Он сидел упершись глазами в стол, но стола не видел, а рука дернулась и сама собой написала: "Мамочка", и потом: "Мама Мама Мама". И снова, и снова.
Очнулся он тогда, когда лист кончился, а рука начала царапать стол, пытаясь вывести заветное слово.
Сергей поднялся и подошел к бару:
- Дай стакан воды, - голос прозвучал хрипло, как-то не по человечески, как будто он не говорил несколько лет. Вода в один глоток перекочевала из стакана в Сергея. Он поставил стакан и тот исчез. Сергей улегся на кровать:
- Потухни.
Свет погас. Сергей повернулся, потом опять. Долго ворочался, пытаясь найти удобную позу и заснуть. Сон не шел. в голову лезли дурацкие мысли.
А стоит ли вообще засыпать? Ведь вся мерзость ворвавшаяся в его жизнь от снов. От этих снов. Хотя нет, не вся. Ведь хозяина убили не во сне, а в жизни. И его друг, Виктор, не во сне был вором, а на яву. И сам он Сергей пошел против полиции не во сне.
Постепенно мысли его пришли в порядок, выстроились в логическую цепочку и потекли размерено и ровно, но лучше и спокойнее от этого не стало. Внутри сидело что-то, что-то нехорошее и грызло его душу. Так паршиво он себя еще никогда не чувствовал.
А под конец, помимо этих чувств и непонятной тревоги, помимо чувства необратимости пришла жалость к самому себе, а после...
А после он уснул...
... Снова был лес, снова впереди мелькала спина Виктора, снова они бежали.
- Ви-тя, остановись. Я б-ольше не могу.
Виктор притормозил и обернулся к запыхавшемуся Сергею:
- Ты чего?
- Ничего, просто еще сто метров в таком темпе и я сдохну.
Виктор посмотрел на друга, хмыкнул:
- Ладно, перекур - десять минут.
Сергей плюхнулся на землю, где стоял.
Виктор закурил.
- Витя, а где здесь?.. - спросил Сергей немного отдышавшись.
- А где хочешь, деревьев в лесу много.
- Но нельзя же загрязнять...
- Можно, - перебил Виктор. - Знаешь сколько здесь зверья? Ого-го. Одним Волковым больше, одним меньше...
- Спасибо, уговорил, - бросил Сергей и побежал в ближайшие кусты с резвостью, которой сам от себя не ожидал.
Отбежав подальше он спустил штаны и почувствовал облегчение. "Теперь я знаю", - подумал он. - "где находится душа. Вот облегчился и так на душе полегчало". Сергей привел себя в относительный порядок и собрался уже было идти обратно, как вдруг услышал впереди треск ломаемых веток. Виктор? Нет, не Виктор. Он пришел с другой стороны, а значит Виктор остался сзади.
Кто тогда?
Он не успел испугаться, как в голову пришла спасительная мысль. СВОИ! От этой мысли на душе полегчало, солнце засветило ярче и даже пропала злость на Виктора, который его загонял.
Сергей рванулся вперед.
Может позвать Виктора? Да нет, успеется.
А еще лучше привести к нему своих. Вот у него рожа вытянется. Сергей представил себе вытянутую в изумлении рожу Виктора и от этого ему стало совсем весело.
Впереди появился просвет, видимо там была поляна. Сергей переполненный чувствами радости и гордости за себя сделал последний рывок к кустам.
Сквозь кусты он увидел фигуру. Метнулся к ней.
Он вывалился на поляну с диким треском и дурацкой улыбкой на роже. Фигура повернулась и только теперь он разглядел ее. Это был враг. Сергей дернулся было обратно, но было поздно: в грудь ему смотрел пугающий своей бездонной чернотой, ствол автомата.
Улыбка постепенно сползла с лица. Сергей задрал руки вверх.
Сзади послышался шорох. Виктор! - мелькнуло судорожно в голове, и тут же последовало подтверждение.
Это было не так, как показывали в кино, где было много крови, шума и спецэффектов, где полчаса стреляли в итак истерзанную тушу, а она дергалась, поливая все вокруг красненьким и никак не умирала.
Это было тихо быстро и страшно! За спиной раздался хлопок, сразу же отразившийся эхом, и еще до того как эхо затихло человек, только что живой человек рухнул, как подпиленное дерево. Отголоскам эха подпел новый звук звук рухнувшего тела.
Потом все затихло.
Сзади зашуршали сапоги по траве. Подошел Виктор. В руке его был зажат пистолет:
- Что, сдрейфил?
Сергей промолчал. Он смотрел на то, что только что было человеком, жизнью, личностью. "Господи, как мало надо", - подумалось. Он смотрел на труп. Теперь это не было врагом.
