2
Зима в этом году выдалась снежная. Уже в середине декабря снега навалило столько, что с иных крыш хоть скатывайся на салазках. В такое время самое раздолье — лыжи. На лыжах и на охоту, и в школу, и просто так, по оврагам, вокруг сопки.
А сегодня Максимка и Маринка решили побродить по голому распадку, что за озером. Идут молча. Теперь почему-то часто бывает: как остаются вдвоем, так молчание. Поговорить бы о чем-нибудь интересном, а ничего не приходит в голову, просто рядом идти приятно.
Сегодня же Маринка даже не взглянет на него, идет вперед, не оборачиваясь. Максимка стал обгонять ее, но Маринка свернула к оврагу, остановилась и как-то исподлобья посмотрела в его сторону.
— Рванули?
Он глянул вниз.
— Постой, Маринка, вроде там пни, под снегом.
Она свистнула.
— Эх ты, трус несчастный! — И не успел он ответить ей, как она сорвалась с места и исчезла в облаке снега.
Максимка смотрел ей вслед. Так и есть: внизу что-то стряслось. Он услыхал голос Маринки:
— Стой, не спускайся! О-ох!..
Максимка вихрем помчался вниз. На самом дне оврага в глубоком снегу барахталась Марина. Ее одна нога с обломком лыжи беспомощно болталась в воздухе, другая провалилась в снег.
Максимка подъехал ближе, стукнул палкой по обломку лыжи.
— Как ножом срезало. Достанется теперь — на одной лыже плюхать.
Маринка молчала, плотно сжав побелевшие губы. Он наклонился к ней:
— Давай руку.
Она покачала головой:
— Постой…
— Чего постой?! — Он взял ее под локоть и рванул из сугроба. Маринка вскрикнула.
— Ушиблась?
— Н-нога…
— А ну покажи.
— Чего смотреть-то. Зашибла очень.
Он снял с нее лыжи.
— Держись за шею.
Наверху Марина снова опустилась в снег. Он присел рядом.
— Очень больно? — Она лишь кивнула в ответ. — Сможешь идти-то?
— Попробую…
Он помог ей подняться. Идти Маринка не могла.
— Давай ко мне на загривок. К ночи доберемся.
— Еще чего придумал!
— Не тяни время, Маринка. Метель вон надвигается. Да и вечер близко.
Он вскинул ее на спину и заскользил по лыжне. Сначала идти было нетрудно. Но уже через полчаса снег пошел сильней. Лыжню замело. У Максимки занемели плечи. Он прислонился к дереву.
— Посидим, Маринка.
Она соскользнула в снег.
— Иди один, Максим, Позовешь кого-нибудь. А я тут…
— Не говори глупостей. Маринка! Сейчас отдохнем и пойдем дальше.
Пошли, метель становилась все яростней. Снег взвихривался со всех сторон. Дорога потонула в седом мареве. Все чаще и чаще останавливался Максимка, пока наконец не понял, что они заблудились.
Ночь опустилась как-то сразу. И сразу, как бы обрадовавшись мраку, завыла на все голоса метель. Максимка знал, что останавливаться на длительный отдых нельзя, и он упрямо шел вперед. Они делали несколько шагов, падали, поднимались и снова падали, утопая в глубокому снегу. Наконец Максимка совсем выбился из сил.
Неужели конец? Он упал лицом в снег, закрыл глаза. И вдруг отчетливо, словно освещенную вспышкой магния, увидел девочку с зелеными глазами. Показалось, что воздух наполнился знакомым ароматом. Закружилась голова. Что это? Старый, давно забытый сон? Нет-нет! Только не спать! Он заставил себя подняться и… протер глаза — слева, совсем неподалеку, сквозь седую пелену снега и чащу пробивался свет. Жилье! Он изо всех сил рванулся туда… Немного погодя они стояли на пороге охотничьей избушки.
Максимка нащупал скобу, потянул ее на себя. Дверь подалась. Но не тепло и свет встретили его, а промозглая тьма. Максимка даже отпрянул назад. Потом опять сунул голову в дверь:
— Есть кто?
Ни звука.
Что за наваждение! Был же свет! Максимка осторожно вошел, на ощупь вдоль стены добрался до печурки. От нее несло холодом, давно не топлена. А вот и спички. Чирк! Слабый огонек осветил бревенчатые стены, белые от инея углы, низкие нары у стола. Ни души!
Максимка почувствовал, как страх охватывает его всего, но тут же переборол себя, выскочил из избы, подхватил Маринку, внес в домик и плотно прикрыл дверь.
Теперь к печке. Дров в избе оказалось больше чем достаточно. И вот уже золотистые змейки побежали по сухой хвое, по сучьям валежника. Веселый треск заполнил избушку. Тепло всколыхнуло застывший воздух.
Он затормошил Марину:
— Маринка! Да проснись ты, проснись! Вот соня!
Она с трудом раскрыла глаза.
— А-а… Где я?
— В избушке. В охотничьей избушке! Вот и огонь, видишь? Скоро чай пить будем. А сейчас давай поближе к печке.
Она подсела к огню, погладила ушибленную ногу.
— Да как же это? Как ты нашел ее, избушку?
— Как нашел? Не знаю, что и сказать тебе… — Он подошел к заиндевелому окну, попытался разглядеть, что делалось в небе. — Не знаю…
На кордоне этот случай, конечно, удивил многих, но объяснение находили простое — бывало-де прежде такое: блуждает охотник по тайге, уводит его метель в сторону, а когда потеряет он последние силы, охотничье чутье выведет его к жилью. Тому, что рассказал Максимка о светящемся окне, не верил никто. Померещилось… «Пожалуй, и так», — думал Максимка. Но при чем здесь опять она, зеленоглазая русалка? Он узнал ее сразу, только подумал, что это опять сон. А вот сегодня, просматривая журнальную статью, нашел такую фразу:
3
Весну ждали долго — до середины апреля вьюжила над Вормалеем пурга. К концу месяца сразу потеплело. За неделю солнце согнало снег. Студеная поднялась, забурлила как полноводная река, неся на себе ветки, кусты, а то и целые стволы, вывернутые с корнем. Ребята часами сидели на берегу, глядя, как кружатся в водовороте исполинские кедры, на ветвях которых от страха метались невесть как попавшие сюда заяц и белка. Еще интереснее было наблюдать, как река за кордоном размывает обрыв. Вода ярилась там под самой кручей, отрывая от берега пласты почвы, которые вместе с сухой прошлогодней травой, кустами можжевельника, зарослями пихтача с грохотом обрушивались в реку, поднимая фонтаны брызг.
В прошлом году обрыв раскапывали геологи из Отрадного. Они отыскивали в песке ракушки, которым было чуть ли не два миллиона лет, и уверяли, что здесь можно было найти даже алмазы.
Максимка и верил и не верил этому. Во всяком случае, никаких алмазов геологи не нашли, только исковыряли весь берег. И теперь Студеная будто спешила заровнять его, срезая все новые и новые пласты.
Когда же вода сошла, Максимка решил покопаться на обрыве. За несколько дней река обрушила столько земли, сколько людям не срыть за месяцы. Может быть, теперь и покажутся на свет эти самые алмазы…
В ближайшее же воскресенье он взял лопату, спустился по обрыву до того слоя с ракушками, над которым больше всего колдовали геологи. Копал целый день. Но ничего стоящего так и не нашел. Попалась, правда, небольшая шестеренка из красноватого металла. Но это было совсем неинтересно… Максимка хотел уже метнуть свою находку в воду, как вдруг еще раз вспомнил предупреждения геологов, что все трофеи из этого слоя почвы имеют возраст два миллиона лет. Вот и верь им после этого! Металлическая шестеренка двухмиллионолетней давности! Или они просто-напросто ошиблись и разыскивали алмазы совсем не в том слое? Показать им, что ли, находку?
Но когда Максимка принес ее в контору геологов, те рассмеялись.
— Что ты говоришь! Нашел шестерню в тех слоях, что мы расчищали в прошлом году в Вормалеевском обрыве? Да знаешь ли ты, что это за слои? Это слои астийской эпохи. Тогда людей и в помине не было. А шестеренка явно современная, видимо, из бронзы или… — Один из геологов взял голубоватый камень и царапнул по шестерне. — Ого! Корунд не берет.
Шестерню пустили по рукам. Геологи заговорили все разом.
— Что-то из новых сплавов. Теперь есть такие.
— А ну-ка ее алмазом. Алмаз не берет?!
— Да, материалец! Откуда она могла взяться?
— Видно, выпала с самолета, откуда иначе.
— Вот так-то, парень. Забирай свое «ископаемое».
Максимка обескураженно молчал. Смешно, конечно, было спорить с геологами. Но ведь шестерню он выкопал из самой глубины слоя. Как она могла там оказаться, если упала с самолета?
А на следующий день геологи неожиданно разыскали его:
— Слушай, парень, где твоя находка?
— Дома, в надежном месте. А что?
— Тащи ее сюда. Сейчас же! Да положи вот в эту коробку из свинца.
— Зачем?
— Зачем-зачем! Все ему знать надо. Ну да ладно, слушай. Непонятно она ведет себя, вот что. Тот корунд и алмаз, которыми ее вчера царапали, стали вдруг радиоактивными — все приборы зашкаливает. Петр Андреевич, наш старший геолог, как узнал об этом, такой разнос устроил, только держись. Он у нас, знаешь!.. Да и сами теперь видим, что самолет ни при чем. Так что принеси ее нам. Понимаешь, для дела надо, для науки.
В огороде под корнями бузины у него был тайник, в котором, кроме всего прочего, хранилась вчерашняя находка. Придя сейчас сюда и вскрыв тайник, Максимка не мог найти шестеренку. Все было в полной сохранности, точно так, как он уложил вчера, только ее не было. Он точно помнил, что положил ее с самого края, между аккумуляторной батареей и склянкой с кислотой. Он перерыл весь тайник. Перебрал все вещи. Шестерня исчезла бесследно.
Что за чертовщина! Сверху над тайником в одном месте виднелся свежий холмик земли, как это бывает над норкой крота. Но не крот же стащил шестерню! И никаких других следов. Максимка отчаялся. Что теперь делать? Как показаться на глаза геологам?
А те на другой день пришли в школу. Пришли со своим начальником. Максимка рассказал все, что произошло. Они ему не верили. Особенно горячился начальник — великан с бородой.
— Да как она в твои руки-то попала? — не отставал он, буравя Максимку взглядом.
— Да я же сказал…
— Кто тебе поверит, что ты нашел эту штуковину в глубине слоя? Сказал бы хоть: в осыпи.
— Ничего не в осыпи! — упрямо повторил Максимка. — Обрыв сейчас чистый как зеркало. И я там целую пещеру выкопал, пойдемте посмотрим.
Они пришли на место Максимкиных раскопок.
— Так ты говоришь, вытащил свою штуковину из этой норы? — спросил начальник разведки.
— Да, вот здесь, в левом углу. Вон еще и след от нее.
— Невероятно! Металлическое изделие в астийских слоях! Или парень обманывает нас, или я брежу.
— К чему такие страсти, — возразил старший геолог Крайнов, спокойно раскуривая папиросу. — Шестерня могла завалиться в глубокую трещину, мог ее переместить мощный подземный водоток.
Начальник шумно вздохнул:
— Почти что исключено. Но если нет другого объяснения… А в общем, хватит возиться с этой шарадой. Поехали!
— Ты езжай, Лукич, а я тут кое-что посмотрю.
— Что ты здесь еще не видел?
— Хочу проверить кое-что.
— Ну как знаешь. — Начальник поднялся к машине, и через минуту его «козлик» скрылся из глаз.
Тогда Крайнов притушил папиросу и, взяв молоток, начал копаться в Максимкиной «выработке». Наконец он сел на кучу земли и снова закурил.
— Н-да, задал ты задачу!
— Так разве я знал…
— А теперь знаешь, почему все так всполошились?
— Теперь начинаю немного понимать.
— Немного? А надо, чтобы хорошо понял. Ты слышал, конечно, что всю историю Земли геологи делят на периоды — кембрийский, силурийский и так далее?
— Это мы проходили.
— Отлично! Значит, ты представляешь, что мы с тобой живем в четвертичном периоде, а до этого был третичный?
Максимка кивнул.
— Так вот, все, что лежит над этим обрывом, ну хотя бы пески, на которых построен кордон, образовалось в наше четвертичное время. А те глины, что выходят на берегу озера, стало быть, ниже обрыва, они уже третичные.
— А как же сам обрыв, третичный или четвертичный?
— С самим обрывом сложнее. Весь этот береговой уступ, точнее породы, из которых он состоит, возникли в астийскую эпоху — время, как бы пограничное между третичным и четвертичным. Поэтому геологи до сих пор не договорились, куда его лучше отнести. А время это было интересное. Именно тогда обрушилось на Землю первое великое оледенение. И было это около двух миллионов лет назад…
— А вы точно определили, обрыв астийский?
— Только что получены результаты из лаборатории абсолютного возраста. Но если б и ошиблись немного… Ведь самые древние останки первобытного человека — питекантропа — до сих пор встречены лишь в слоях каких-нибудь семисот-восьмисот тысяч лет давности. Да и было у него всего богатства — палка да камень. Вот и посуди, можно ли поверить твоей находке?
— Да, видно, она действительно в трещину завалилась.
— Кто знает… Никаких следов трещины я не нашел. Да и не это главное. Я, правда, не видел шестерни собственными глазами. Но если верить нашим техникам и приборам… Понимаешь, нет у нас таких металлов. Нет! Вот что самое непонятное. Можно, конечно, допустить, что это какой-то сверхновый сплав. Но я говорил вчера по телефону со специалистами — те тоже не сталкивались с такими явлениями. Словом, загадочная история. А раньше тебе не приходилось видеть что-нибудь в этом роде?
— Раньше? Нет…
4
В этот поход Максимка собирался давно. Еще в прошлом году он обошел всех охотников на кордоне и в Отрадном, расспрашивая об озере, что лежало за Лысой гривой. Знали о нем все. Но ходили туда редко. Не любили почему-то охотники тех мест. Даже говорили о них с неохотой. Что-то, по их словам, было там «нечисто». Что именно «нечисто», никто сказать толком не мог. Но по тому, как неохотно говорили об этом озере, было ясно, что с озером действительно связана какая-то тайна.
Добраться до озера вроде бы нетрудно. Сразу за сопкой, что возвышалась над Вормалеем, лежала Гнилая падь, за ней еще одна сопка, чуть пониже, а от нее уж рукой подать до Лысой гривы. Так что за неделю, самое большее — десять дней, можно было, пожалуй, покрыть оба конца, особенно к исходу лета, когда падь немного просыхает. Все, с кем приходилось говорить Максимке, считали, что места эти в общем-то проходимые. По восточному склону сопки идет даже заметная тропинка, часто попадаются гари, а от сопки до Лысой гривы можно дойти по руслу небольшого ручья. Словом, заблудиться Максимка не боялся. И он отправился в путь…
Он отошел от кордона не так далеко, когда погода резко изменилась, тучи сгустились и налетела настоящая буря. Тонкие деревья гнулись до земли, а великаны кедры, как бешеные, размахивали всеми своими ветвями. Но больше всего Максимка боялся молний. Они вспыхивали одна за одной, вонзаясь все время в одно и тоже место.
Буря продолжалась долго. Потом дождь прекратился. Тучи ушли за сопку. Выглянуло солнце. Ветер сразу стих. Максимка, прятавшийся на кедре, спустился на раскисшую землю и с тоской посмотрел на обступившие его завалы. Теперь их стало еще больше. Вернуться? Но ведь он дал себе слово стать настоящим человеком!
Максим собрал рюкзак, в последний раз осмотрел свой приют. Огромный кедр казался спокойным, мудрым. Редкие тяжелые капли время от времени срывались еще с его ветвей. Но сейчас, когда так ярко светило солнце, сама эта капель звучала веселой, бодрой музыкой. Итак, опять в путь!
Только почему все-таки молнии били все время в одно место? Пойти взглянуть? Не беда, что немного в сторону. Он перебрался через несколько завалов и остановился перед крутой глубокой рытвиной. Кажется, где-то здесь…
По обоим краям промоины тянулись две глухих стены из елей. Направо, чуть выше по склону, маячил просвет. Максимка направился туда и вскоре увидел большую круговину, лежащую по обе стороны рытвины. Земля здесь была черной, твердой, почти каменистой. Он не без опаски вступил на плотную, кое-где потрескавшуюся почву. Местами она вспучилась пузырчатыми стекловидными буграми. И ни кустика, ни травинки! Видно, не один десяток лет били в этот пятачок молнии.