— Я не могу удрать от них, — произнес Ранд, — правда? — Он балансировал перед собой мечом, держа за наконечник ножен; оружие выглядело совершенно так же, каким он помнил его раньше. — Работа Айз Седай. — Но Тэм дал его мне. Мои ОТЕЦ дал его мне. Юноша гнал от себя мысли о том, как двуреченскому пастуху достался клинок с клеймом цапли. На их течении таились опасные скалы и глубокие омуты, которые ему вовсе не хотелось изучать.
— Ты и в самом деле хочешь удрать, пастух? Спрошу еще раз. Почему ты тогда не ушел? Меч? За пять лет я сделал бы тебя достойным его, сделал бы тебя мастером клинка. У тебя быстрые кисти, хороший баланс, и ты не повторяешь одной ошибки дважды. Но у меня нет пяти лет на твое обучение, и у тебя нет пяти лет на учебу. У тебя нет даже одного года, и тебе это известно. Как бы то ни было, по ноге ты себе мечом не попадешь. Держишь ты себя так, пастух, словно родился с мечом на поясе, и большинство деревенских задир почувствуют это. Но этого у тебя было с лихвой почти с того самого дня, как ты опоясал себя мечами. Так почему ты все еще здесь?
— Мэт и Перрин еще тут, — промямлил Ранд. — Я не хочу уходить, пока не отправились в путь они. Я боюсь никогда... Я могу не увидеть их всю... многие годы, может быть. — Он запрокинул голову, опершись затылком о стену. — Кровь и пепел! Ладно, они хоть просто думают, что я спятил, раз не иду домой вместе с ними. А Найнив то смотрит на меня как на несмышленыша шести лет от роду с разбитыми коленками, за которым ей приходится ухаживать; то она смотрит так, будто увидела чужака, которого она может обидеть, если станет присматриваться повнимательнее. Она — Мудрая, и, кроме того, вряд ли, по-моему, ее что-то испугает, но она... — Ранд покачал головой. — И Эгвейн. Чтоб я сгорел! Она знает, почему мне нужно уйти, но всякий раз, как я заговариваю об этом, она смотрит на меня, и у меня внутри все переворачивается... — Он прикрыл глаза, прижав рукоять меча ко лбу, словно бы мог выдавить из головы все, о чем раздумывал, мог забыть о существовании подобных мыслей. — Я бы хотел... хотел...
— Ты бы хотел, чтобы все снова стало так, как и было, пастух? Или чтобы девушка отправилась с тобой, вместо того чтобы идти в Тар Валон? По-твоему, она променяет возможность стать Айз Седай на жизнь в скитаниях? С тобой? Если ты найдешь верные слова, она, может, так и поступит. Любовь — чудная штука. — Голос Лана звучал неожиданно устало. — Такая чудная она штука.
— Нет. — Хотел Ранд именно этого, — чтобы она захотела уйти с ним. Он открыл глаза и распрямил спину, придал голосу твердости. — Нет, если б она спросила, я не позволил бы ей идти со мной. — Он не допустил бы, чтобы это с ней случилось. Но, Свет, как было бы хорошо — всего на миг, — если б она сказала, что хочет! — В ней просыпается ослиное упрямство, если она думает, будто я пытаюсь указывать ей, как поступать, но я все еще в силах уберечь ее от такого. — Ему хотелось, чтобы она оставалась дома, в Эмондовом Лугу, но все надежды на это оказались перечеркнутыми в тот день, когда в Двуречье появилась Морейн. — Даже если это означает, что она станет Айз Седай!
Краем глаза Ранд заметил приподнятую бровь Лана и вспыхнул. А Страж заметил:
— И в этом-то вся причина? Тебе хочется провести побольше времени с друзьями по деревне, прежде чем они уйдут? Потому-то ты еле ноги волочишь? Ты же знаешь, кто дышит на твои следы.
Ранд сердито вскочил на ноги:
— Хорошо, это из-за Морейн! Если б не она, меня бы и близко тут не было, а она даже словом со мной не обмолвится.
— Ты бы погиб, если б не она, пастух, — ровно произнес Лан, но Ранда было уже не удержать.
— Она рассказывала мне... рассказывала ужасные вещи обо мне. — Пальцы, сжимавшие меч, побелели. То, что я сойду с ума и умру!.. — А теперь и двух слов мне сказать не хочет. Она ведет себя так, будто я ничуть не изменился с того дня, когда она отыскала меня, и это тоже дурно попахивает.
— Ты хочешь, чтобы она обращалась с тобой как с тем, кто ты есть?
— Нет! Я не об этом. Чтоб я сгорел, я не знаю зачастую, что сказать-то хочу! Этого я не хочу, а другое приводит меня в ужас. А теперь она куда-то подевалась, совсем исчезла...
— Я говорил тебе: иногда ей нужно побыть одной. И не тебе спрашивать о ее поступках. И никому другому.
— ...не сказав никому, куда уходит, или когда вернется, или даже вернется ли вообще. Она должна же что-то сказать мне, чтобы помочь, Лан. Хоть что-то. Должна. Если она когда-нибудь вернется.
— Она вернулась, пастух. Минувшей ночью. Но, думаю, она сказала тебе все, что могла. Удовольствуйся этим. От нее ты узнал все, что мог. — Лан качнул головой, и голос его оживился. — Сидя ты ничему не научишься. Пора заняться немного стойками. Через «Рассечение Шелка», начиная от «Цапли, Шагающей в Камышах». Запомни, что стойка Цапли — единственно для тренировки равновесия. В ней ты — открыт; если станешь ждать, пока первым двинется противник, ты успеешь поразить цель, но его клинка тебе не избежать.
— Должна же она что-то сказать мне, Лан. Этот ветер. В нем что-то неестественное, и какая мне разница, насколько близко мы от Запустения!
— «Цапля, Шагающая в Камышах», пастух. И помни о движениях запястья и кисти.
С юга донесся слабый раскат фанфар, трубные звуки понемногу становились громче, сопровождаемые непрерывным «трам-трам-ТРАМ-трам» барабанов. Мгновение Ранд и Лан смотрели друг на друга, потом грохот барабанов заставил их броситься к парапету башни и посмотреть на юг. Сам город расположился на высоких холмах, земля у городских стен была расчищена, образуя кольцо травы высотой не более чем по щиколотку, шириной в милю. Цитадель стояла на самом высоком холме. С верхушки башни, поверх дымоходов и крыш, открывался ясный вид до самого леса. Первыми из-за деревьев показались барабанщики, их была дюжина, барабаны поднимались и опускались, когда они маршировали в такт ударам, палочки так и кружились в воздухе. Потом появились трубачи, длинные сверкающие горны подняты, по-прежнему играя туш. С такого расстояния Ранд не мог различить, что за огромное квадратное знамя полощется на ветру позади них. Тем не менее Лан хмыкнул — зрение Стража не уступало остротой зрению снежного орла.
Ранд бросил на него взгляд, но Страж ничего не сказал, его взор не отрывался от вытекающей из леса колонны. Из-за деревьев выехали всадники, мужчины в доспехах, за ними — тоже верхом на лошадях — женщины. Следом показался паланкин между двумя лошадьми, одна впереди него, другая — сзади, занавески его были опущены; затем — еще больше верховых. Шеренги пехотинцев, ощетинившиеся длинными шипами вздымающихся пик, лучники с луками, висящими поперек груди, и все маршировали в такт барабанам. Вновь взревели горны. Словно поющий змей, колонна вилась к Фал Дара.
Ветер трепал знамя выше человеческого роста, расправляя его. Теперь оно, такое большое, оказалось достаточно близко, чтобы Ранд сумел разглядеть его. Переливающиеся цвета ничего не говорили ему, но в центре этого кружения сияла чистой белизной похожая на слезу эмблема. У Ранда перехватило дыхание. Пламя Тар Валона.
— С ними Ингтар. — Лан говорил так, словно мыслями был где-то в другом месте. — Наконец вернулся из своих поисков. Долго его не было. Знать бы, повезло ли ему?
— Айз Седай, — наконец-то сумел вымолвить шепотом Ранд. Все эти женщины там... Да, Морейн была Айз Седай, но он делил с нею тяготы путешествия, и если не доверял ей всецело, по крайней мере он ее знал. Или думал, что знал. Но она была всего одна. Теперь же совсем другое — так много Айз Седай вместе, да еще и появившиеся с такой помпой. Ранд прочистил горло; когда он говорил, то голос звучал скрипуче: — Почему так много, Лан? Зачем вообще? С барабанами, трубами, и еще со знаменем!
