Любой случай нарушения необходимости объясняли ошибкой наблюдения, нечеткостью в формулировке гипотезы или неполнотой данных.
Даже в период короткого царствования Гейзенберга с его принципом неопределенности фундаментальная ориентация на космический порядок не изменилась.
Неопределенность Гейзенберга оставалась четким понятием, которое формулировали и обосновывали, на основе которого строили строгую статистическую механику. В 1958 году Горовиц, переформулировав волновую механику, отменил прежнюю концепцию. Порядок и причинность были восстановлены в своих правах.
Но вот появилась эта проклятая проблема. Решать ее в одиночку, все равно что молить о дожде, желать жить на Луне, прикладываться к святым мощам, согласиться с епископом Беркли относительно его трогательной идеи о мире-в-голове. «Один в поле не воин».
Уолдо не был так эмоционально привязан к Абсолютному Порядку, как Рамбо. Его душевному равновесию не грозила опасность в результате крушения фундаментальных принципов. Тем не менее это так удобно, когда все идет по заведенному порядку. На выполнении естественных законов основывается прогноз, а без прогноза жить невозможно. Часы должны равномерно отсчитывать время, вода должна кипеть от нагревания, питаться нужно хлебом, а не ядом; приемники де Калба должны работать – работать так, как было задумано.
Хаос невыносим, с ним нельзя жить.
Предположим, что миром правит Хаос, а порядок, который мы якобы наблюдали вокруг себя, оказался фантазией, плодом нашего воображения. Что тогда? В этом случае вполне возможно, что предмет весом в десять фунтов действительно падал в десять раз быстрее, чем предмет весом в один фунт до тех пор, пока дерзкий ум Галилея не решил установить иной закон.
Может статься, что строгая наука о баллистике выросла из предрассудков нескольких твердолобых индивидуумов, которые навязали свои представления всему миру. Может быть, и звезды держатся на своих орбитах силой непоколебимой веры астрономов. Упорядоченный Космос, созданный из Хаоса силой… Ума!
Земля была плоской до тех пор, пока географы не решили все переиначить. Земля была плоской, а Солнце, размером с бочонок, подымалось на востоке и опускалось на западе. Звезды маленькими огоньками усыпали прозрачный свод, которого почти касались высокие вершины гор. Бури происходили от гнева богов и не имели ничего общего с вычислениями воздушных потоков. В то время верховодил созданный сознанием человека анимизм.
Позже все изменилось. Миром стало править представление о незыблемой материальной причинности.
На ее основе возникла всепожирающая технология машинной цивилизации. Машины работали так, как должны были работать, потому что все верили в них.
Теперь же несколько пилотов, ослабленных слишком сильным воздействием радиации, потеряли свою веру и заразили машины неопределенностью. В результате магия вырвалась на свободу.
Уолдо начал понимать, что случилось с магией. Магия была странным законом старого, одушевленного мира. Наступление философии строгой причинности неумолимо оттесняло ее в сторону. До времени своего нового взрыва она вовсе исчезла, и ее мир вместе с ней. Оставались лишь тихие заводи «суеверий». Естественно, ученый-экспериментатор не мог ничего обнаружить при исследовании домов с привидениями, телепортации и подобных явлений. Его убеждения делали их несуществующими.
В недрах африканских джунглей должны существовать совершенно удивительные места, если, конечно, поблизости нет белого человека. Странные, текучие законы магии вступают здесь в силу.
Возможно, подобные рассуждения грешили излишней смелостью. Тем не менее они обладали одним преимуществом, которого не было у ортодоксальных концепций: с их помощью объяснялось воздействие Грампса Шнайдера на приемники де Калба. Любая рабочая гипотеза, которая была не в состоянии учесть способность Грампса (а также и Уолдо) силой мысли приводить в движение приемники, не стоила и выеденного яйца. Гипотеза Уолдо ее учитывала и, кроме того, вполне удовлетворяла утверждениям старика: «Все на свете неопределенно. Предмет может быть, может не быть, может быть чем угодно. Существует много истинных способов взглянуть на один и тот же предмет. Некоторые из них приносят пользу, некоторые – вред».
Очень хорошо. Прими ее. Действуй в соответствии с ней. Мир изменяется в зависимости от того, как ты на него посмотришь. Уолдо хорошо осознавал, как желает посмотреть на мир. Ему хотелось бороться за порядок и предсказуемость.
Он сам задаст тон. Навяжет Космосу свою собственную концепцию Иного Мира.
Хорошее начало – убедить Глисона, что де Калбы, прошедшие обработку Шнайдера, будут работать без сбоев. Замечательно. Пусть так и будет. Они и в самом деле надежны и всегда станут подчиняться порядку.
Мозг Уолдо взялся за работу формулирования и очищения концепции Иного Мира. Нужно думать о нем как об упорядоченном и в своей основе подобном нашему пространству. Связь между двумя мирами лежит в нервной системе. Кора головного мозга, зрительный бугор, спинной мозг тесно связаны с обоими пространствами. Такая картина совпадала с тем, что говорил Шнайдер, и не противоречила известным феноменам.
Погоди-ка. Если нервная система лежит сразу в двух мирах, этот факт может объяснить сравнительно медленное распространение нервных импульсов по сравнению с электромагнитной волной. Да! Так должно происходить в том случае, если Иное Пространство имеет меньшую константу «c».
У Уолдо появилась спокойная уверенность, что так оно и есть.
Интересно, он сейчас рассуждает или создает вселенную?
Возможно, ему следует оставить свое представление о том, что Иное Пространство имеет размер и форму страусиного яйца, поскольку вселенная с более медленной скоростью света должна быть не меньше, а больше привычного нам мира. Нет… минуточку. Размер пространства зависит не от константы «c», но от радиуса кривизны, выраженного через эту константу. Так как «c» – скорость, то размер зависит от временного параметра, в нашем случае – от времени как скорости изменения энтропии. Таким образом найдена мера, с помощью которой могут сравниваться два пространства: они обмениваются энергией, влияют на энтропию друг друга. То пространство, которое быстрее опускается до положения равновесия, и является «меньшим».
Нет никакой необходимости отбрасывать представление о страусином яйце. Старое доброе яйцо! Иной Мир – сжатое пространство, с маленьким «c», с высокой скоростью изменения энтропии, с небольшим радиусом кривизны и энтропией, близкой к положению равновесия – идеальный резервуар энергии в каждой своей точке, готовый в любое мгновение пролиться в наше пространство. Нужно только уменьшить разделительный интервал. Для его обитателей, если таковые имеются, расстояния измеряются сотнями миллионов световых лет, Уолдо же видит страусиное яйцо, наполненное энергией.
Настало время подумать о способах проверки этой гипотезы. Если с помощью Шнайдер-де Калба начать с максимальной скоростью перекачивать энергию, как это повлияет на локальный потенциал? Возможно ли создать градиент энтропии? Существует ли способ обратить процесс и посылать энергию обратно в Иной Мир? Можно ли в разных точках пространства установить разный уровень энтропии и таким образом остановить сползание к положению равновесия, к максимальному уровню?
Каким образом связать скорость распространения нервного импульса с константой «c»? Нельзя ли объединить эту связь с исследованиями энтропии и разности потенциалов, чтобы получить математическую картину Иного Пространства в терминах его констант и времени?
Уолдо вплотную занялся этими вопросами. Ничем не связанные, дикие рассуждения принесли свой результат: ему удалось определить по крайней мере одно направление атаки на Иной Мир, сформулировать рабочий принцип построения своего телескопа для слепых. Какой бы в конце концов ни оказалась истина, это будет не одна истина. Речь шла о нескольких сериях истин, дополняющих друг друга: истины, или характеристические законы, которые присущи исключительно Иному Пространству, плюс новые, не менее истинные законы, возникшие в результате взаимодействия параметров Иного Пространства с нормальным миром. Нет ничего удивительного в словах Рамбо о том, что все может случиться. По всей вероятности, действительно почти все может случиться, если соответствующим образом скомбинировать три типа законов: законы нашего мира, законы Иного Мира и законы, координирующие взаимодействие обоих пространств.
Но до того как теоретики могли начать работу, крайне необходимо было получить новые данные. Уолдо не мог назвать себя теоретиком. Он равнодушно смирился с этим фактом, считая теорию бесполезным и непрактичным занятием, пустой тратой времени для практикующего инженера. Пусть этим займутся безволосые обезьяны.
Однако практикующий инженер желал получить ответ на один вопрос: будут ли Шнайдер-де Калбы, согласно данной им гарантии, продолжать безотказно функционировать? А если нет, то что должно быть сделано для предотвращения сбоев?
Наиболее сложный и наиболее интересный аспект работы заключался в исследовании связи между нервной системой и Иным Пространством. И электромагнитные приборы, и нейрохирургия оказались слишком грубыми для проведения операций на желаемом уровне точности.
Но у него имелись вальдо.
Размер ладони самых маленьких из находившихся в его распоряжении вальдо достигал примерно половины дюйма – вместе с микросканерами, разумеется. Слишком большой размер для стоявших перед ним целей.
Уолдо собирался манипулировать живой нервной тканью, исследуя и ее характерные свойства, и ее функции внутри организма.
Пришлось с помощью маленьких вальдо создать еще более маленькие.
Последним звеном в этой цепи были крохотные металлические зажимы, едва достигавшие восьмой доли дюйма. Спирали, служившие им псевдомускулами, едва можно было разглядеть невооруженным глазом.
Но ведь он собирался пользоваться сканерами.
Окончательный набор вальдо для нейрохирургии начинался с механических рук почти в натуральную величину и, убывая в размере от стадии к стадии, заканчивался фантастическими приспособлениями, которые были слишком малы для невооруженного глаза. Вальдо занимали такое положение, что могли работать в одном и том же месте. Уолдо управлял ими с помощью одной пары вальдо и заменял один размер на другой, не вынимая рук из перчаток. Переключатель, который производил замену одной пары вальдо на другую, одновременно изменял и область сканирования, чтобы повысить или понизить увеличение, и Уолдо постоянно видел на экране изображение своих вторых рук в натуральную величину.
Каждая пара вальдо имела собственный хирургический инструмент и собственные электроприборы. Никто до сих пор не видел такой хирургии, но Уолдо не думал об этом: ему никто не сказал, что подобные операции невозможны.
К собственному удовлетворению, ему удалось обнаружить механизм, посредством которого ультракоротковолновое излучение ухудшало физическое состояние человека. Синапсы между дендритами оказались точками разрыва. Вместо того чтобы активизировать мускульную ткань, нервный импульс иной раз утекал… куда? Без сомнения, в Иное Пространство. При частом повторении подобных случаев возникали проторенные дорожки, каналы утечки, и в результате общее состояние жертвы начинало непрерывно ухудшаться. Моторные реакции не исчезали полностью, однако их эффективность резко падала. Подобное явление наблюдается в металлических электроцепях с частичным заземлением.
Источником большинства необходимых данных явился несчастный кот, погибший в результате экспериментов. Он родился и вырос, не зная радиации. Затем Уолдо подверг животное жесткому облучению и, изучая в мельчайших деталях процессы в нервных тканях, обнаружил признаки полной миастении, которые напоминали его собственную. Ему было немного жаль беднягу.
Да, если Грампс Шнайдер не ошибался, радиация совсем не обязательно должна вредить человеческому организму. Если люди научатся направлять свой ум соответствующим образом, то излучение перестанет влиять на них. Более того, они смогут получать энергию из Иного Мира.
Именно это Грампс Шнайдер посоветовал ему сделать. Именно ему Грампс Шнайдер дал такой совет.
Грампс Шнайдер сказал, что он сможет освободиться от своей слабости! Станет сильным! Сильным! СИЛЬНЫМ!
Удивительная мысль. Доброжелательная помощь Шнайдера, его совет превозмочь свою слабость – Уолдо не обратил на это никакого внимания, отбросил как несущественное. Он считал свою слабость, свои физические отклонения, которые отличали его от безволосых обезьян, чем-то основным и незыблемым; смирился с ними еще в раннем детстве как с окончательным и неоспоримым жизненным фактором.
Немудрено, что у него и в мыслях не было всерьез воспринимать обращенные лично к нему слова старика.
Быть сильным! Стоять без чужой помощи… Ходить, бегать. Он даже… Да, он смог бы без страха спускаться на Землю, не обращая внимания на силу тяжести. Ведь те, внизу, не боятся гравитации. Они даже переносят предметы – настоящие, тяжелые предметы. Любой из них может это. Они и бросать могут.
Уолдо сделал неожиданно резкое движение, сломавшее его обычный, безупречно экономный ритм работы. Вальдо, которые должны были выполнить новую операцию, оказались слишком большими. Тросы порвались, крепежная пластина со звоном ударилась в стену.
Дремавший поблизости Бальдр пошевелил ушами, осмотрелся и обратил удивленный взгляд на Уолдо. Тот свирепо посмотрел на собаку. Бальдр жалобно взвизгнул.
– Заткнись!
Пес успокоился и глазами попросил прощения.
Уолдо машинально оценил ущерб. Поломок немного, но придется повозиться. Сила. Да, обладая силой, он смог бы делать все – в буквальном смысле все! Вальдо номер шесть и несколько тросов… Быть сильным!
Рассеянно он включил вальдо номер шесть.
Сила! Обладая силой, можно даже знакомиться с женщинами и быть хозяином положения.
Плавать, скакать на лошадях. Пилотировать корабль.
Бегать. Прыгать. Производить все операции собственными руками. Может быть, даже научиться танцевать.
Быть сильным!
У него появятся мускулы. Возможно, ему удастся что-нибудь сломать.
Он… Он…
Уолдо переключился на огромные вальдо величиной с человеческое тело. Вот они были сильными. С помощью одного гигантского вальдо Уолдо захватил стальную плиту толщиной в четверть дюйма, поднял и потряс ею. Раздался оглушительный грохот. Потряс еще. Сила!
Он взялся за плиту обоими вальдо и согнул ее пополам. Линия сгиба вышла неровной. Две огромные ладони скомкали стальной лист, словно клочок бумаги.
Рокочущий гул вконец разъярил Бальдра, но Уолдо, казалось, не обращал на него никакого внимания.
Запыхавшись, он решил позволить себе немного отдохнуть. На лбу выступил пот. В ушах стучало. Однако силы еще оставались. Ему хотелось чего-то более тяжелого, более сильного. Он выбрал в соседней кладовой стальную балку длиной в двенадцать футов и потащил с помощью гигантских рук. По дороге балка застряла во входном отверстии. Уолдо с силой дернул ее, оставив глубокую выбоину на краю люка, и даже не заметил, что наделал.
Зажав балку в громадном кулаке, Уолдо угрожающе потряс этой дубиной. Бальдр поспешил за пределы рабочей зоны.
Энергия! Сила! Сокрушительная, необоримая сила…
Судорожным движением он успел остановить вальдо за мгновение до того, как дубина ударилась о стену.
Нет… Теперь ему захотелось согнуть стальной стержень. Левая рука также пошла в дело. Большие вальдо специально предназначались для тяжелой работы, но балка была предназначена для того, чтобы выдерживать напряжение. Уолдо напрягал все силы, заставляя огромные кулаки подчиниться его воле. На панели управления зажегся предупредительный сигнал. Он на ощупь выключил аварийный предохранитель и продолжил свое занятие.
Балка начала поддаваться. Гул работающих вальдо и звук его собственного дыхания утонули в резком скрежете металла о металл. Ликуя, он увеличил давление внутри своих перчаток. Вальдо вышли из строя в тот момент, когда балка почти была сложена вдвое. Сперва полетел привод правой руки. Кулак разжался. Левый кулак, неожиданно лишенный противодействия, отбросил стальной прут далеко от себя.
Тот пробил переборку, оставив рваное отверстие, и со звоном грохнулся в соседней комнате.
Гигантские вальдо не подавали признаков жизни.
Уолдо вынул свои мягкие, розовые руки из перчаток и принялся их разглядывать. Он поднял плечи, закрыл лицо руками и громко всхлипнул. Слёзы потекли между пальцами. Бальдр взвизгнул и решился подползти поближе.