- Президент приказал нам подавить бунт. Но я не думаю, что сбор вирилеи можно считать бунтом. Если сбор вирилеи считать бунтом, что же такое не бунт?
Хозяин харчевни из соседнего городка объяснил:
- Когда я услышал об этом деле, я подумал: ага! Если там есть люди, значит, они хотят есть. Если они хотят есть, значит, они заплатят по кредиту за сандвич.
- Но вы раздали сандвичи даром? - уточнил репортер.
- Ну, - развел руками трактирщик, - а иначе я был бы совершенной сволочью, правда?
Вечером в моих и Ласси амбарах лежало сорок тонн упакованной в мешки вирилеи. Кто бы, вы думали, взял на себя обязанности координатора? Джек Митчелл, мой сосед. Журналист спросил его: "В доме ничего не пропало?" "Ничего, - ответил Митчелл и, сконфузившись, махнул рукой на лесок за синей канавой, - только вон лесок весь загадили".
Вечерние газеты выходили с аршинными заголовками: "Христианский колдун останавливает танки", "Президент объявляет бунтом сбор вирилеи", "Президент, покайтесь!".
Следующий день я провел на одной из военных баз полковника в горах. Я показывал людям, как пользоваться "Павианом-2".
На обратном пути мы узнали, что моя жена вернулась на ферму. У ворот фермы поставили охранников. Князь Бродячего Перевала, заступаясь за обиженных и ограждая слабых, взял ее под свою защиту. Это, впрочем, означало, что он имел право на "долю благодарности" от урожая.
Когда я вернулся, полковник сказал:
- Что вы за это хотите?
- Ласси спас мне жизнь. Это подарок для Ласси.
- Воспитанный человек не оставляет подарков без ответа, - сказал полковник. - Что вы хотите?
- Освободите мою жену и сына, - сказал я.
- Хорошо.
- Я хочу сам принять в этом участие.
- Вы настолько не доверяете нам?
- В доме есть документы, которые только я могу отыскать. Я бы хотел забрать их с собой в "Харперс".
Через два дня в десять часов утра я вылез из машины во дворе моей фермы.
Под травяным навесом стоял маленький трактор. Местная полицейская машина уткнулась носом в его колесо. Не было ни малейшего ветерка, но дерево вирилеи у ворот слегка шелестело листьями: это время от времени срывались с ветки и взлетали в небо розовые шарики. Утреннее солнце отразилось в большой капле росы на листе толокнянки и недоуменно вытаращилось на меня.
Я был одет в форму майора президентской гвардии. Волосы мои были покрашены в каштановый цвет, и особый крем, каким пользуются актрисы и террористы, наложенный накануне на ночь, стянул кожу на моем лице и совершенно изменил его черты. За соседним холмом на всякий .случай стояла еще одна машина - зеленый "пикап" с людьми полковника. Ласси, однако, полковник со мной не пустил - риск и так был слишком велик.
У ворот моего дома скучали два охранника. Они отдали мне честь.
Двое моих спутников поднялись со мной наверх. Я постучался и вошел в гостиную. Агнес и Ден пили чай с добродушным белокурым полицейским.
- Собирайтесь, - сказал я с легким акцентом, - вы едете с нами в столицу.
Глаза Агнес от ужасе стали большие, как блюдца. Она прижала Дена к себе.
- Мальчишка едет с вами.
Полицейский, видимо, расстроился и уткнул глаза в пол. Я незаметно подмигнул Агнес. Она ахнула и выронила чайник, который держала в руках. Я прошел в свой собственный кабинет. Белокурый полицейский поднялся за мной.
- Где ключи? - спросил я.
- Тут уже искали, господин капитан.
Из соседней комнаты донесся всхлип Агнес.
- Ключи, - брезгливо сказал я, - и помогите этой бабе.
Едва я включил компьютер, как рядом со мной зашуршал телефон: кто-то в коридоре набирал номер. Я снял трубку и стал слушать.
- Алло, - сказал голос полицейского.
- Секретариат майора Ишеддара слушает.
- Гм... - сказал гвардеец, - я тут вот это как... Тут жена этого самого... Денисона... Плачет. Может, не надо?
- Вы сержант Данна? Несете охрану фермы?
- Ну да.
- Вы видели ордер на арест? Выполняйте приказ.
