек. А в связи с выработанной новой стратегией обучения, требования, предъявляемые к выпускникам, будут несколько смягчены, что позволит выбрать из вас половину, то есть сотню новых пилотов. И я вовсе не уверен, что это благо. Как для Солнечной, так и для вас!
Он неспешно налил в бокал воду и стал пить мелкими глотками, давая курсантам возможность самим обдумать смысл сказанного.
С одной стороны — какая же это грустная новость? Сотня пилотов, это в три с хвостиком раза больше, чем тридцать. С другой…
Курсантам демонстрировали, помимо прочих, несколько хроник реального боя уже не штурмовиков, а звездолётов в каком-то глухом уголке системы Персея. Вот она и пригодилась — все вспоминали сейчас эту хронику…
Вначале орава «Кнопок» и «Вельветов», названных так за частые ребристые обводы на корпусе, разметала усиленную группу, машин в пятьдесят, истребителей Земли. В углу демонстрационного экрана гасли окна состояния кораблей земной группы. И было страшно это видеть — тёмные квадраты там, где только что высвечивались наименование и порядковый номер каждого истребителя. Они гасли — один за другим… Вскоре почти все квадраты стали тёмными, те, кто уцелел, спешили выйти из боя и улепётывали, видимо, стремясь достичь зоны досягаемости орудий мониторов дальнего действия. Но сразу вслед за этим появилось узкое веретено — строй из пятнадцати других истребителей. Тут же в другом углу экрана вспыхнула строка состояния уже для этой новой группы, и курсанты ахнули — то были пилоты из отряда «Саламандр», элитного отряда, базирующегося на Земле, невесть как оказавшиеся у Хи Персея.
Казалось, веретено «саламандр» шло на верную смерть. «Кнопок» и «Вельветов» было порядка семидесяти штук, вдобавок они действовали при поддержке десятка «Букимэнов» и даже одного линкора гигантских размеров.
Вдруг из строя, один за другим, через неравные промежутки времени, начали отделяться «Зигзаги», каждый из которых совершал сложные эволюции, конечная цель которых была непонятна никому. Наконец группа, наполовину рассредоточенная, вышла на дистанцию запуска контактных торпед. Бессмертные ринулись навстречу. Что тут началось!
Каждый из «Зигзагов» сразу нашел себе цель, выпустив по две торпеды. Количественное преимущество бессмертных тут же превратилось в тактический недостаток, и пока враг рассредотачивался, тридцать его истребителей превратились в блуждающие кометы, чьё хаотичное движение явилось причиной гибели одного крейсера, навигатор которого не смог найти верную траекторию посреди ужё мёртвых, обезображенных разрушениями «Кнопок». Поэтому девять оставшихся «Букимэнов» поспешили укрыться за мощным торсом линкора, а истребители стали намного осторожней. Им это, правда, никак не помогло. Веретено продолжало пронизывать их ряды, и каждая новая партия вырывающихся из строя «Зигзагов» вновь и вновь наносила чувствительные удары. Меньше чем через две минуты боя строй вражеских истребителей поредел ещё вдвое. Крейсера пока не могли нанести удар, чтоб не уничтожить вместе с отчаянными землянами своих пилотов. Хотя если бы они могли знать, кто противостоит им на этот раз, возможно, они решились бы на такой шаг. Но они не разобрались
И даже тогда, когда «Кнопки» и «Вельветы», не выдержавшие натиска «саламандр» стали выходить из боя, теряя при этом машину за машиной, «Букимэны» были неподвижны. Потом какой-то самый мудрый, по-видимому, червь-командер понял, что бой превратился в избиение и что истребителям уже ничего не поможет, начал выводить на арену космической схватки крейсеры, а линкор опасно замигал фасетками импульсных орудий, очищая пространство для манёвра. Но «саламандры» наплевали на общепринятое мнение о том, что подходить к линкору на близкое расстояние — просто самоубийство. Напротив! Теперь они облепили огромную глыбу звездолёта со всех сторон, и сразу пять торпед, выпущенных в горячке с «Букимэнов», пронеслись в опасной близости от ходовой части линкора На одной из них, шедшей точно в корму, сработала система самоуничтожения, выполняя предписанную определителем «свой-чужой» команду. Для бессмертных лучше было бы, чтоб эта система не сработала. Попадание единственной торпеды в усиленный броневой обвод разгонных сопел не могло быть фатальным, тем более что активная оборона корпуса просто отстрелила бы за доли секунды до контакта часть брони, размером с пару диаметров торпеды. И эта оборона сработала, но как!
Разорванная самоликвидатором на множество мельчайших фрагментов, торпеда заставила активную защиту линкора выставить ей навстречу почти всю броню двигательной части. Вслед за этим лишенные обвода дюзы стали предметом атаки всех пятнадцати «Зигзагов», причем именно в этот момент все они оказались вновь собранными в веретено, нацеленное именно в корму линкора. Курсантам как-то не верилось в такой точный расчет, но и назвать всё произошедшее случайностью не поворачивался язык, хотя бы из чувства сопереживания за своих пилотов.
Тут же произошло ещё одно неприятное для врага событие: сразу после запуска злополучных торпед автоматика линкора запустила разгонные двигатели, чтобы вывести корабль из зоны их поражения.
— Странно, — прокомментировал этот момент инструктор, — но получается так, что бессмертные не вполне доверяют своей системе определения «свой-чужой»
Линкор дернулся, сразу же лопнула тяжелыми брызгами уничтоженная самоликвидатором торпеда, и «Зигзаги» всадили в проплешину, где отработала активная броня, по половине энергетических запасов. Поэтому вместо того, чтобы начать движение вперёд, линкор стал неуклюже разворачиваться на месте. Было видно, как из дыр в боковинах поврежденных разгонных сопел вырывается яркая плазма. Довершила все несчастия врага система синхронизации стрельбы и манёвра, рассчитывавшая на несколько иное положение корабля в пространстве. Из-за этого была нарушена прицельная сетка , и полный бортовой залп комендоров линкора накрыл сразу три крейсера и пять собственных истребителей, вернувшихся в квадрат боевых действий.