- То есть вас система поймет, а меня не поймет?
- Да. А если точнее, то сейчас она настроена на форманты голоса нашего старшего инженера Анатолия Данилова.
- Сколько времени занимает перестройка?
- М... м... Несколько часов.
- Фью,- присвистнул кто-то.
- В том случае, если форманты очень различны. Но практически это не вызовет дополнительных трудностей. Ведь обычно с системой будет работать один оператор.
- Или два, - вставил Карин.
- Да... Может быть, и два. Вам, - Бакланский обратился к Старкову, как председателю АТС, наверное, будет интересно узнать, что система может быть использована, как увеличитель отношения сигнал - шум, то есть неразборчивую речь делать разборчивой. Для телефонной станции это должно быть очень интересно.
- И тоже только на определенный голос?
- Не совсем. Поскольку на другом конце провода в качестве приемника используется человек, возможности системы расширяются.
- Это понятно, - сказал Громов.
- Да. Конечно.
Прошло почти полтора часа. Председатель объявил перерыв.
9
В коридоре Бакланский сказал Григорьеву:
- Александр, защита, кажется, будет трудная. Кое-кому мы перебежали дорогу. Надо держаться дружно
- Не дорогу мы перебежали, а лежим бревном на дороге.
- Черт тебя возьми! Ты сам напросился в эту командировку! Изволь слушаться и говорить то, что нам требуется... Анатолий вот понимает это, кажется.
- Мне что... - сказал Данилов.
- И то хлеб.
- А не будет ли честнее признать, что тему мы не выполнили? - спросил Григорьев.
- Кто тебе это внушил? В Усть-Манске ты говорил совсем другое.
- Прозреть никогда не поздно. Я знал и раньше, только меня это не очень касалось.
- Ты прозреешь... Из-за нимфы слюни распустил?
- Как вы смеете?
- Ах, да! Молчу, молчу! Твое дело. Но только, что касается меня, ты доложен просто-напросто исполнять. Кто тебя надоумил?
- Я уже говорил, что задумывался над этим и раньше. А телефонные разговоры с моим двойником...
- Чтобы не слышал я об этом больше! Детство! Дурость!
- Но ведь и вы, кажется, говорили со своим?
- Фокус это. Не стоит размышлений.
- На вас лица не было, когда вы положили трубку.
- Чушь!.. Мне, возможно, понадобится ваша поддержка.
- Тогда лучше отправьте меня в Усть-Манск.
- Ну, Григорьев! Ты...
Карин убеждал Громова:
- Игорь Андреевич, кое-что они все-таки сделали.
- Ну да. Спаяли груду транзисторов, а для чего? Разве что-нибудь новое появилось в результате этого?
- Не всегда новое получается. И потом, ведь затрачен труд людей. Не пропадать же ему впустую.
- А он и не пропадет. Этот труд превратится, превратился уже в докторскую диссертацию Бакланского. И не более.
- Разве он готовит докторскую?
- Уже готова. Он меня в оппоненты пригласил. Теперь, наверное, кается, что разговор завел.
- Нет, для докторской здесь слишком много липы.
- Значит, для докторской - много, а для защиты проекта - мало?
- Ох, да какие только темы не проходят!
- А меня увольте.
В кабинете заместителя директора НИИ по науке Ростовцев говорил Анатолию Юльевичу:
- Анатолий Юльевич, эту тему нельзя пускать дальше.
- Завалить, значит, надо?
- Ну, завалить, не завалить...
- А тут только одно из двух.
- Пусть они как хотят, но мы продолжать ее не будем.
- Записано же у вас в плане?
- Рекомендации надо включить в акт, чтобы тему дальше не развивали.
- Выходит, братец, тему принимаем и прикрываем? И все довольны!
- А хотя бы и так!
- Вы же раньше за нее чуть ли не в драку.
- Да! Если бы она была сделана на уровне.
- Ничего не могу поделать. Запишите в акте свое особое мнение.
- Придется. Но можно и по-другому. Через вышестоящие инстанции.
- Уж не угроза ли это?
- Да что вы!
- Хорошо. Если придет распоряжение из главка, мы эту тему не примем. Но ведь не придет такое! Так что пусть все-таки решает комиссия.
Сергей Сергеевич Старомытов в одиночестве угрюмо посасывал сигарету и размышлял: "Черт меня дернул перейти на эту руководящую работу. Паял раньше транзисторы, настраивал схемы, отвечал только за себя, за свой труд... Миллиончик Бакланский скушал. Миллиончик мы ему выдали. Не из своего, правда, кармана. Из государственного. Я - представитель заказчика. Но ведь я ничего в этом не понимаю. И вообще, вся эта тема мне до чертовой бабушки! Да и институту нашему. Обходились без компьютеров, а теперь автоматического секретаря уже надо? Предположим, нам не надо, но ведь кому-то надо, раз весь этот сыр-бор загорелся. Пешка! А если начнут в поддавки играть? Кем пожертвуют? Представитель заказчика, вы Бакланскому миллион стравили. Ваше мнение? Принимать тему или нет? Принимать все же? Как?! Ведь целый миллион ухлопали!"
Старомытов в сердцах бросил сигарету и пошел по коридору.
10
Комиссия вновь собралась в кабинете начальника отдела Громова.
- Продолжим, товарищи, - сказал Анатолий Юльевич.- Что-то заметно поубавилось нас. Ученого секретаря прошу выяснить, кто не вытерпел и ушел. Тема очень важная для народного хозяйства.. В исполнении темы есть недостатки. Решать должны все, а не перекладывать ношу на наши плечи. Вы, пожалуйста, обзвоните всех утром. Вплоть до директора звоните, но чтобы завтра были все! Пожалуйста, Виктор Иванович.
- Вопрос в том, каковы перспективы уменьшения габаритов и веса аппаратуры.
- Сколько она у вас сейчас? - спросил Карин.
- Около двух тонн, - чуть поморщился Бакланский.
- А, помнится, товарищ Григорьев очень здорово упирал на микромодули и интегральные схемы,- вставил слово сам председатель.
- Естественно, на это и был сделан главный упор в работе.
- И все равно две тонны? - сказал Ростовцев и чуть покосился на сидящего рядом Бакланского.
- Но вы же, товарищи, знаете, что у нас за интегральные схемы. До японских, к примеру, им еще далеко.
- А почему? - неожиданно спросил Григорьев.
- Что "почему"? - удивился Бакланский. - Ты, Григорьев, не мешай отвечать.
- Ну, а все-таки...- настаивал Ростовцев.
- Извините, товарищи, - сказал Бакланский.- Я сейчас отвечу.
Григорьев нагнулся к самому уху Бакинского и сказал очень тихо:
- Потому что кто-то вроде нас защитил тему, которая не сделала в микроэлектронике ни одного шага вперед.
- Да, да,- громко сказал Бакланский. - Я согласен, что если бы нашу систему выполнять на японских интегральных схемах, ее габариты уменьшились бы в пять раз.
- Всю систему или только макет, который вы привезли? - спросил Ростовцев.
- Да, я имею в виду макет, конечно.
- Тогда хорошего мало, - сказал Ростовцев.
Виктор Иванович продолжал отвечать на вопросы. И хотя судьба темы висела на волоске, не очень, впрочем, еще тонком, Бакланский держался с достоинством. Он был корректен и не давал втянуть себя в перепалку, которая, казалось, вот-вот могла разгореться по каждому вопросу. На один вопрос он даже ответил: "Нет. Не знаю". И этим как бы показал, что вот, мол, чего не знаю, того не знаю, но уж что знаю, того у меня не отберешь.
И на вопросы, обращенные к Григорьеву, он тоже отвечал сам. В электронике Бакланский разбирался превосходно, да и по схемным решениям с ним особенно не поспоришь. Конечно, триггеров, к примеру, или эмиттерных повторителей можно изобрести десятки типов, но отличаться друг от друга они будут не принципиально.
- А что у вас Григорьев и Данилов молчат? - спросил вдруг Карин.
- Отчего же. Данилов у нас специалист по экспериментальной части. Завтра у него будет работа. А Григорьев составлял всю принципиальную схему. Конечно, может и он отвечать на все, что касается схемы.
- У меня только один вопрос к Григорьеву,- сказал Громов. - Как он считает, можно ли чисто схемными решениями уменьшить вес системы до необходимого по техническому заданию уровня?
Григорьев молчал. Бакланский безучастно рассматривал свои руки.
- Так как же?
- Нет, - ответил Григорьев. - Нельзя.
- С применением самых совершенных интегральных схем?
- Все равно.
- Вопросов больше нет.
- У меня вопрос, - сказал Ростовцев. - Что же нам собираются передать товарищи из Усть-Манска? С чем мы начнем работать?
- Вполне нормальная тема, - сказал Бакланский.- У вас институт сильный. Вы и не такую тему можете поднять.
- Бойтесь данайцев, дары подносящих, - буркнул Ростовцев.
- Я думаю, - сказал председатель комиссии,- мы на сегодня сделали много. Заслушали два доклада, ответы на многочисленные вопросы. Многое выяснили. Недостатки в исполнении темы, конечно, есть. Завтра посмотрим, как действует макет. Все собираются здесь, а отсюда на автобусе поедем на телефонную станцию. Послезавтра будет обсуждение. А там пора и проект акта приемки набрасывать... Ну, что ж, товарищи, все на сегодня. Не забудьте отметить пропуска у секретаря.
Несколько минут члены комиссии еще не расходились. Бакланский мирно и вежливо беседовал с Громовым и Роставцевым. Григорьев и Данилов ждали его в коридоре.
- Что делать вечером будем? - спросил Данилов.
- Толя, я не могу сегодня быть с вами. Ведь в гостинице действительно переполох с этим телефоном. И в семь часов приедет комиссия. И вообще, мне ничего не хочется. Тоска зеленая.
Из кабинета вышел Бакланский, взял за локоть Григорьева, отвел в сторону и сказал тихо и спокойно:
- Ты вот что, Александр. Ты завтра, пожалуй, сходи-ка в музей. Да и дела у тебя какие-то здесь. Займись ими. Отдохни. В общем, развейся. Мысли глупые выбрось из головы.
- Так... Понятно...
11
Легковая машина действительно заехала за Кариным, едва он успел поужинать. И пока она мчалась к гостинице, Владимир Зосимович больше думал о прошедшем дне защиты, чем о привидениях в каком-то номере ультрасовременной гостиницы.
Самое интересное было в том, что формально руководитель темы прав. Всевозможные протоколы, двояко возможное истолкование пунктов технического задания ограждало его от критики большинства членов комиссии.
Словом, тема будет принята. Это, пожалуй, понимали все. Только одним это было необходимо и приятно, а другим - опасно и накладно в недалеком будущем.
По сути дела, борьба должна была развернуться вокруг пункта рекомендаций акта, где и будет указано, что в системе, предъявленной Бакланским, нужно переделать, каким образом, в какой срок, за чей счет. И тут уж заказчик никаким образом не согласится платить лишние деньги на доработку и тем самым из поддерживающего превратится в нападающего, еще более запутывая ситуацию. Институт Ростовцева, как будущий исполнитель и продолжатель работ, хотел бы получить, конечно, эту тему отработанной до предела. А поскольку этого не предвиделось ни сейчас, ни в ближайшем будущем, администрация института, чьи интересы защищал Ростовцев, воздвигла бы ему памятник, сумей он провалить тему.
Остальные члены комиссии по разным пунктам технического задания тоже занимали различные позиции, исходя, конечно же, из интересов своих собственных институтов.
Карин понимал, что каждый в чем-то прав, что никого нельзя обвинить в заведомой лжи и неискренности, что компромиссы неизбежны, моральные издержки здесь тоже неизбежны, что здесь трудно, пожалуй невозможно, найти единственно правильное решение, да еще удовлетворяющее всех.
Были на памяти Карина н такие темы, защита которых доставляла чуть ли не эстетическое наслаждение всем членам комиссии своей логичностью и завершенностью. Но таких все-таки было мало.
Карин полагал, что тему надо спустить на тормозах, тихо, без грохота и шума, и постепенно прикрыть. Потому что и дальнейшее ее развитие в другом институте, если тема будет принята, и доработка ее в Усть-Манске, если тема будет завалена, потребуют одинаково огромных средств, в любом случае не оставляя никаких надежд на успешное завершение.
Так Карин решил для себя все проблемы, когда машина лихо подкатила к парадному подъезду гостиницы.
12
На главпочтамт Григорьев приехал зря. Не было там для него письма. И на мгновение стыдно стало ему, что так сильно привязала его к себе женщина, которую он почти и не знал. Ну что он нашел в ней? Однако стоило ему только задать себе этот вопрос, как всплыло все, что было связано с ней, случайные встречи возле киосков и магазинов, остановок трамвая и троллейбуса... И столь поразительно полной показалось жизнь в эти последние месяцы.
Нет, что бы ни случилось, а Григорьеву необходимо было увидеть ее. Вот только так ли необходимо ей увидеться с ним? Судя по всему, он ей был вовсе не нужен.
Ну вот, приехал он из-за нее в Марград. Тут уж не станешь себе врать. Из-за нее. И эта защита вначале казалась препятствием, отнимающим время. А что-то вдруг стало меняться. Противно вдруг стало на себя смотреть. Вроде и не человек ты, а пешка какая Толкнет тебя Бакланский туда, сделаешь шаг вперед, прижмет пальцем - на месте будешь стоять, прикрикнет - сожрешь кого-нибудь.
И участие в обмане, о котором раньше не задумывался, становилось невозможным. Но если обман длился уже долго, если ты искренне верил, что делаешь что-то необходимое, без чего люди не могут обойтись! Если сто человек, выбиваясь из сил, создавали машину, надеясь на благодарность, на премию, на простое участие и уважение, если все они делали эту тему два года, вкладывая в нее свои души, свои знания, свою боль и свое счастье, разве можно сейчас все это бросить, оставить сотню людей без надежды? Даже не сотню, а все СКБ, да и свое ли только? Каково будет людям узнать, что они занимались ерундой, чепухой? И делали ее с чистой совестью.
Впрочем, вот тут-то, наверное, и закавыка. С чистой ли? И все ли? Разве он не знал, что Соснихин и Бурлев давно уже пытались повернуть решение темы в другом направлении? Он просто не примкнул ни к ним, ни к Бакланскому. Он бездумно делал то, что ему поручили. И делал огромную работу, хорошо делал. Почему же только теперь он начал все понимать? Почему вдруг прозрел?
А эти телефонные разговоры? Почему он воспринимает их так близко? Уж не потому ли, что и сам с ними в душе давно согласен? Ведь его даже не очень удивляет, что он разговаривает с кем-то таинственным, непонятным, невозможным, что все это абсурд, если не мистика. Ведь только смысл вопросов его и занимает, а не сам факт невозможного.
"Почему ты здесь оказался?.. Ты все еще ждешь от нее письма?"
Этот кто-то очень хорошо его знает. Даже лучше, чем он сам себя... То, что тему не стоит защищать, он уже понял. Ну, работали они впустую, так ведь теперь будут другие работать впустую! И кто-то потом будет мучиться, как сейчас он сам. Но и то, что тему не дадут не защитить, и что он сам в открытую не выступит против нее, он тоже знал. И злость на себя, на свое равнодушие, на желание жить тихо и мирно охватила его. Он понял, что ему хочется быть другим перед этой женщиной. Или он всегда хотел быть другим, но не хватало какого-то маленького толчка, импульса.
Ну что ж, Бакланский, подавляй восстание, неподготовленное, стихийное, заранее обреченное на неудачу...
В полседьмого Григорьев уже был, в гостинице. Поскольку спешить ему было некуда, он зашел в буфет, съел сардельку - необходимый атрибут каждой гостиницы, и выпил стакан топленого молока. Потом поднялся к себе в комнату, сел в кресло у телефонного столика и представил себе, что он один в этой большом незнакомом городе, и только нить телефонного шнура связывает его с все-таки существующим где-то миром. И если это чувствовал каждый, кто жил здесь в комнате, конечно же, им хотелось добраться до этого мира, кому-нибудь позвонить, чтобы услышать человеческий голос. И ничего таинственного в этом нет.
Александр набрал номер. И теперь уже совершенно знакомый голос сказал:
- Ну что, печальный рыцарь?
- Ничего, - ответил Александр. - Сижу, жду комиссию.