В Шайнаре Айз Седай почитали, во всяком случае большая часть народа, а остальные относились с опасливым уважением, но Ранд бывал в тех краях, где это было не так, где их боялись и зачастую ненавидели. Там, где он вырос, встречались и такие, кто говорил о «тарвалонских ведьмах» точно так же, как о Темном. Ранд попробовал пересчитать женщин, но они, переговариваясь друг с другом или с тем, кто ехал в паланкине, постоянно меняли свое место в колонне, не придерживаясь никакого видимого порядка. Юноша покрылся гусиной кожей. Он провел не один день в пути с Морейн, встречался с другой Айз Седай и уже начал было считать себя бывалым человеком. Никто никогда не покидал Двуречья, или почти никто, но он покинул родные края. Он видел то, чего никто дома, в Двуречье, не видывал даже одним глазком, совершал то, о чем лишь мечтали двуреченские мальчишки, если их мечты и заходили так далеко. Он видел Королеву и встречался с Дочерью-Наследницей Андора, стоял лицом к лицу с Мурддраалом, путешествовал по Путям — и ничто из пережитого не подготовило его к этому моменту.
— Почему так много? — опять прошептал он.
— Прибыла Престол Амерлин собственной персоной. — Лан поглядел на юношу, выражение лица Стража было суровым и непроницаемым, как скала. — Уроки закончены, пастух. — Потом он помолчал, и Ранду почти показалось, что он заметил на лице Стража сочувствие. Этого, разумеется, не могло быть. — Для тебя было бы лучше, если б ты ушел неделю назад.
С этими словами Страж подхватил свою рубашку и исчез на лестнице, ведущей внутрь башни.
Ранд судорожно двигал челюстью, стараясь хоть как-то смочить пересохший рот. Он смотрел на приближающуюся к Фал Дара колонну так, словно та и впрямь была змеей, смертельно опасной, источающей яд гадюкой. В его ушах громко звенели трубы и рокотали барабаны. Престол Амерлин, та, которая повелевает Айз Седай. Она идет сюда из-за меня. Иной причины Ранду придумать не удавалось.
Они знали многое, обладали знанием, которое — он был уверен в этом — могло помочь ему. И Ранд не осмеливался ни одну из них спросить об этом. Он боялся, что они здесь с целью укротить его. И боюсь, что они здесь вовсе не за этим, как с неохотой он признался себе. Свет, я не знаю, что пугает меня больше!
— У меня и в мыслях не было направлять Силу, — прошептал Ранд. — Это вышло случайно! Свет, я не хочу иметь ничего общего с этим. Клянусь, я никогда ее не трону! Клянусь!
Вздохнув, юноша вдруг понял, что отряд Айз Седай уже вступил в городские ворота. Яростно закружился ветер, морозными порывами обращая капли пота в льдинки, от шума ветра трубы звучали затаенным ехидным смехом; Ранду почудился в воздухе сильный запах раскопанной могилы. Моей могилы — если я останусь тут.
Сграбастав свою рубашку, он скатился по лестнице и бросился бежать.
Глава 2
РАДУШНАЯ ВСТРЕЧА
Обтесанные каменные стены залов крепости Фал Дара, скудно декорированные простыми, но элегантными гобеленами и разукрашенными драпировками, гудели от известий о скором появлении Престола Амерлин. Туда и сюда чуть ли не бегом носились слуги в черно-золотом, озабоченные тем, чтобы приготовить для гостей покои, или тем, чтобы доставить распоряжения на кухни; то и дело кто-то из них сокрушался и вздыхал, что им не успеть приготовить все для столь значительной особы, раз они не были своевременно предупреждены. Темноглазые воины, с обритыми головами, за исключением пучка волос, перевязанного кожаным ремешком, не бежали, но спешка подталкивала их в спину, а лица сияли от возбуждения, обычно приберегаемого для битвы. Кое-кто из солдат заговаривал с торопящимся по коридору Рандом.
— А, вот и ты, Ранд ал'Тор! Да покровительствует мир твоему мечу! Торопишься переодеться? Наверно, тебе захочется выглядеть получше, когда тебя представят Престолу Амерлин. Будь уверен, она захочет увидеть тебя и твоих друзей, да и женщин тоже.
Ранд бегом направился к широкой лестнице, по которой могли свободно пройти в ряд двадцать человек и которая вела наверх, на мужскую половину.
— Сама Амерлин прибыла без всякого предупреждения, почти как торговец-разносчик. Должно быть, из-за Морейн Седай и вас, южан, а? Из-за чего же еще?
У дверей в мужскую половину, широких, окованных железом, теперь распахнутых настежь, толпились мужчины с кисточками волос на макушках и приглушенно переговаривались о прибытии Амерлин. От множества голосов в коридоре висело монотонное гудение.
— Эй, южанин! Амерлин здесь. Прибыла ради тебя и твоих друзей, наверное. Мир, что за честь для вас! Она редко покидает Тар Валон, а в Пограничные Земли ни разу не приезжала на моей памяти...