Это был просто мальчишка с испуганным побледневшим лицом, с остекленевшими голубыми глазами упертыми в небо, а между этими голубыми глазами зияла дыра. Страшная, пугающая, она была здесь не к чему, но она была и...
- Витя, ты убил человека!
Виктор проследил за его взглядом, усмехнулся. Подошел к телу, обыскал, вытащил перочинный ножик, снял автомат. Потом поднял труп и потащил в кусты.
Сергей тупо смотрел на то место, где только что лежал труп, а до того стоял человек. Теперь там растекалась лужица крови быстро впитывающаяся в сухую землю. От нее шла дорожка из красных капелек. Сергей проследил за ее направлением - она вела в кусты, где что-то трещало и шуршало. Виктор появился как всегда внезапно:
- Пошли, а то тут наверняка и друзья его есть. Не один же он такой, хм... Я его ветками завалил в одной канаве - найдут не сразу, но все равно надо драпать.
- Витя, ты убил человека, - тупо повторил Сергей.
Виктор посмотрел на него с жалостливой улыбкой, в глазах его было что-то доброе, теплое, но сказал как-то резко и холодно:
- Не ты его, так он тебя - закон таков.
Дурень сопливый, неужели ты еще не понял, что это война и ты не властен что-либо изменить. Ты, Волков, не волк в этой игре, благородный и жестокий, даже не дикий огрызающийся волчонок. Ты - волчок. тебя раскрутили и смотрят, как ты вертишься и смеются, а может думают о чем. а ты должен стать волчонком, ты должен огрызаться, а то остановится твое кручение-верчение и заглохнешь ты навсегда с поломанными пружинами...
Сергей слушал и смотрел на засыхающую и впитывающуюся в землю кровь, и думал.
Думал, что это могла быть его кровь и его глаза стеклянно смотрели бы в небо, и это пугало, но легче не становилось.
Они бежали по солнечному осеннему лесу.
Мелькали разноцветные деревья. В редких лужах плавали желтые лодочки листьев, появлялось какое-то движение воздуха, природа начала оживать. Уже доносились голоса птиц и трещали сухие ветки под тяжелыми сапогами. А над всем этим высилось чистое, холодное голубое небо. Но Сергей ничего не видел и не слышал. Он ничего не видел, кроме этого чистого, ледяного неба нежно-василькового цвета отраженного в таких же чистых, таких же голубых, но уже остеклянелых глазах...
...Он проснулся. Перед глазами стоял жуткий образ. Он отдернулся от него, приходя в себя.
Поднялся, и только теперь услышал шум в коридоре. Он быстро оделся и вылетел за дверь.
В конце коридора шумела толпа. Он подошел и без расспросов протолкнулся внутрь. Толпа, как оказалось, стояла у двери в номер, и протиснувшись сквозь нее он увидел кровать, на которой лежал человек. На его еще детском лице бледном, под цвет простыни, отразилось какое-то удивление, а между голубых остекленевших глаз зияла страшная дыра. Это было то самое лицо и те самые глаза, только теперь они смотрели не в голубое чистое небо, а в белый потолок гостиничного номера.
Это было как откровение, как выстрел, как ведро ледяной воды опрокинутое на голову. Он вдруг все понял, понял, осознал, испугался, возненавидел. Он вдруг понял, что перешагнул через себя, что теперь он волчонок, теперь он сможет нажать курок, сможет вцепиться в глотку, сможет растерзать и лишить жизни себе подобного, сможет убить человека. А еще он вспомнил хозяина. Маленького, пухлого человечка, который никогда не смог бы причинить другому боль. Теперь он понял и его смерть. Он понял кто его убил, а точнее что его убило. И он понял что такое настоящая жалость и что такое настоящая ненависть. Потом в памяти всплыл Виктор со своей вечной ухмылкой.
Он рванулся к двери:
- Полицию вызвали? - спросил он на ходу.
- Да, - сдавленно ответил кто-то.
- Давно?
- Нет, только-только.
Сергей наконец вылез в коридор и помчался в другой его конец. Там он остановился и забарабанил в дверь:
- Витя! Витя, открой! Виктор! Черт!
Он схватился за отбитый кулак. В следующий момент распахнулась дверь и Сергей молча, потирая отбитую руку ввалился внутрь.
Виктор закрыл за ним дверь:
- Витя, ты убил человека.
- Я это уже слышал.
- Да нет же, черт! Ты его действительно убил. Я не знаю как это может быть, но этот мальчик лежит с дырой во лбу в номере, в том конце коридора.
- Сережа, брось свои шутки, я с утра плохо воспринимаю юмор.
- Какие шутки, иди проверь. Сейчас здесь будут ребята из ГП и наверняка припрется твой любимый следователь.
- Погоди, - Виктор встал и выбежал из комнаты. Вернулся он через минуту. Лицо его побледнело, руки тряслись. - Плохо, плохо, плохо. Плохо!
- Витя, а...
- Сережа, - перебил Виктор. - а ты знаешь что это значит?
- Я...
- Это значит, что если бы не я, то ты сейчас лежал бы вот так, в своем номере. Только вместо одной дыры во лбу, у тебя было бы много дырок по всему телу. У него был автомат!
- Витя, а как это? То есть я хотел...
Как это может быть?
- Не знаю "как", но знаю только, что во-первых мы не сумасшедшие, во-вторых это происходит не только с нами, в третьих ни пули, ни пистолета, они не найдут, а в-четвертых это дурдом и выхода я не вижу.
- А что мы скажем полиции?
- А ничего. Мы ничего не знаем, спали каждый у себя и все. Ничего не знаем, ничего не слышали.
Он прошелся взад-вперед по комнате повернулся к Сергею:
- Пошли! Мне надо срочно пообщаться с твоим баром.
Сергей поднялся. Уже у двери Виктор повернулся, резко остановил его и сказал:
- А толстячок-то наш на мине подорвался, или гранату получил...
Часть вторая.
А может, не было войны,
И людям все это приснилось?..
А. Розенбаум
На смену золотой осени пришла слякоть и непогода. Сильный холодный ветер гнал по серому небу рваные клочья облаков, срывал последние золотистые, красные, рыжие листья с деревьев и уносил их куда-то.
По лесу шли двое. Они шли уже не первый день, который по странному стечению обстоятельств был ночью и резкая перемена погоды им совсем не нравилась.
Холодный промозглый ветер пробирал до костей. Сверху сыпался мелкий противный дождичек. Под ногами хлюпала размокшая земля. Один из двоих остановился:
- Витя, у меня уже в сапогах хлюпает.
Второй, тот что шел первым, замедлил шаг и оглянулся:
- Конечно хлюпает, ты посмотри, ты же в луже стоишь.
Сергей наклонил голову и посмотрел под ноги: по серому небу бегут серые облака, под ними торчат черные скелеты деревьев, а по всему этому обесцветившемуся пейзажу расходятся круги от падающих в лужу капель дождя. Сергей посмотрел вперед, потом оглянулся назад, пожаловался:
- Да здесь везде лужа.
- Свинья свою грязь найдет, - ехидно сообщил Виктор и пошел вперед.
Сергей поплелся за ним. На душе было муторно и тошно, а еще большую тоску навевала серость пейзажа вокруг.
Как будто художнику не хватило красок или фантазии.
- Витя, я дома до всего этого рисовал чуть-чуть, так под настроение...
- И что, порисовать захотелось?
- Зря смеешься. Многим мои акварельки нравились, хотя ничего такого в них не было. Так вот, отец мне всегда говорил, что я беру неестественные краски, какие-то очень чистые.
Витя , посмотри вокруг, я говорю не о пейзаже, хотя и это тоже... Я говорю вообще, посмотри! Посмотри как природе, как миру не хватает этих по-детски чистых красок. Есть белое и черное, как два полюса, как основы мироздания и между ними серая жизнь, серые... Ты знаешь, это конечно детскость, но я выбираю чистые яркие краски.
- Значит прешь против природы... Слушай, Серега, ты стихи не пишешь?
- Нет, хотя если мы не выберемся из этого леса, придется.
- Что придется?
- Стихи писать, эпитафию например. Я промок, замерз и скоро сдохну.
Виктор ухмыльнулся, но смолчал. Пошли дальше.
Они шли медленно, на большее уже не было сил.
- Стой! Кто идет? Стрелять буду, - голос прозвучал резко и неожиданно, но последнюю фразу произнес как-то неуверенно, с дрожью.
Сергей дернулся, а Виктор опустился, где стоял, прямо в лужу и облегченно выдохнул:
- Стоять? С удовольствием.
- Вы кто? - послышалось из кустов.
- Братья Стругацкие, - съязвил Виктор, сидя в луже. - может слышали?
В кустах замолчали, потом там что-то зашебуршилось и перед ними появился молодой парень с винтовкой в руках.
- Шутник, - неуверенно заметил парень.
- А то, - Виктор рассмеялся.
Сергей, который до того стоял столбом и молча хлопал глазами, опустился в лужу рядом с Виктором. Мокрой рукой он провел по лицу и с облегчением выдохнул: