— Я, собственно, здесь гуляю. А вы почему увязались за мной?
— Я, между прочим, раздолбала любимое колено из-за вашей сраной прогулки, — продолжала она, осторожно ощупывая правую ногу, — ну какого черта вам, Снорри, здесь было надо?
— А вот это — совершенно не ваше дело, — ответил он, протягивая ей руку, — давайте, помогу вам встать.
— Идите в жопу со своей помощью, скалолаз хренов.
Дину начала надоедать эта комедия.
— Да мне плевать, — сказал он, — можете сидеть тут, пока не застудите придатки. Тоже мне, снежная королева.
— Ну вы и сволочь, — сообщила она и, после непродолжительного раздумья, добавила, — ладно, давайте руку.
Он без особого усилия поднял ее на ноги. Вернее, на одну ногу, поскольку вторая явно была не намерена служить опорой. Оценив ситуацию, Дин обхватил женщину за талию.
— Может, не обязательно лапать меня за задницу? — поинтересовалась она.
— Нужна мне ваша костлявая задница, — огрызнулся он, — лучше держитесь за меня покрепче и шевелите конечностями, я не собираюсь тащить вас, как мешок с картошкой.
Примерно за полчаса, лениво переругиваясь, они добрались до жилого комплекса, где Дин с некоторым облегчением спихнул Милдред Кэвонах дежурному медику, а сам отправился отогреваться в сауну.
Ему предстояло определиться в том, как должен выглядеть вопрос, на который ему необходимо найти ответ.
19. Демоны ледяного рая. (12–15 мая)
К нему постучались около 9 вечера, когда он перебрал уже десятка два вопросов, ответы на которые ровным счетом ничего не меняли. Дин несколько удивился, на всякий случай убрал с экрана рабочий файл, и открыл дверь.
В каюту, слегка прихрамывая, но сохраняя известную грацию, вошла его неудачливая преследовательница, сменившая оранжевый комбинизон на футболку и спортивные шорты. Чуть ниже ее правого колена красовался огромный багровый синяк. В руке гостья держала за горлышко полуторапинтовую фигурную бутылку.
— Мисс Ми? — удивился он, — какими судьбами?
— Я задолжала вам коньяк за сегодняшнюю историю, — пояснила она, усаживаясь на край стола и ставя рядом бутылку, — мне не следовало посылать вас в жопу. Так что без обид, окей?
— Без обид, — согласился Дин, доставая два стакана, — мне не следовало говорить про костлявую задницу. Выпьете?
— Нальете — выпью.
На самом деле у мисс Ми не только задница, но и вообще все было костлявое, угловатое, худое и плоское, как у подростка. Только лицо было круглое, с ямочками на щеках и при этом веснусчатое, как и у большинства рыжеволосых. А вот глаза у нее были совершенно к этому лицу не подходящие — огромные, яркие, почти черные. Интересно, откуда в Ирландии берутся такие глаза?
Дин уселся на кровать и плеснул в стаканы на четыре пальца коньяка.
— За ваше любимое колено, мисс Ми. Как учил один мой русский приятель, надо выпить залпом и донышком потереть больное место.
— Попробуем, — сказала Ми и попробовала.
— Помогло? — спросил Дин, наливая снова, и пояснил, — если не помогло, надо повторить процедуру.
Процедуру повторили.
— Теперь, кажется помогло, — сообщила Ми, — кстати, док Снорри, что вы все-таки искали в этих скалах?
— А что по-вашему я мог там найти?
— В том-то и дело, что ничего. Там уже сто веков ни черта нет, кроме льда и камней.
— И, тем не менее, вы пошли за мной, полагая, что я намерен найти там нечто важное, — возразил Дин, закуривая сигару и разливая по третьей порции коньяка.
— Что полагала, то полагала, — неопределенно ответила Ми, машинально делая глоток из своего стакана, — может быть, мне просто стало интересно, чем вы вообще здесь занимаетесь, а может быть, вам просто не стоит так глубоко лезть не в свое дело.
— Спасибо. Я буду считать это дружеским предупреждением.
— Только без обид, окей?
— Без обид, — согласился Дин, — а вам не кажется, мисс Ми, что у меня могут быть самые добрые намерения?
— Извините, док, но мы тут не очень-то верим в добрые намерения.
Так уж вышло. Добрыми намерениями вымощена, как вы знаете, дорога в ад.