Ранд отвечал немногословно. Ему нужно умыться. Найти чистую рубашку. На разговоры мало времени. Они понимающе кивали и пропускали юношу. Никто из них не знал сути происходящего, за исключением того, что он со своими друзьями путешествовал вместе с Айз Седай, что двое из его друзей — женщины, собирающиеся отправиться в Тар Валон обучаться на Айз Седай, но слова мужчин ранили, вонзаясь в душу, словно шайнарским солдатам было известно все. Она прибыла сюда из-за меня.
Ранд вихрем промчался через мужскую половину, ворвался в комнату, в которой жил вместе с Мэтом и Перрином... и застыл, как примороженный, с разинутым от изумления ртом. В комнате оказалось полно женщин в черно-золотом, все сосредоточенно занимались своим делом. Помещение было небольшим, а с такими окнами — пара высоких узких бойниц для стрел, — выходившими в один из внутренних двориков, комната ничуть не казалась просторнее. Три кровати на выложенных черно-золотой плиткой возвышениях, в ногах каждой — сундук, еще три простых стула, умывальник у двери, а в углу громоздится высокий широкий гардероб. Восемь женщин в комнате походили на рыб в садке.
Женщины едва взглянули на Ранда и продолжали выгребать из шкафа его одежду — а заодно и Мэтову, и Перринову — и заменяли ее новой. Все обнаруженное в карманах выкладывалось на крышки ларей, а старая одежда была небрежно, будто ненужное тряпье, связана в узлы.
— Что вы делаете? — спросил Ранд, когда вновь обрел дар речи. — Это же моя одежда!
Одна из женщин фыркнула, просунув палец сквозь прореху в рукаве его единственной куртки, потом кинула ее в кучу на полу.
Другая женщина, черноволосая, с большой связкой ключей на поясе, обернулась к Ранду. Это была Элансу — шатайян крепости. Он считал эту узколицую женщину домоправительницей — хотя дом, что она вела, был крепостью, и не один десяток слуг исполнял ее приказания.
— Морейн Седай сказала, что вся ваша одежда износилась, и Леди Амалиса распорядилась подарить вам взамен новую. Так что, чем меньше вы будете путаться под ногами, — твердо добавила она, — тем скорее мы с этим закончим.
Не многие мужчины смогли бы выдержать натиск шатайян, когда та хотела что-то сделать по-своему, — поговаривали, даже Лорд Агельмар, бывало, пасовал перед ней, — и она совершенно не ожидала каких-то неприятностей от молодого парня, который по возрасту годился ей в сыновья.
Ранд проглотил слова, которые уже крутились на языке, — на споры не было времени. В любую минуту за ним могла послать Престол Амерлин.
— Низкий поклон Леди Амалисе за ее дар, — промолвил он, как сумел, на манер шайнарцев, — и поклон вам, Элансу Шатайян. Пожалуйста, передайте мою благодарность Леди Амалисе и скажите ей, что я готов служить ей душой и телом. — Это должно было бы удовлетворить шайнарскую тягу к церемонности как самой Леди Амалисы, так и Элансу. — Но сейчас, если вы извините меня, я хотел бы переодеться.
— Вот и хорошо, — спокойно сказала Элансу. — Морейн Седай сказала выкинуть все старое. Вплоть до ниточки. Белье тоже.
Пара женщин искоса стрельнули глазами на юношу. К дверям никто даже и шага не сделал.
Ранд, чтобы не рассмеяться истерично, прикусил себе щеку. В Шайнаре многие обычаи отличались от того, к чему он привык, и было такое, к чему он никак не сумел бы приспособиться, живи он тут вечно. Купался он теперь в тихие предутренние часы, когда большие, выложенные плиткой бассейны были пусты, после того как обнаружил, что в любой момент рядом с ним в воду могла забраться женщина (это могла оказаться судомойка или сама Леди Амалиса, сестра Лорда Агельмара, — в Шайнаре купальни были единственным местом, где не существовало ни титулов, ни разницы в положении), надеясь, что он потрет ей спину в обмен на такую же услугу, и спрашивая, отчего у него такое красное лицо, не сгорел ли он случаем на солнце. Вскоре они поняли, о чем говорит краска на его лице, и не было в крепости женщины, которую, по-видимому, не очаровало бы смущение этого парня.
Через час я могу оказаться мертвым или чего похуже, а они стоят тут и ждут, когда я начну краснеть! Ранд громко откашлялся.
— Если вы обождете в коридоре, я передам вам оставшуюся одежду. Честное слово.
Одна из женщин тихонько хихикнула, даже губы Элансу дрогнули, но шатайян кивнула и жестом указала остальным забрать связанные узлы. Она уходила последней и в дверях, приостановившись, прибавила: