А теперь была Марина. Его в который раз как громом поразило. И он ходил, как пришибленный. Он молчал, хотя обычно был довольно разговорчив, жил как оторванный от мира и тихонько улыбался своим мыслям. Он молчал по большей части и тогда, когда был с ней и боялся только, что она обидится его молчанию и уйдет.
А она, казалось, видела его насквозь, казалось знала то, чего не знал никто. Только казалось? А может так и было на самом деле?
А он смотрел на нее и боялся, что она тоже пропадет и он ее больше не увидит. Ему стало страшно. Он подскочил в кресле , метнулся в одну сторону, в другую, выхватил откуда-то фотографию, свою фотографию и протянул ей:
- Мариночка, а ты...
Она рассмеялась и протянула ему свою фотокарточку. Он удивленно смотрел на смеющуюся Марину, потом перевел взгляд на такую же смеющуюся Марину на фото:
- А как ты догадалась? - Он снова посмотрел на Марину. Она уже не улыбалась, лицо ее было спокойным, но в глазах стояла боль:
- Я... так должно было быть... я знала... знаю... - из глаз ее потекли слезы. Сергей не стал вдаваться в сумбурные речи, а кинулся утешать ее.
- Я просто хотела, - всхлипнула она. - чтобы у тебя была моя фотография.
Сергей услышав это обхватил ее за плечи, зачем-то потряс, выпалил:
- Мариночка, я люблю тебя! - выпалил и испугался своей откровенности. На миг в комнате все утихло, и этот миг показался Сергею часом, и в голове его уже начали метаться какие-то мысли, отговорки, оправдания.
- А я тебя, - вдруг услышал он.
Это было такое облегчение. Он почувствовал, что теперь все встало на свои места, что все теперь проще, что все теперь легче, что появились темы для разговора, есть что сказать и его прорвало.
В этот вечер он засыпал со счастливой улыбкой, а перед глазами его улыбалась фотография Марины, и улыбка эта, как и фотография, была самой лучшей, самой нежной, самой любимой, самой-самой во всем мире...
...Этот другой мир встретил его неприветливо. Он сидел в вагоне поезда и смотрел в окно на пролетающие мимо деревья, перелески, поля, лужайки, домики.
Он никогда не ездил в поездах и поначалу пришел в восторг. А потом как-то постепенно надоело и стало раздражать, черт его дери, что он тащится? В голову полезли неприятные мысли и воспоминания.
...Вот мама собирает осколки разбитой посуды:
- Сережа, сегодня началась война...
Сегодня началась война... началась война... началась война!.. ВОЙНА! Сегодня - война... - стучало в голове.
Тук-тук, тук-тук, ту-тук ту-тук, ту-тук ту-тук, тук-тук-тук-тук стучали колеса поезда.
...А вот уже на вокзале. Мама плачет.
Светка подруга детства, соседка:
- Сережа, ты мне только пиши... не забывай.
- Хорошо.
Мама плачет. Светка смотрит на него, на нее, снова на него, отходит в сторону:
- Сережа...
- Да, - он подходит к ней. Она встает на цыпочки, тянется к его уху и начинает тихо быстро говорить, а он наклоняется к ней и слышит:
- Бог с ней, со мной... Ты только ей пиши... Маме своей пиши...
- Конечно, -голос его срывается на хрип, а лицо, словно скомкали, исказила страдальческая гримаса. - Посмотри на нее, в каком она состоянии... Само собой, это без вопросов...
И снова: маме пиши... Бог со мной, ты только маме пиши... пиши... пиши-пиши... пиши-пиши, пиши-пиши...
Тук-тук, тук-тук... тутук-тутук, тук-тук, тук-тук...
- Вот тебе и тук-тук! - сказал он сам себе, или не сказал, а только подумал?
Он оторвался от своих мыслей и вернулся к тому, что его окружало. Вокруг весело трепались, где-то пели.
Странные люди эти люди. Война, смерть, трагедия, а они веселятся.
Чему? Как это все нелепо. Но человек так устроен, что не может долго грустить, чтобы не случилось - жизнь продолжается.
Он опять повернулся к окну. Опять поля, опять деревья, опять тук-тук.
- Браток, брато-ок, вклинилось в мерное постукивание и веселый гул. меня Витьком кличут. У тебя закурить есть?
Сергей повернулся на голос:
- Я не ку... - челюсть его поползла к полу, а глаза, казалось, вывалятся из орбит.
- Оп-па, а ты что здесь делаешь?
Сергей не знал, что ответить, а только промямлил что-то неразборчивое. Виктор, а это был именно он, ошибки быть не могло, тоже замолк. Через какое-то время он подал голос:
- А-а-а... э-э-э... То есть я хотел сказать, я... мы кажется знакомы...
Сергей первый раз в жизни увидел на вечно смеющемся лице друга замешательство и ему стало смешно.
- Ха-ха-ха, - услышал в ответ Виктор и потом еще долго слышал жизнерадостное риготание. А потом, когда безудержное веселье сменилось такой же безудержной тоской, стояли у окна. Виктор молча курил. Сергей смотрел в окно: лес, поляна, снова лес, перелесок, лес, лес, лес... Тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук...
-... Ты только пиши... Бог со мной, ты ей, ей, маме своей пиши...
Сергей молча опустился, сел на что-то, не разбирая на что, и задремал...
...Он проснулся, привычно хлопнул рукой по подавшему было голос будильнику, поднялся, оделся и сел в раздумии.
Первая мысль была стандартной - пойти к доктору. Потом появилась вторая, дающая возможность не ходить к врачу - а что я ему скажу? И потекло в голове море мыслей, в результате чего он решил не ходить к врачу. Он сидел на кровати и спорил сам с собой, вопрос на повестке дня стоял один и был он стар, как мир: что делать? Он поднялся и вышел из номера.
В коридоре было свежо и прохладно. Эта свежесть привела его мозги в норму. Виктор!!! Виктор был там, с ним во сне! Интересно, а может сказать ему об этом? Да, нет! Нет, посмеется, скажет, что он повернутый, а то и к доктору посоветует сходить. Или все-таки сходить? Да, нет, Виктор не такой хохмач, каким хочет казаться. Он сидит, ржет не переставая, все время улыбится как... хм... Но глаза у него не улыбаются, а если в них и мелькнет искорка смеха, то очень редко, а так в глазах тоска, боль, грусть.
Надо , надо сходить к Виктору. Виктор поймет, Виктор подскажет.
С этой мыслью он пошел по коридору к номеру Виктора, постоял под дверью, помялся в нерешительности.
А может не надо, мелькнуло трусливое, но он надавил на себя, подавил зайца в душе и толкнул дверь. Дверь не открылась. Ну и хорошо, пищал заяц, пойдем отсюда. Но он снова не поддался порыву и постучал в дверь, никто не открыл. Он прислушался - тишина. Виктора нет - факт. Вот и хорошо, вот и здорово, торжествовал заяц. Сергей резко развернулся, злясь на себя, пошел обратно.
Спустился в ресторан, в надежде застать там Виктора, но его там не оказалось. Разочарованный вернулся к себе в номер и первое , на что наткнулся - была жизнерадостная улыбка, которую искал, но которую не ожидал увидеть здесь, у себя в номере.
Сергей дернулся от неожиданности, чертыхнулся, хотел уже было наорать, но вдруг замолк.
Виктор сидел в кресле, перед ним красовались граненые стаканы. Сергей тяжело вздохнул:
- Витенька, до того, как я с тобой познакомился, я водки не пил.
- Я тоже водки не пил, до тех пор пока не познакомился с твоим дурацким роботом.
Сергей зло сверкнул глазами на бар, опять посмотрел на Виктора.
- А с чего вдруг водка, да еще с утра пораньше? - спросил Сергей и вдруг запнулся.
Виктор рассеяно улыбнулся. Голос его прозвучал надтреснуто, хрипло:
- Браток, закурить есть?
А потом была тишина. Долгая, мягкая, оглушительная.
- Не-е-е... Слушай, ты мне вот что скажи, эт-то у тебя давно? вопрошал Сергей. Они сидели уже довольно долго и, постепенно окосев, он не заметил, как язык его стал заплетаться, голос стал вялым не очень внятным, а речь начала перемежаться поикиванием и каким-то неразборчивым мычанием.
Виктор сидел рядом такой же пьяный, с дурацкой улыбкой. На вопросы, которые ему задавал Сергей, он отвечал уже с трудом и через раз.
- А?
- Я г-ыворю, это у тебя давно?
- С тех пор, как познакомился с твоим дурацким роботом.
- А причем здесь робот?
- А при том, что водку я пю... пю...
Водку пить научил меня он.
- Да я тебя не о водке... Причем здесь водка?.. Я тебя спрашиваю: давно это у тебя?
- Что "это"?
- Как что? Ну сны эти идиотские, давно они у тебя начались?
- Ну-у-у не зна... надо подумать.
Снова наступила тишина. Только временами прирывалась она иками Сергея, да еще журчал бар, во круг него кипела работа: пустые стаканы исчезали, взамен них появлялись полные, сопровождаемые тарелками с огурцами.
Сергей, пьяный до нельзя, сидел с недовольным видом, наблюдая за роботом. Интересно, сколько можно пить? И наши предки: пили они столько? А может больше? Или меньше? И главное: кому это нужно?