На другом конце провода бросили трубку.
Моя система работала превосходно.
- Но она не виновата! - заорал гвардеец в оглохший телефон.
Я стоял в своем кабинете у раскрытого сейфа, когда скрипнули ступеньки, раскрылась дверь, и за моей спиной кто-то сказал:
- Руки!
Я обернулся. Посреди комнаты с пистолетом в руках стоял старый князь Бродячего Перевала.
Глава девятая
- Руки, - сказал князь.
- Что вы себе позволяете! - взвизгнул я.
- Я обещал этой женщине мое покровительство, - сказал князь. - Если Президент совершает бесчестные поступки, князья страны должны напомнить ему о благородстве.
Я вытаращил глаза и взглянул на белокурого полицейского, который осторожно выглядывал из-за спины князя. Я ткнул в него пальцем:
- Это ты предупредил князя!
- Я, - улыбнулся князь, - боялся, что это случится, и. охотился неподалеку.
Полицейский сказал, потупившись:
- Не стоит Президенту причинять зло этой женщине. Люди этого не простят. Надо думать о благе государства.
- О благе государства, - сказал я, - полагается думать Президенту а не нам с тобой. Если каждый начнет думать о благе государства то знаешь, что выйдет?
Князь ткнул меня пистолетом и сказал:
- Выметайся. Если я не защищу эту женщину, я буду обесчещен.
Я побледнел и выронил дискету, которую держал в руках. Я и князь нагнулись одновременно, чтобы ее поднять. Губы князя очутились возле моего уха.
- Что пожалует мне Президент,_ шепнул князь, - если я отдам ему эту женщину?
- Эту ферму, - прошептал я, - и все туземные фермы между этой фермой и вашим замком.
Князь выпрямился и протянул мне дискету. Вдруг он повернулся к своим слугам.
- Пошли отсюда, - сказал он.
Через минуту со двора послышался шум отъезжающего автомобиля.
Я провел в кабинете пятнадцать минут. Я увлекся, иначе бы услышал, как во двор въезжает еще одна машина. Но я сообразил, что происходит, только когда услышал топот сапог на лестнице, а потом - отчаянный женский крик. Я выхватил револьвер и бросился вниз.
Посреди комнаты валялся чемодан с раскрытым брюхом. В углу заливался криком Ден. Его прижимал к себе человек с рыжей бородкой и с погонами гвардейского капитана.
- Бросьте револьвер, Денисон, - сказал он, - а то я застрелю мальчишку.
Я бросил револьвер. Кто-то подошел сзади, завел мне за спину руки и защелкнул на них наручники. Я оглянулся - человек за моей спиной тоже был одет в гвардейскую форму, он был одного со мной роста и веса, только на мне была серая парадная форма, а на нем - полевой камуфляж. Я лягнулся, и он в ответ сунул мне локтем под ребра. Я свалился на пол.
Капитан отпустил Дена и ушел в соседнюю комнату. Через минуту он вернулся с сумкой, которую я там оставил. Он погладил сумку и сказал:
- Мы давно вас ждем, Денисон. С тех пор, как наши специалисты отыскали в ваших компьютерах скрытые диски и не смогли их прочесть.
- Вы с ума сошли, капитан! - возмутился я. - За кого вы меня принимаете?
Белокурый охранник что-то залопотал ему на ухо.
- Что, - сказал капитан, - наше ведомство?
Снял трубку и набрал номер.
- Алло, первый секретариат? Дайте мне Адди... Какого черта? Кто это говорит?
Гвардеец внезапно бросил трубку.
- Электронщик, - зашипел он, - это ваши штучки! Быстро в машину!
Капитан и двое охранников проволокли меня по двору и швырнули в полицейский фургончик.
- Быстро, - заорал капитан, - у него тут друзья!
Полицейская машина выскочила из ворот, и в тот же миг на соседний холм вывернулся прыткий зеленый "пикап". Над крышей его сверкнула длинная, как удочка, антенна радиотелефона.
- Вот она, первая канцелярия, - и капитан от избытка чувств двинул меня под ребра.
Затрещал автомат, словно кто-то швырнул горсть железных виноградин о задние, пуленепробиваемые дверцы фургончика.
- Проклятье, - сказал капитан, - а они не боятся угрохать своего дружка?
