– Здесь, – бросил Рене. – Проход узкий, «дыра» срабатывает, только если двигаться точно с севера на юг, видите полосу?
На каменных плитках, которыми вымостили двор, была проведена белая меловая черта и проставлены два крестика на расстоянии полуметра друг от друга.
– Ничего не чувствуешь? – повернулся доктор к Сигурду. Андроид покачал головой:
– Все сенсоры молчат. Окружающая среда стабильна.
Гильгоф сверился с показаниями своего ПМК, посмотрел на Рене, и в его взгляде явственно читалось: «Как это прикажете понимать?»
Проводник криво усмехнулся, молча шагнул на середину дворика, медленно прошел по линии и внезапно растворился в воздухе, чем вызвал вполне предсказуемую реакцию – я от неожиданности шарахнулся в сторону и громко произнес слово, в просторечии означающее женщину легкого поведения, а Гильгоф, беззвучно шевеля губами, опять уткнулся в монитор ПМК.
Затем последовал обвал самых черных ругательств – никогда бы не подумал, что интеллигентнейший Вениамин Борисович обладает настолько глубокими познаниями в казарменной лексике.
– Спустить в сортир этот искусственный интеллект! – взревел Гильгоф. Доктор побагровел так, что я испугался – не хватит ли Веню удар? – Никаких изменений в показаниях, будто ничего и не произошло! Где он? Куда он подевался, я вас спрашиваю?!
Когда Гильгоф взял самую высокую ноту, Рене вдруг материализовался – просто вышел из пустоты со скучающим видом. Гильгоф стал похож на кота, завидевшего дворового барбоса, своего вечного и злейшего врага, – мне почудилось, что у доктора волосы дыбом встали, а за очками вспыхнул демонический зеленый огонь. Только Сигурд оставался невозмутим, просто стоял и смотрел.
– Вы идете или нет? – осведомился Рене. – Выключите свою игрушку, там надо побывать лично. Давайте за мной...
Веня принял решительный вид человека, готового броситься под танк. Громко выдохнул, сжал, будто гранату, ни в чем не повинный ПМК и отправился вслед за Рене. Настала моя очередь.
Я понимал, что особой опасности нет, но все равно чувствовал себя неуютно. Все увиденное проходило по ведомству откровенных чудес, которых материалистическое мировоззрение не приемлет.
– Давай-давай, – подтолкнул меня в спину Сигурд. – Иначе всем растреплю, что капитан Казаков обычный трус, забоявшийся там, где очкастый ботаник первым пошел в атаку.
– Заткнись, – процедил я сквозь зубы. – Будто ты у нас самый смелый!
– Я фланги прикрываю! И веду арьергардные бои!
Ощущение было как перед первым прыжком в воду с десятиметровой вышки. И хочется, и боязно. Я медленно прошел по линии, ожидая чего-то очень необыкновенного, но как только невидимая черта была пересечена, стало ясно: переход в «дыру» не сопровождается никакими пышными спецэффектами.
В глаза ударил ярчайший солнечный свет, хотя в Квебеке был вечер и звезда Вольф 360 недавно скрылась за горизонтом. Невозможная жара придавила меня, словно огромной пуховой подушкой, глаза начали слезиться из-за режущих лучей светила, я почувствовал запах аммиака и вкус соли на губах.
– Очень неприветливое местечко, – послышался возбужденный голос Гильгофа. – ПМК уверяет, что без соответствующей защиты человек не продержится здесь и суток... Жесткое излучение звезды, нулевая влажность, температура воздуха у поверхности – плюс сорок девять. Почва нагрета почти до девяноста градусов, ого! Если верить биосканнеру, живых существ здесь нет. Сигурд, включайся в работу, надо собрать как можно больше данных...
– Это другая планета? – прохрипел я, приставив козырьком ладонь ко лбу. – Не очень-то похоже на Гермес.