- Слушай, - он повернулся к Виктору. - ты надумал?
Ответом ему был всхрап.
- Все, хватит! Нужна трезвость мысли, - продолжая бубнить себе под нос он полез в карман, но там было пусто.
- Черт побери, с этим пора завязывать.
Он полез в тумбочку, достал таблетки.
Тяжело вздохнул, последняя пачка. Да, пить надо бросать. Вытряхнул две таблетки, пошел к бару.
- Слышь ты, дай воды.
- На здоровье.
- Какое тут здоровье? И зачем я только просил номер с баром?
Он кинул таблетки на язык, запил водой и тяжело опустился в кресло. Через полчаса таблетки подействовали и он стал расталкивать Виктора. Это оказалось не так-то просто. Сначала Виктор бубнил себе под нос что-то несуразное, потом, еще не проснувшись, засветил Сергею в ухо. Этого Сергей уже не выдержал и плеснул в него водой. Подействовало. Виктор чертыхаясь поднялся и тут же получил несколько таблеток на язык. Еще минут через двадцать с ним стало можно разговаривать.
- Ты трезв?
- Вполне.
- Тогда ответь мне наконец.
- Что?
- Давно это у тебя началось?
- Что "это"?
- Ну сны, сны.
- Секунду, надо подумать.
Сергей стиснул челюсти, поиграл желваками, но смолчал. Через минуту:
- Слушай, а что конкретно тебя интересует, потому что вообще эти серийные сны начались лет пять тому назад... или около, а война началась двадцать второго июня этого года и ... - он уперся в побледневшее лицо Сергея. - Сережа, что-то не так... Что случилось?
- Какого года? - промямлил Сергей. Он только теперь ухватил ту мысль, которую давно пытался поймать.
Ухватил и ужаснулся.
- Этого года, две тысячи девятьсот сорок пер... О, Боже!
Сергей подскочил и побежал к компьютеру.
- Показать календарь на этот год.
На экране замелькали колонки чисел.
- Сегодняшнее число.
Появилась дата, красным цветом намалеванная поверх календаря.
- Боже мой, та же самая дата, что и в сегодняшнем сне, только с разницей в тысячу лет.
- Война началась во сне в 1941 году, 22 июня, а сны про войну начались 22 июня 2941 года.
- Точно.
- А скажи мне вот что, была какая-то война в 1941 году?
- А я откуда знаю? В школе об этом ни слова не говорили, в институте тоже и вообще о войнах у нас не распространяются, да и зачем?
- Не знаю зачем, но зачем утаивать?
- А с чего ты взял, что утаивают? Не трепаться на каждом углу это не значит утаивать.
Сергей снова подошел к компьютеру.
- Мне нужна информация о войнах.
Экран компьютера потемнел на время, потом поперек него появилась надпись:
ТАКОЙ ИНФОРМАЦИИ НЕТ.
Виктор хохотнул, а Сергей снова повторил запрос, снова потемнел экран, потом:
ТАКОЙ ИНФОРМАЦИИ НЕТ.
Виктор уже откровенно ржал:
- Ну да, - выдавил он сквозь смех. - не утаивают, а просто не трепятся на каждом углу.
- Пойдем, - Сергей почему-то страшно разозлился на Виктора и на компьютер, а так же на правительство и на весь свет. - у меня есть идея.
Внизу, у двери их встретил детина в форме. Он загородил собой проход и взирал на них сверху вниз.
- Позвольте пройти, - улыбнулся Сергей.
- А у вас есть разрешение покинуть отель.
- Нет, но...
- Тогда разговор окончен.
- Но мне по служебной надобности.
- Вам.
- Нам.
- Давайте разрешение и проходите, а если его нет, то лучше проходите в другую сторону.
- Но...
Виктор дернул его за рукав:
- Не лезь на рожон, Сережа, пойдем.
Они поднялись наверх, в номер. Виктор плотно закрыл дверь и спросил:
- Зачем тебе наружу?
- Очень надо.
- Зачем?
- Потом расскажу, когда вернусь.
- Когда вернешься, хм... Ну ладно, не хочешь говорить зачем - не надо, но как ты отсюда выйдешь?
Сергей не ответил, а только умоляюще посмотрел на Виктора. Виктор подавил улыбку, стараясь быть грубоватым.
- Ну!
- Ну-у я думал... э-э... - Пробормотал Сергей. Виктор наконец не выдержал и улыбнулся. Сергей видя это продолжил смелее. - Ну я думал, может ты согласишься, состряпать мне пропуск. Пропуск ведь не такой сложный документ, как паспорт, а паспорта ты делать умеешь.
- Подделывать, а не делать. Подделать твою справочку на выход - это мне раз плюнуть, но делать этого я не буду.