— Я могу позвонить Долорес Монтез и спросить ее.
— Ммм… не стоит. Это несущественно. Важно только одно: что нам в связи с этим делать?
— А что мы может сделать?
— Не знаю. Хорошо бы спросить об этом отца. Он всегда говорил мне, что я должен отстаивать свои права — но, может быть, это не тот случай, кто знает?
— Послушай, — предложил Фрэнк, — почему бы не спросить наших отцов?
— Ты хочешь позвонить им? А сегодня вечером есть связь?
— Нет, не надо им звонить, это слишком много стоит. Мы просто подождем, пока наши старики прибудут сюда после переселения; осталось уже совсем недолго. И тогда, если мы поднимем шум, здесь будут наши родственники, которые нас поддержат, иначе мы ничего не добьемся. А пока будем сидеть тихо и делать то, о чем он нас просит. Возможно, от нас не будут требовать слишком многого.
— Это разумное предложение.
Джим встал.
— Теперь, я думаю, мы можем попробовать избавиться от этого мусора.
— О’кей. Да, Джим, мне тут пришло кое-что в голову. Фамилия председателя Компании, кажется, Хоу?
— Джон В.Хоу, — согласился Джим. — Так что с того?
— Так ведь фамилия директора тоже Хоу.
— Хм, — Джим покачал головой. — Это ничего не значит. Хоу — очень распространенная фамилия.
— Спорим, что это кое-что да значит. Док Макрей говорит, что для того, чтобы получить теплое местечко в Компании, надо быть чьим-нибудь двоюродным братцем. Док говорит, что персонал Компании — одна большая счастливая семья и что разговоры о том, что это неподкупная организация — самая удачная шутка того момента, когда Бог изобрел женщину.
— Хмм… Ну, я не знаю. Куда положить этот хлам?
На следующее утро во время завтрака всем вручили листки с предписанием «Порядок в комнатах, официально рекомендованный к осмотру»; ребятам пришлось переделывать то, что было сделано накануне вечером. Поскольку предписания директора Хоу не учитывали возможности совместного проживания двух человек в одноместной комнате, выполнить их было нелегко; к десяти часам работа еще не завершилась. Однако уже двумя часами позже директор добрался до их пенала. Он заглянул внутрь, казалось, собрался уйти, но вместо этого вошел в комнату. Он указал на их прогулочные костюмы, висевшие на крючках у платяного шкафа.
— Почему вы не удалили эту варварскую мазню с ваших масок?
Ребята удивились. Хоу продолжал:
— Вы что, не смотрели сегодня на доску объявлений?
— Нет, сэр.
— Посмотрите. Вы несете ответственность за выполнение всего вывешенного на доске.
Он крикнул в направлении двери:
— Дежурный!
Один из старшекурсников появился в дверях.
— Да, сэр.
— Эти двое лишаются выходных до тех пор, пока не выполнят требования инспекции. Пять штрафных очков каждому.
Хоу огляделся.
— Эта комната невероятно неряшлива и неопрятна. Почему не выполнили соответствующее предписание?
Джим онемел от очевидной несправедливости. Наконец он вымолвил:
— Эта комната рассчитана на одного. Мы сделали все, что смогли.
— Не пытайся оправдаться. Если у вас недостаточно места, чтобы аккуратно сложить вещи, избавьтесь от всего лишнего.
Его взгляд впервые остановился на Виллисе, который при виде незнакомцев откатился в угол и втянул всю свою оснастку. Хоу ткнул пальцем в его сторону.
— Гимнастические снаряды должны храниться на платяном Шкафу, либо оставаться в спортзале. Они НЕ должны валяться в углах.
Джим хотел ответить, но Фрэнк пнул его в голень. Хоу продолжал читать нотацию, продвигаясь к двери.
— Я понимаю, вы, молодые люди, выросли вдали от цивилизации и не обладаете достоинствами культурного общества, но я сделаю все возможное, дабы исправить положение. Я считаю, что этот колледж должен выпускать, прежде всего, цивилизованных молодых джентльменов.
У двери он задержался и добавил:
— Когда отмоете маски, доложите об этом в моем кабинете.
Лишь только Хоу оказался вне пределов слышимости, Джим спросил:
— Зачем ты меня пнул?
— Ты паршивый идиот, он подумал, что Виллис — это мяч.
— Я знаю, я как раз хотел поправить его.
Фрэнк возмутился:
— Неужели ты еще не понял, что от добра добра не ищут? Ведь ты же хочешь остаться с Виллисом? Хоу бы тут же накатал какое-нибудь правило, по которому Виллис станет контрабандой.
— Но он не может так сделать!
— Черта с два не может! Я начинаю догадываться, что Стьюби не давал развернуться талантам нашего приятеля Хоу во всю ширь. Как думаешь, что означают его «штрафные очки»?
— Не знаю, но думаю, ничего хорошего.
Джим взял свой респиратор и взглянул на веселые тигриные полосы.
— Ты знаешь, Фрэнк, я как-то не хочу становиться «цивилизованным молодым джентльменом».
— И я тоже!
Прежде чем мыть маски, они решили бросить взгляд на доску объявлений, чтобы не навлечь на себя дополнительных неприятностей, и для этого вышли в фойе. На доске было приколото:
Джим свистнул.
— Посмотри-ка сюда, Джим, — сказал Фрэнк, — роспуск Студсовета — ты только подумай! Как ты считаешь, не придется ли нам получать разрешение, чтобы почесаться? За кого он нас тут держит?
— Хоть обыщи меня, Фрэнк, у меня нет рубашки.
— Ну, я могу одолжить тебе фуфайку, пока не купишь что-нибудь. Взгляни на пункт три — тебе надо действовать.
— Хм? А что тут? Джим перечитал его.
— Тебе надо пойти и умалить нашего биолога, чтобы договориться о Виллисе.
— Что?
Джим просто не связал распоряжение, касающееся домашних животных с Виллисом; он не воспринимал Виллиса как одного Из них.
— Я не могу сделать этого, Фрэнк. Он ужасно расстроится.
— Тогда тебе лучше отправить его домой на попечение твоих Родственников.
Джим тупо смотрел перед собой.
— Я не стану этого делать. Не стану!
— Тогда что ты будешь делать?
— Не знаю.
Он подумал немного.
— Ничего не буду. Я просто буду прятать его. Ведь Хоу даже не знает, что он у меня есть.
— Хм… ты можешь действовать так до тех пор, пока кто-нибудь не настучит.
— Не думаю, что кто-нибудь из парней способен на это.
Они вернулись в свою комнату и попытались убрать узоры с масок, однако не слишком успешно: краска въелась в пластик, и им удалось только размазать ее по поверхности. Спустя некоторое время студент по фамилии Смёзи, приоткрыв дверь, заглянул внутрь:
— Почистить вам ваши маски?
— А ничего не получится: краски слишком въелись.
— Ты последний догадался об этом. Но по доброте сердечной и из желания помочь ближнему я готов выкрасить твою маску в цвет, неотличимый от первоначального — четверть кредитки за маску.
— Я так и знал, что ты не промахнешься, — ответил Джим.
— Так согласен или нет? Решай, а то желающих много.
— Смитти, ты готов продавать билеты на похороны собственной бабушки.
Джим протянул четверть кредитки.
— Хорошая мысль. Как думаешь, сколько брать за один?
Парень достал банку с лаком и кисточку и быстро замазал горделивую раскраску Джима, пользуясь для этой цели пигментом, который великолепно имитировал унылый желтовато-серый цвет оригинала.
— Ну вот! Через пару минут высохнет. А как ты, Саттон?
— Давай, кровосос, — согласился Фрэнк.
— Ну можно ли так говорить о своем спасителе? Мне предстоит трудное свидание на женской половине, а я здесь трачу драгоценное субботнее время, помогая вам.
Смёзи столь же быстро разделался с маской Фрэнка.
— Тратишь время, зарабатывая денежки на свидание, ты хотел сказать, — уточнил Джим. — Смитти, что ты думаешь об этих хитрых правилах, которые придумал новый директор. Следует ли нам смолчать или учинить протест?
— Протест? Для чего?
Смёзи собрал свои приспособления.
— Во всякой новинке есть новые возможности для бизнеса, надо только уметь их увидеть. Если у вас проблемы, заходите к Смёзи — особые услуги в любое время.
Он задержался у двери.
— Не стоит упоминать о билетах на похороны моей бабушки. Она, пока не откинет копыта, не желает об этом слышать. Бабуля чрезвычайно принципиальная девочка во всем, что касается ее репутации.
— Фрэнк, — сказал Джим, когда Смёзи ушел, — не нравится мне чем-то этот парень.
Фрэнк пожал плечами.
— Он выручил нас. Пойдем отметимся и снимем с себя взыскание.
— Хорошо. Он напомнил мне один из афоризмов дока: «Любой из когда-либо написанных законов создает возможность для взяточничества».
— Совсем не обязательно. Пошли.
Они обнаружили длинную очередь у директорской двери. Впускали группами по десять человек. Хоу быстро осмотрел маски, а затем начал читать нотацию:
— Я полагаю, что это станет для вас, юные джентльмены уроком не только опрятности, но и внимания. Если бы вы заметили, что находилось на доске объявлений, то вы были бы, каждый из вас, готовы к инспекции. Что касается самого нарушения, то я хочу, чтобы вы поняли, что данный урок выходит за рамки ребяческих и варварских рисунков, которыми вы покрывали собственные респираторы, впрочем, весьма возмутительных.
Он сделал паузу и убедился, что его внимательно слушают:
— Нет причин, по которым колониальные порядки должны быть грубы и вульгарны, и, являясь главой данной организации, я намерен следить за этим, дабы исправить любые недостатки вашего домашнего воспитания. Главной, а возможно, и единственной целью образования является формирование характера — а характер может быть создан только благодаря дисциплине. Я льщу себя надеждой, что являюсь исключительно хорошо подготовленным человеком, дабы взяться за эту задачу. Прежде чем приехать сюда, я двенадцать лет работал преподавателем Военной Академии в Скалистых Горах — исключительно прекрасного училища, Училища, которое выпускало мужчин.
Он вновь сделал паузу, то ли, чтобы перевести дыхание, то ли, чтобы дать возможность обдумать уже сказанное. Джим пришел сюда с целью избавиться от взыскания, но надменное отношение директора и, в первую очередь, его утверждение, что колониальная жизнь представляет собой нечто второсортное, постепенно довели его до кипения.
— Мистер Хоу? — обратился он.
— А? Да? Что?
— Это не Скалистые Горы, это Марс. И это не Военная академия.
Одно мгновение казалось, что удивление и гнев доведут мистера Хоу до какой-нибудь дикости или даже до апоплексического удара Однако он все же сдержался и процедил сквозь зубы:
— Как твоя фамилия?
— Марлоу, сэр. Джеймс Марлоу.
— Для тебя, Марлоу, было бы лучше, много лучше, если бы это была военная академия.
Он повернулся к остальным:
— Вы можете идти. Выходные восстановлены без ограничений. А ты, Марлоу, подожди.
Когда они остались наедине, Хоу сказал:
— Марлоу, в мире нет ничего более оскорбительного, чем самоуверенный мальчишка, неблагодарный выскочка, который не знает своего места. Благодаря великодушию Компании ты имеешь возможность получить прекрасное образование. Тебя не доведут до добра дешевые остроты в адрес людей, назначенных Компанией, чтобы следить за твоим обучением и благополучием. Ты понял это?
Джим молчал.
— Ну же! Отвечай, парень. Признай свою вину и принеси извинения. Будь мужчиной! — отрывисто сказал Хоу.
Джим продолжал молчать. Хоу барабанил пальцами по столу, наконец он сказал:
— Отлично, иди в свою комнату и подумай об этом хорошенько. У тебя все выходные на размышления.
Когда Джим вернулся, Фрэнк внимательно посмотрел на него и покачал головой в восхищении.
— Ну, парень! — сказал он. — Ты даешь.
— Кто-то должен был сказать ему.
— Это точно. Но что ты теперь собираешься делать? Перережешь себе горло или просто уйдешь в монастырь? Старина Хоу с сегодняшнего дня ни на минуту не даст тебе спуску. Вообще-то, теперь ты не самый безопасный сожитель.
— Черт возьми, Фрэнк, если ты так считаешь, подыщи себе, ради Бога, другого соседа!
— Спокойно, спокойно! Я не собираюсь смываться от тебя. Я с тобой до конца. «Улыбаясь, парень упал замертво». Я рад, что ты ему вмазал. У меня не хватило бы смелости сделать это.
Джим растянулся поперек своей койки.
— Мне кажется, я не смогу здесь остаться. Я не привык, чтобы меня шпыняли и глумились надо мной безо всякой причины. А теперь я получу этого вдвое больше. Что мне делать?
— Черт его знает.
— Во времена Стьюби это было хорошее местечко. Я думал, что таким оно для меня и останется.
— Стьюби был мужик что надо. Но что ты можешь сделать кроме как заткнуться и молча надеяться, что он забудет об этом?
— Послушай, все это не нравится и остальным. А вдруг, если мы объединимся, то заставим его сбавить обороты.
— Вряд ли. Ты был единственный, кто не сдрейфил высказаться. Ведь даже я не поддержал тебя — а я согласен с тобой на все сто.
— А что, если все мы напишем родителям? Фрэнк покачал головой.
— Тебе не удастся уговорить всех — и какой-нибудь задрыга настучит. Вот тогда ты попадешь как кур в ощип: за подстрекательство к бунту или еще за какую-нибудь подобную чушь. В любом случае, — продолжал он, — ну что ты сможешь написать в письме такого, что ясно доказывало бы, будто мистер Хоу делает нечто, на что он не имеет права? Я знаю, что скажет мой старик.
— И что же он скажет?
— Он мне много раз рассказывал про школу, в которую он ходил на Земле, какое это было суровое заведение. Мне кажется, он немного этим гордится. Если я сообщу ему, что Хоу не разрешает нам хранить в комнате печенье, он только посмеется надо мной. Он скажет…
— Черт возьми, Фрэнк, дело не в запрете на хранение пищи в наших комнатах; дело в общей ситуации.
— Конечно, конечно. Я знаю об этом. Но попытайся объяснить это моему старику. Все, что мы можем сообщить — это пустяки, вроде правила о пище. Ситуация должна стать намного хуже, прежде чем можно будет убедить наших родителей что-нибудь сделать.
Соображения Фрэнка подтвердились. По мере распространения новостей, студенты, один за другим, заходили к ним, некоторые чтобы пожать Джиму руку за данную директору отповедь, некоторые — просто из любопытства — увидеть чудака, у которого хватило безрассудства выступить против официальных властей. Прояснился, однако, амбивалентный факт: новый директор колледжа никому не нравился, и все возмущались какими-либо из его новых «дисциплинарных» мер, но никто не стремился присоединиться к тому, что — как всем казалось — заведомо обречено на поражение.