– Разберемся, ПМК проводит анализ магнитных полей и орбиты звезды...
Вокруг, от горизонта до горизонта, расстилалась каменистая пустыня. Если вы бывали в Палестине, поймете, о чем я говорю: красноватый камень с белесыми соляными потеками, горячий ветер, коричневые скалы в отдалении. Если считать, что солнце находится в зените, на юге, то северо-восточнее можно различить русло давным-давно пересохшей реки. В воздухе кружатся вихорьки солевой пыли. Никаких звуков, кроме тяжелого дыхания людей и едва слышного посвистывания ветра в нагромождениях валунов.
– Давайте возвращаться, – подал голос угрюмо наблюдавший за нами Рене. – Очень жарко, солнечный удар и перегрев гарантированы...
– Доктор, оставьте здесь ПМК, – поддержал проводника Сигурд. – Положите в щель между камнями, чтобы не оставлять под прямыми лучами звезды, потом заберем. Тут действительно опасно, крайне высокая солнечная активность – уровень излучения почти в сорок раз выше земного стандарта.
– Так и сделаем, – неожиданно легко согласился взмокший Гильгоф. – Заберем ПМК завтра или через пару дней, пусть ИР сам разбирается, что к чему... Рене, «дыра» открыта постоянно?
– Сколько себя помню.
Рене, уяснив, что требуется показать обратную дорогу, указал нам на два желто-белых булыжника, наверняка доставленных сюда с Той Стороны, шагнул между ними и исчез из зримого мира.
Гильгоф в последний раз обвел взглядом бурую выжженную равнину и с сожалением вздохнул – было видно, что доктору очень хотелось остаться здесь подольше.
Вечерняя прохлада Квебека показалась мне полярным морозом, рубашка была насквозь пропитана потом. Руки и лицо покраснели, хотя я находился под лучами пустынного солнца всего десять минут – еще немного, и появились бы серьезные ожоги, вплоть до пузырей. Нас встретил прежний дворик, но вечерние сумерки почему-то заместились ночной тьмой. Над городом висела меньшая из двух лун Гермеса – Калипсо, а восходит она только после полуночи.
– Время там идет быстрее, чем у нас, – будто невзначай заметил немногословный Рене. – Раз в восемь, наверное. Я еще нужен?
– Нет-нет, благодарю, – раскланялся Гильгоф и вытащил из кармана несколько банкнот. – Возьмите, это скромный гонорар. Передайте мадам Коменж, что я буду счастлив и далее с ней сотрудничать...
Рене деньги забрал, кивнул и скрылся в коридоре.
Мы вернулись к машине прежней дорогой, по улице Торонто, мимо сиявшей электрическими огнями «Золотой Арфы». Джип стоял там, где его и оставили – возле дежурившего в квартале Майен «Тигра» союзников. Сигурд сел за руль.
– Ночевать у Амели не будем, – распорядился Гильгоф. – Слишком поздно, неприлично будить хозяев. Возвращаемся в Бланьяк, отяготим своим присутствием «Франца-Иосифа»; надеюсь, он не станет возражать.
Пока джип крутился по центральным улочкам Квебека, изредка останавливаясь по требованию военных патрулей, доктор насупленно отмалчивался. Лишь когда мы выехали за город, Веня посмотрел на андроида и тихо спросил:
– Сигурд, по-твоему, что мы видели?
– Гермес мы видели, – уверенно ответил искусственный человек. – Только другой.
– Какой еще «другой? – неожиданно взъелся доктор. – На Гермесе вообще нет пустынь! Звезда там находится гораздо ближе к планете! ПМК успел сообщить, что скорость обращения вокруг светила на девять процентов больше плюс другой наклон эклиптики!
– Согласен, – без возражений кивнул Сигурд. – Но отличий тамошнего солнца от звезды Вольф 360 мною не отмечено – светимость, спектральный класс, болометрическая и интегральная звездная величина, эффективная температура... Ай, доктор, да что рассказывать! Хотите, когда приедем, я подключусь через шунт к мозгу «Франца-Иосифа»? Пусть проанализирует. Корабль вам скажет то же самое! Гермес это! Я определил силу тяготения, угол наклона магнитной оси и ускорение свободного падения – они различаются с нынешними на сотые доли процента. «Дыра» ведет не к другой планете, а в другое время. В прошлое или будущее Гермеса! Так что нечего ругаться на искусственный интеллект и отправлять его в выгребную яму...
– Извини, – огорченно буркнул Гильгоф, видимо стесняясь собственной вспыльчивости. – Как я хочу сейчас плюнуть на всё, сказать «это невозможно!» и заняться какими-нибудь тычинками-пестиками, в прямом соответствии с профильной специальностью... Понимаете, что мы нашли?
– Не понимаем, – ответил я за себя и за Сигурда. – Что-то вроде... э... прорехи в пространственно-временном континууме?
– Вредно слишком часто смотреть фантастические фильмы и постоянно читать бульварную прессу, – саркастично хмыкнул доктор. – Тупые аборигены считают это явление обычной «дырой», ведущей незнамо куда. А мы, как люди образованные и многоученые...
– Особенно я... – пришлось поддать жару.
– И вы тоже, Сергей! Нечего зубоскалить и заниматься самоуничижением! У вас практический склад ума, вы могли бы сделать карьеру не только в военном ведомстве, а и на высокоинтеллектуальном поприще, стоило только захотеть! Нет, я не возражаю, Империи обязательно нужны умные военные, но ваш ум направлен не только на профессиональную сферу. Вы умеете сделать интересные и нестандартные выводы из любых встретившихся на пути вопросов, что свидетельствует о гибком восприятии реальности. Такие качества ценились со времен Аристотеля!
– Веня, не отвлекайтесь, – перебил я. – Что вы говорили о «дыре»?
– Давайте оперировать более адекватными понятиями. – Гильгоф забрался на переднее сиденье джипа с ногами и повернулся ко мне, обхватив спинку сиденья. – Это некая разновидность сингулярности. Понимаете? Сингулярность, точка пространства-времени, в которой кривизна его становится бесконечной. Своего рода черная дыра – абсолютно безопасная, не приносящая разрушений галактического масштаба и предназначенная для перемещения физических тел!
– Один момент! Черная дыра находится прямиком на планете? Здесь, на Гермесе?
– И не одна, что характерно! Впрочем, я привел некорректный термин. Следует говорить об определенной «точке сингулярности», некоей границе, преломляющей пространство и время. Техническое обоснование появления данной аномалии, искусственная она или естественная, нас пока не интересует. Основной вопрос звучит так: если точка сингулярности создана некими разумными существами, то для чего это нужно?
– Сигурд говорит, будто имеет место перемещение во времени. Может быть, это сделано для корректирования истории?
– Ерунду говорите. Уже происшедшие события в векторе времени изменить невозможно. Помните, я вам рассказывал о своей «теории неизбежностей»?
– Смутно.
– Повторяю главные постулаты: Вселенная бесконечна, пространство и время бесконечны. Следовательно, неизбежно бесконечное множество событий. Любых. Вот вы сейчас вынули пачку с сигаретами из кармана, а в одной из неизбежностей могли просто забыть о куреве, благодаря моему захватывающему рассказу! А могли потерять, забыть на борту «Франца», оставить в «Золотой Арфе» на столе...
– И дальше что? Не вижу связи.
– «Дыры», точки сингулярности, ведут из нашей неизбежности в неизбежность другую. Возможно, мы действительно видели там Гермес... Только планета, находящаяся за пересеченной нами чертой, могла незнамо сколько лет назад столкнуться с огромным астероидом, изменить орбиту и оказаться гораздо ближе к звезде, чем сейчас. Последствия очевидны: перед нами открылся непригодный для существования человека мир, резко отличающийся от насыщенной жизнью зеленой планеты, на которой мы сейчас находимся. А ведь мадам Коменж одарила меня сведениями о целых шести «дырах», ведущих в совершенно неизвестные нам бытийные ответвления... Миры Неизбежности, я дико извиняюсь за пафос!
– Слишком фантастично звучит, – пожал плечами я и полез в нарукавный карман за идентификационной карточкой.
Сигурд затормозил перед въездом в Бланьяк. Аэродром был залит морем света – немцы установили прожекторы по периметру, освещая летное поле, где не прекращалась погрузка сельскохозяйственной продукции на тяжелые транспортные челноки. Если не успеют вывезти экспортное зерно до времени, когда Вольф 360 вновь начнет швыряться в пространство титаническими фонтанами солнечного вещества, то многие страны Земли окажутся на грани продовольственного кризиса.
– Документы, пожалуйста. – Германский обер-лейтенант вышел из домика КПП, уставно откозырял и вопросительно посмотрел на Сигурда. Андроид предъявил карточку, затем в гнездо ручного сканера отправился мой пропуск.
Веня озадаченно рылся в карманах. Рубашка, курточка-жилет, брюки. Пошло по второму кругу. Без толку.
– Нету. – Гильгоф с детской наивностью посмотрел на меня. – Может быть, так пропустят, я же здесь каждый день по нескольку раз бываю! Должны запомнить!
– Простите, господин капитан, но это исключено, – прохладно сказал мне офицер. Я был в гражданском, но он сразу отметил мое звание, отмеченное в идентификационной карте. – Ваш коллега сможет пересечь границу закрытого периметра только по предъявлении соответствующих инструкциям службы охраны документов...
Я посмотрел на Веню. Веня на меня. Потом доктор всплеснул руками и брякнул:
– Твою мать! А ведь карточка осталась в кармашке сумочки с ПМК, которую я оставил
* * *
Миновала неделя, Коленька с Луи съездили в провинцию, раздобыв драгоценные сведения, заставившие доктора изобрести новую потрясающую теорию, истинность которой, однако, проверить было невозможно. Я со своими ребятами фактически переселился на полигон союзников – маневры они устроили грандиозные, сжигая патроны сотнями тысяч, орудийные снаряды десятками и топливо тоннами. Нефтеперерабатывающий завод Квебека трудился на пределе, из Солнечной системы прибыли еще два транспорта класса «МП» под завязку забитые боеприпасами, снаряжением и техникой – немцы активно готовились к массовой высадке на планету.
Веня на пару с Сигурдом развлекались по-своему, целыми днями пропадая в куда более гостеприимных «дырах», чем та, что вела в пустыню. Затем к работе привлекли Крылова вместе с Луи. Ничего не скажу – занятие увлекательное. Коленька, вечерами приезжавший в гости на базу, прямо-таки захлебывался от восторга, напрочь позабыв о собственных проблемах. Теперь его суперменские способности и непрекращающиеся изменения в организме отошли на второй план, Гильгоф сумел найти игрушку поинтереснее.
Они ухитрились даже классифицировать «дыры», разделив на две категории – «сферы», и «карманы». «Сфер» было четыре, и, по словам Гильгофа, они являлись различными ипостасями Гермеса, существуя не то в ином времени, не то в других измерениях. Там все было относительно понятно: обычная Вселенная, с небесными телами, сменой дня и ночи, естественными физическими характеристиками среды. А вот «карманы» поставили доктора в тупик, поскольку их существование противоречило любым законам природы и знаниям человека о тварном мире.
Пространство «карманов» оказалось замкнутым, а со временем происходили такие чудеса, что Гильгоф, рассказывая, шепотом матерился под нос, поминутно протирал очки засаленным носовым платком и заявлял, что его представление о мироустройстве теперь нуждается в кардинальном пересмотре и непременной ревизии.