Напарник его на переднем сиденье орал в рацию, желая вызвать подмогу, но рация словно потеряла сознание.
- Твои штучки! - закричал капитан.
Это и в самом деле были мои штучки.
Фургончик несся во всю прыть: автоматные очереди подгоняли его, как бич ленивую лошадку. Это был обычный полицейский фургончик, консервная банка, на которую навесили немножко брони и пуленепробиваемые щитки над колесами. Такая штука годилась для разгона демонстраций, но не для погонь: мотор фургончика задыхался и фыркал, не в силах справиться с непредусмотренным в конструкции весом.
До первых городских постов было полчаса езды: дальше люди полковника не посмели бы преследовать полицию. За полчаса нас, скорее всего, догонят или подстрелят, несмотря на броневые дверцы и щитки над колесами. Капитан догадался правильно, террористы, конечно, не прочь освободить меня, но меньше всего им хочется, чтобы я живьем попал в руки полиции. Кстати говоря, моя смерть решала множество проблем полковника. Возможно...
Фургончик тряхнуло. Опять запел автомат.
- Они не успокоятся, пока не получат своего Денисона живым или мертвым, - сказал молодой гвардеец.
- Живым они его не получат, - ответил капитан.
Весомое заявление. Капитан и молодой гвардеец обменялись понимающим взглядом. Гвардеец что-то зашептал ему на ухо.
- Разденьте его! - рявкнул капитан.
С меня безо всяких церемоний содрали штаны и башмаки. С гвардейской курткой им пришлось повозиться, потому что, когда они сняли с меня наручники, я начал пихаться, но они и тут управились в две минуты. Молодой гвардеец напялил мою одежду на себя. Мы были с ним одинакового роста и веса. Я все еще не понимал, что они хотят делать. Капитан защелкнул на гвардейце наручники.
Машина въехала на Чертов мост, передо мной открылся и пропал великолепный вид - скалистый берег Ниссы и стальные фермы моста на фоне синей с белыми барашками реки. В ста метрах, далеко внизу начинались заборные решетки электростанции. Капитан -поднял свой револьвер.
Гвардеец, наряженный в мою форму, налег на боковую дверцу и вывалился наружу, перекувыркнулся через голову, поднял скованные руки и пробежал несколько шагов навстречу зеленому "пикапу". В это мгновение капитан выстрелил: пуля и другая вошли гвардейцу в голову. Тот, охнув, отлетел к деревянному парапету, перевесился через него и со стометровой высоты рухнул в воду.
Вот так. Почему гвардейцам удается одолеть террористов, которые, не колеблясь, убивают себя для блага полковника? Потому, что гвардейцы тоже не боятся убивать себя для блага Президента.
Я еще успел заметить из заднего г, окошка, как зеленый "пикап" затормозил на середине моста. Из него выскочил Дан Большие Уши, подбежал к парапету, посмотрел и без колебаний прыгнул вниз, как полагал он, за моим телом...
Капитан осклабился и с досадой ударил меня рукоятью револьвера по голове. Тут меня выдернули из розетки, и больше я ничего не помню.
Я очнулся от того, что на меня вылили ведро ледяной воды. Я помотал головой и сказал:
- М-м-м...
На меня вылили второе ведро Я открыл глаза и попытался приподняться. Я лежал на кафельной скамье в тюремном дворике с бетонными стенами. Небо надо мной было обтянуто железной сеткой. В нем плыли плоские с золотой оборкой облака, бессмысленные, как иероглифы, которые сначала изобрели, а потом забыли. Слева торчали витые башенки президентского дворца. Здания компании не было видно. Судя по виду на витые башенки, я лежал во дворике Пятого департамента, в вотчине майора Ишеддара.
На меня вылили третье ведро воды встряхнули, переодели и повели.
Через пять минут меня втолкнули в кабинет майора Ишеддара. На потолке был нарисован оригинал известной телевизионной заставки: Президент, спускающийся с небес на национальном флаге. Стены кабинета увешаны разнообразной утварью для убийства - от охотничьего ножа до самого настоящего гранатомета. Это все - оружие, из которого хотели убить, но не убили владельца кабинета. В окна кабинета на всякий случай вделаны стальные решетки На столе орехового дерева лежали большая папка черного цвета и несколько дискет, вероятно, из числа тех, которые я пытался прихватить с собой с фермы. Из-за стола поднялся и пошел мне навстречу очень красивый человек лет тридцати пяти со смуглым, почти девичьим лицом и .осиной талией. Это был майор Ишеддар начальник личной охраны Президента, тот самый, который ненавидел землян.
- Ну, ученик праведника, - сказал майор Ишеддар, - рассказывайте, что вы делали у террористов.
- Я иностранный подданный. Я пользуюсь правом экстерриториальности и ни на какие вопросы отвечать не буду. Позовите представителей "Анреко".
Майор Ишеддар завел глаза к по толку, словно советуясь со спускающимся с небес Президентом.
- Вы, конечно, были иностранным подданным, пока не померли, - сказал майор. - Это интересный вопрос: может ли покойник быть чьим-то подданным?
- Один человек по имени Рай Адан меня уже хоронил, - ответил я
Майор Ишеддар пожал плечами и продемонстрировал мне несколько телевизионных записей, а вслед за этим любезно разрешил послушать "вторую волну" мятежников. И правительство, и мятежники сходились в том, что я мертв. Не согласны они были в следующем: мятежники утверждали, что я выскочил из гвардейской машины и тут же меня застрелили вдогонку. А гвардейцы утверждали, что стреляли не они, а сами мятежники, желая убрать уже ненужного человека.
- Вы, Денисон, сначала попробуйте доказать, что вы живы, а потом и права требуйте, - наставительно сказал майор. Склонил голову и прибавил: А ведь полковник приказал вас убить.
Я молчал.
- Вы хотели забрать жену, ребенка и вон те дискеты на столе и передать дискеты в "Харперс", чтобы набить себе цену.
Я равнодушно пожал плечами.
- Так вот, когда полковник услышал, что вы не собираетесь оставаться с ним, он решил забрать эти документы себе, а вас утопить в ближайшей канаве. С Ласси он как-нибудь бы объяснился. Вы должны благодарить меня и моих людей: они спасли вас и вашу семью.
- Майор, - сказал я, - отчего у вас на брюках варенье?
Ишеддар удивился и глянул вниз. У него на брюках не было никакого варенья. Майор нехорошо улыбнулся и сказал:
- Не верите? Тогда почему террористы вели по фургончику, огонь на поражение?
Я сказал:
- Может быть, это и так, но, видите ли, майор, если полковник приказал меня убить, у вас все равно нет ни малейших тому доказательств. А если он не приказал меня убить, то вы бы все равно обвинили его в этом.
Красавец майор расхохотался.
- А что вы ему придумали?
- Ничего.
- Не валяйте дурака! Все эти фокусы с радиотелефонами: сообщения, которые нельзя передать, сообщения, которые принимает не тот абонент, сообщения, которые не берут декодеры...
Я молчал, как выключенный телефон.
- Вы будете говорить?
- А пошли вы... - сказал я.
Я произнес довольно длинную фразу. Майор выслушал меня до конца. Смуглое его лицо осветилось застенчивой улыбкой.
- Это физиологически невозможно, - сказал он.
Я снова раскрыл рот. Он ударил меня по лицу и сшиб со стула.
Вечером меня посадили в длинный бронированный автомобиль и повезли. Мы ехали по правительственным улицам, залитым светом военных прожекторов, на перекрестках маялись часовые и танцевали статуи древних богов, а за бронзовыми решетками старых дворцов мирно спали люди в чистом белье и с грязными душами.
Месяц назад мне приснилось, что я еду в правительственном автомобиле, заместителем министра связи. Сон в руку!
Меня ввели в большой кабинет, отделанный согласно старой асаисской традиции. Мебель в кабинете была затянута белым шелком, украшенным голубыми клеймами с изображением богов и героев. По обеим сторонам двери стояли два бронзовых треножника, разделенных золотым кольцом на три пояса с изображениями неба, земли и подземного царства. В чашечке на вершине треножника курились благовония. Посередине комнаты лежал белый ковер с такими длинными и тонкими ворсинками, что, когда открытая дверь всколыхнула воздух в комнате, ворсинки ковра заволновались, как трава под порывом ветра. В глубине кабинета за очень большим столом сидел очень маленький человек.