— А недобрыми — куда? Не в рай же. И не стоит так раскачиваться на столе, вы рискуете грохнуться.
— Интересная мысль, — заметила Ми, то ли по поводу недобрых намерений, то ли по поводу риска грохнуться, — кстати, если не секрет, вы напоили меня тоже с добрыми намерениями? Может быть, надеетесь, что я наболтаю чего-нибудь интересного? Или вы будете утверждать, что сделали это, чтобы затащить меня в койку?
— Начнем с того, что коньяк принесли вы, а не я, — резонно возразил Дин.
— Но именно вы предложили его пить!
— А вы считаете, что его надо грызть? И вообще, слезайте со стола, а то вы действительно грохнетесь.
— Куда слезать? — ехидно поинтересовалась Ми, — к вам на колени?
— Куда вам больше нравится.
Ми пожала плечами, соскользнула со стола и, совершив довольно неуклюжий пируэт, оказалась-таки у него на коленях. Он обнял ее за плечи и притянул к себе…
Через минуту она слегка отстранилась от него и спросила:
— Кажется, это был поцелуй?
— Совершенно верно, — подтвердил он, — а теперь я снимаю вашу футболку, она мне мешает.
Футболка отлетела в угол, Ми оказалась лежащей на спине и ладони Дина ласково накрыли ее маленькие груди.
— Да вы просто агрессор! — выдохнула она.
— Идея с затаскиванием в койку, между прочим, ваша, — напомнил он, в то время, как его ладони медленно перемешались, разглаживая ее груди, живот, бедра… Потом все остальные предметы одежды полетели вслед за футболкой.
— Подождите, дайте мне придти в себя, — говорила Ми, в то время, как ее тело совершенно не собиралось ждать. У тела были вполне здоровые сексуальные рефлексы, которые прекрасно ориентировались в ситуации и решительно приняли командование на себя.
… Первыми словами Ми, после того, как рефлексы справились с задачей, а дыхание немного успокоилось, был резкий упрек:
— Снорри, ну на фиг вы это сделали!
— А что я такого сделал? — удивленно спросил Дин.
— У вас что, такое свинство в порядке вещей? Допустим, я себя не контролировала, но вы-то прекрасно соображали!
— Еще как, — фыркнул он, — вы завалились ко мне на ночь глядя, чуть ли не в белье, с бутылкой коньяка, за четверть часа набрались, как жопа в гостях, шлепнулись ко мне на колени и …
— Я действительно вела себя так по-блядски? — перебила она.
— Вы вели себя, как нормальная симпатичная женщина, которая хочет, чтобы ее отфакали.
— Ну и жаргончик у вас, доктор Снорри.
— Стараюсь соответствовать. Кстати, можно просто Дин. По-моему, мы в достаточной степени знакомы.
Ми звонко расхохоталась.
— Ты прелесть, Дин!
— Ты тоже, когда не изображаешь обманутую школьницу.
— Я больше не буду, — пообещала она.
— Это хорошо, — сказал он, — я как раз подумывал…
— И вполне своевременно, — подхватила Ми, — как ты там назвал эту процедуру с женщиной?
… Прошел час. Они лежали рядом, обалдевшие от друг друга и от обжигающе-горячего душа, и от того, что впереди у них была еще целая ночь.
— Знаешь, у меня такое ощущение, что все это происходит не со мной, — задумчиво сказала она, — и я до сих пор не могу понять, как это получилось.
— Не думай об этом, — посоветовал он, — забудь про вчера и про завтра. Давай считать, что есть только то, что сейчас.
— Вчера я, наверное, могла тебя убить, — сообщила она, — а ты, новерное, и не догадывался об этом.
— Я предполагал, что у тебя могла быть такая мысль.
— Вот как? И почему ты это предполагал?
— Все мы немножко троглодиты, — беззаботно ответил Дин, — в нас живет атавистическое стремление быть частью племени. Жить правилами племени. Поклоняться тотемам племени и соблюдать табу племени. Забыть, что ты — обособленная личность, и что когда-нибудь к тебе придет твоя персональная судьба. Та, которая называется «смерть». Вот, наверное, в чем фокус. Не в том, что племя защитит и поможет, а в том, что мы не готовы встретить свою судьбу лицом к лицу. Мы пытаемся спрятаться от нее за примитивными верованиями и ритуальными масками. Мы пытаемся обмануть ее противоестественными обрядами. Наконец, мы пытаемся откупиться от нее, принося жертвы выдуманным богам. Но у бога, который требует жертв, есть только одно истинное имя — СТРАХ. А судьба все равно находит нас — одного за другим — и каждый встречает ее в полном одиночестве, сколько бы жертв он не приносил своему страху, каких бы убедительных богов не создавал и как бы хорошо им не служил.
— А каким богам по-твоему служим мы? — поинтересовалась Ми.
— Вы служите демону этого ледяного рая, — сказал Дин, — и теперь, когда этот демон уже создан, трудно понять, то ли вы выбрали его, то ли он — вас. Одно очевидно: он удерживает всех вас здесь, в этом маленьком теплом оазисе, силой вашего страха перед лежащим по ту сторону ледяной пустыни внешним миром. Тем сложным, скучным и дебильным внешним миром, который вы так охотно покинули.
— Откуда ты это взял?
— Неважно. Я ведь не ошибся?
— Дин, все-таки, какого черта ты здесь ищешь? — спросила Ми.
— Уже никакого, — ответил Дин, — все, что мне было надо, я уже нашел. Так что давай забудем, что я вообще что-то искал.
…На следующий день Дин заметил, что обитатели биостанции смотрят на него несколько по-другому, чем вчера или позавчера. Видимо, это что-то значило. После обеда Ми подошла к нему в баре и предложила прогуляться к скалам. Дин, согласился не задавая лишних вопросов.
Они отправились почти в то же место, где встретились накануне, но прошли еще метров на триста дальше по вьющемуся между скал естественному коридору. В нагромождении скал была скрыта небольшая каменная площадка, куда вел единственный путь — тот, по которому они пришли.
Луч фонарика выхватил из темноты сидящий на плоской каменной плите промерзший труп, одетый в оранжевый комбинизон. У его ног лежала пара уже замерзших, но явно довольно свежих алых тюльпанов.
— Энджел Фишмен, — произнес Дин.
— Значит, ты знал и об этом, — отозвалась Ми.
— Догадывался, — поправил Дин.
— Места здесь хватит на всех, — сказала Ми, — и мы с течением времени будем приходить сюда, чтобы остаться здесь навсегда. Это наше твердое решение и мы исполним его, чего бы это не стоило. Теперь, пожалуй, ты знаешь все.
— Как обещал один знаменитый проповедник: "вы узнаете истину и истина сделает вас свободными", — заметил Дин, — но он не обещал ни что это покажется нам приятным, ни даже, что мы сможем после этого выжить. А может, это было не столько обещание, сколько угроза?
— Что это значит? — спросила Ми.
— Я постараюсь сделать так, чтобы это ваше решение не обошлось вам слишком дорого, — пояснил он.
* * *
На следующей встрече в Паго-паго Дин скажет: дайте им возможность оставаться там, где они есть, до самой смерти и после нее. А Элисон спросит: зачем?
Дин не будет рассказывать ему про ледяной рай, а просто ответит: такова моя рекомендация.
Тогда Элисон укажет на возможные правовые проблемы. Дин выскажет предположение, что "Санвинд Лимитед", вероятно, найдет способ справиться с этими проблемами. Для этого существуют юристы. А вот справиться с проблемами, которые могут возникнуть при дальнейшей эрозии управления на так называемой "Южной биостанции", будет гораздо сложнее.
Решение правления по этому поводу было, таким образом, предопределено и на следующий день это решение, в форме "дополнительных гарантий персоналу, работающему в особых климатических условиях", стало совершившимся фактом.
А вечером Дин получил месседж следующего содержания: "Если Вам потребуется место последнего приюта — оно ваше. Здесь всегда найдется тот, кто положит рядом два алых тюльпана."
20. Возвращение в Трою (20–23 мая)
Дин толкнул воротца под изображением глумливого синего краба с дымящейся трубкой в клешне. Как обычно в это время, клубная публика веселилась кто во что горазд. И, как обычно, в оранжевом углу сидела компания, половина которой состояла из хорошо знакомых физиономий.
Компания о чем-то шумно спорила и появление Дина по началу осталось незамеченным.
Взяв по обыкновению стакан красного вина со льдом, он подошел к ним и ласково сказал:
— Берт, будь другом, сдвинь свою задницу на фут вправо.
— Дин! Привет, волчара, где это тебя носило?
— Везде, — ответил Дин, усаживаясь и закуривая сигару, — что это вы так лихорадочно обсуждаете и что здесь делает этот промыватель ожиревших обывательских мозгов?
— Окончательно одичавший тип, — поставил диагноз Ник Мастерс, страшно обидевшись на «промывателя», — он, наверное, даже не слышал про новый билль: "о защите прав несовершеннолетних."
— Каких прав? — поинтересовался Дин, отхлебнув вина, — на пых косяка, бах шнапса и трах баб? Так это право они давно и сами взяли.
Макс, подтверди пожалуйста, что права не дают, а берут.
— Подтверждаю, — ответил адвокат Венде, сосредоточенно разглядывая пену в своей кружке, — но это касается тех прав, которые субъект хочет иметь, а здесь речь идет о контр-правах, то есть правах, в известной степени обременяющих их носителя в его собственных либо в общественных интересах.
— Макс, хотя бы вне суда ты можешь говорить на нормальном человеческом языке? — спросила Эдна.
— Извини, моя прелесть. На нормальном языке это значит, что лица, не достигшие 18 лет, получат право на государственную защиту от нетрадиционных средств, методов и технологий, влияющих на сознание, ощущения и психику. Например, от технологий виртуальной сенсорики.
Билль обсуждается в палате представителей.
— То есть готовится акт о запрете виртуальной реальности для подростков? — уточнил Дин.
— Приблизительно так, — согласился Венде.
— Ник Мастерс занимается, так сказать, общественным мнением по этому поводу, — добавил Фрей, — на сколько я понимаю, готовится что-то вроде теледиспута, верно Ник?
— Завтра, в семь вечера. Это будет круглый стол. Проблема — найти хорошего представителя противоположной точки зрения, который сам не был бы тейлменом. Хочу созвониться с одним колоритным типом из «гринписа». Он считает, что тейлмены наносят наименьший вред природе — меньше других ездят, ходят и гадят.
— А кто на другой стороне? — поинтересовался Дин.
— Там проблем нет. Во-первых, олдермен из Пимбо, во-вторых, один пастор, в-третьих, Берт договорился с президентом национальной ассоциации колледжей, ну и наконец пригласили Лиз Хатт.
— Это еще кто такая?
— Ну и дремучий же ты тип, — заметил Берт, — она играет Розмари в "заливе любви".
— Наверное, я действительно дремучий тип, — согласился Дин, — что такое "залив любви" я тоже не знаю.
— Дремучий? — повторила Эдна, — да ты просто музейный экспонат!
Этот сериал идет уже полгода.
— Буду знать, — задумчиво произнес Дин, разглядывая Эдну сквозь стакан с вином, — Ник, ты говорил, что у тебя нехватка оппонентов? А может, я подойду?
— Черт! — воскликнул Ник, шлепнув ладонью по столу, — ты же профессор, верно?
— Доктор, — поправил Дин, — доктор этологии.
— Да какая разница, — отмахнулся Мастерс, — это будет классно!
Яйцеголовые — всегда в оппозиции, и зрителям это нравится.
— Как ты меня назвал, паразит?
— Это сленг такой, не обращай внимания. У тебя есть какой-нибудь здоровый университетский значок?
— Есть, кажется, эдинбургский.
— Отлично, не забудь его нацепить. Я закажу тебе билет на Тингард на 16 часов, окей?
— Валяй, заказывай, если не боишься, что я перебью там все горшки и наплюю во все кастрюли.
— Много ты понимаешь в ТВ, — сказал Мастерс, — ради этого все и устраивается. А если кто-нибудь разозлиться и обложит оппонента матом, так штраф ерундовый, а цена на рекламу подскочит на верных процентов двадцать.
В тот же вечер пришел первый месседж от Айши.
"Привет, Дин, — писала она, — слышала, что у вас опять что-то происходит. Интересно, чем там у вас кончилось и что ты об этом думаешь.
Целую. А. Нкона."
* * *
… Рамки приличий продержались первые пять минут, пока пастор не заявил о том, что новый билль положит конец попранию свободы воли. Тут Дин не выдержал:
— Хоть вы бы постыдились, святой отец. Если вы понимаете свободу воли, как необходимость делать то, что нужно нации, то смените свой крест на свастику и не позорьте религию, которой служите.