– Профессор хорошо платит… Но мозги выносит по-полной.
Пошта навострил уши, вручил «кожаным штанам» флаер шапито и поставил выпивку.
– А кто такой этот Профессор? – ненароком уточнил листоноша.
– А, – махнул рукой тот, – есть тут один яйцеголовый… Живет на окраине, построил там себе цельную крепость. Два периметра обороны, пушки-пулеметы-минные поля, все как полагается. Он у Короля нашего, Олафа, на хорошем счету – когда-то помог ему радиопереговоры торговых караванов расшифровать. Ох, и намутили мы тогда дел!
– А зачем яйцеголовому столько охраны? – удивился Пошта, сняв парик и сдвинув на лоб красный нос.
– Дурак он потому что, – буркнул «кожаный». – Связался в Симферополе с какими-то бандюками. Нанял их. Потом они его кинули. Или он их, я не понял. Короче, зуб у них на него. Не рассчитался он с ними, да еще и подставил по-крупному – говорят, эти вмешались, как их… листоноши, во! Те еще отморозки. Один из них целую бригаду в Севасте положил, в мелкий фарш порубал. В общем, бандюки хотят своих денег и даже сверху в качестве компенсации, а Профессор хочет от них хабар. Только Король на него обиделся: он же, Профессор то есть, в обход Олафа свои махинации крутил, за спиной у Короля. А наш такое не прощает. Убивать яйцеголового, конечно, не станет – вдруг еще на что сгодится? – но и вписываться за него не торопится.
– И че Профессор? – подлил самогонки «кожаному» Пошта.
– Наемников вербует. Для охраны жилища. Платит хорошо, но он же, блин, параноик! Дежурства круглосуточно! По три человека в наряде! Ни поссать сходить, не вздремнуть на посту! Знай – бди! Пока бандюки придут… Не, нафиг, такая работа не по мне. Мне приключений надо, азарту…
«Кожаный», совсем захмелев, начал клевать носом. Пошта потеребил его за плечо:
– А где он живет? Профессор?
– Что, клоун, завербоваться хочешь? – пьяно ухмыльнулся бандит. – На западной окраине Тортуги – самый большой дом за самым высоким забором. Ты только шнобель свой красный сними – а то собеседование не пройдешь!
Бандит заржал, а Пошта украдкой выскользнул из кабака. Поставленной цели он добился: теперь он знал, где Профессор, и подозревал, что там же встретит Зубочистку с подельниками.
Оставалось разрулить ситуацию так, чтобы Профессор остался в живых и успел рассказать свою историю.
* * *
Насчет дома затянутый в кожу бандит не обманул – пройти мимо такой махины было затруднительно. Когда-то давным-давно, еще до Катаклизма, это была типичная крымская дача, выстроенная из пористого песчаника и крытая черепицей. Паранойя Профессора вкупе с неограниченным финансированием со стороны Короля Олафа превратили дачу в самую натуральную крепость. Пористый песчаник обложили силикатным кирпичом, а потом еще и обшили стальными плитами – такой «сандвич» выдержит даже прямое попадание тяжелой пули со стальным сердечником, например, из СВД. Окна частично тоже заложили кирпичом, превратив в высокие узкие бойницы с проемами, забитыми армированными стеклопакетами с триплексом и решетками, сваренными из толстой, в два пальца, арматуры. Крышу усилили оцинкованной жестью и панелями солнечных батарей.
Наверняка была на территории поместья (назвать этот комплекс «дачей» не поворачивался язык) и артезианская скважина, и дизель-генератор, и запасы продуктов на леднике в погребе, так что Профессор мог при необходимости выдержать осаду длительностью в пару месяцев.
«А быстрее крепость штурмом и не возьмешь», – прикинул Пошта, оценив оба периметра. С внутренним все было просто – высокий забор из бетонных плит, колючая проволока поверху, прожектора, вышки, пулеметы. Все стандартно. А вот внешний, невидимый периметр мог доставить нападающим парочку весьма неприятных сюрпризов. Были там и мины-растяжки, и инфракрасные датчики движения, и «кричалки», и – наверняка – волчьи ямы с острыми кольями, и обычные противопехотные мины-попрыгунчики…
А еще вокруг поместья постоянно бродили патрули, каждые пару минут переговариваясь по рации.
«Да, – понял листоноша, – тут силой не возьмешь. Придется действовать хитростью».
Он избавился от клоунского наряда, потуже затянул лямки рюкзака, проверил, не гремит ли что из снаряги (старым проверенным способом – попрыгав на месте) и ползком двинулся вперед, прощупывая почву перед собой лезвием ножа, чтобы не нарваться на мину и не провалиться в яму.
Первый патруль прошел у него над самой головой – но не заметил листоношу. Пошта воспользовался тем, что человеческое зрение в сумерках более-менее различает движущиеся предметы – и почти не видит неподвижных. Поэтому листоноша при приближении патруля либо замирал, становясь частью ландшафта, либо замедлял свои перемещения до такой степени, что они становились неразличимы, как ход часовой стрелки механических часов.
На четвертом по счету патруле случился облом: когда он протопал мимо и Пошта возобновил движение, один из охранников решил вернуться – то ли забыл что-то, то ли просто отлить захотелось.
Поште повезло: у охранника затрещала рация:
– Сьомый, сьомый, як справы? – спросили из рации на украинском.
«Сьомый», то бишь седьмой, как раз увидел ползущего чужака и остолбенел, отвесив челюсть. Пошта прыгнул из положения лежа – не самый легкий трюк, ему обучают лишь листонош высшего уровня профессионализма – и ударил охранника сдвоенным апперкотом в подбородок. Видимо, слегка перестарался – хрустнул позвоночник и седьмой стал заваливаться, будучи уже мертвым.
Пошта подхватил тело на лету и бережно опустил на землю.
– Сьомый? – надрывалась рация.
Листоноша вытащил из рук покойного охранника рацию и негромко ответил:
– Це сьомый. Всэ файно. Кинець звьязку[1].
Остаток пути до особняка Профессора Пошта проделал без приключений. А вот на пороге его встретили два свежих трупа – у одного было перерезано горло, а второму пробили череп чем-то тупым и длинным, вроде лома.
Первый труп был одет в униформу охранника, а второй выглядел как заурядный бандит.
Зубочистка и его подельники? Наверняка. Больше некому.
Значит, они уже внутри. Грязно работают, балбесы. Сейчас еще тревогу поднимут.
Пошта как в воду глядел – в доме вдруг зажегся свет, мявкнула и тут же смолкла сирена, и раздался топот кованных сапог охранников.
Пошта метнулся внутрь, чуть не споткнувшись об очередной труп, подобрал с пола автомат Калашникова и затаился под лестницей, ведущей на второй этаж. По лестнице прогремели шаги, раздалась короткая автоматная очередь, а в ответ – тихие, похожие на змеиное шипение выстрелы из пистолета с глушителем.
– Доигрались! – раздосадовано проорал кто-то, и Пошта по голосу узнал Зубочистку. – Я же говорил, тревогу поднимем.
– Не бзди, командир, – ответили ему с ленцой в голосе. – Ща мы их всех положим…
Но класть бойцам Зубочистки никого не пришлось. То ли Профессор застращал собственную охрану россказнями о крутизне симферопольских бандитов, то ли тортугская шваль не отличалась верностью и преданностью идеалам дела, но при звуках стрельбы и сирены охрана поместья отважно бросилась наутек. Шаги, доносившиеся из сада, стремительно удалялись.
– Смылись, трусливые твари! – торжествующе заметил Зубочистка. – Айда наверх, он наверняка там сидит, в кабинете!
Зубочистка и трое его подельников выскочили из соседней комнаты (Пошта наблюдал за ними из-под лестницы, укрывшись за раскидистой диффенбахией). Все они были вооружены пистолетами с глушителями и автоматами с приборами бесшумной и беспламенной стрельбы (тот же глушитель, только побольше размером) – видимо, подготовились к тайной ночной операции. Лишь у Зубочистки был помповый дробовик за спиной – короткий «Моссберг-500».
Пошта еще успел удивиться, как быстро его горе-пилот нашел своих бывших подельников, примирился с ними после досадного недоразумения с клофелином – и снова занял позицию главаря.
А потом все утонуло в оглушительном грохоте – с верхней ступеньки лестницы заговорил пулемет М-60, поливая бойцов Зубочистки свинцом.
– Ну, жалкие личности, – кричал пулеметчик, очевидно – сам Профессор, – поздоровайтесь с моим маленьким другом!
Одного из подельников Зубочистки разорвало пополам – бронебойно-зажигательные пули буквально перерезали бедолагу по талии. Кровь хлынула рекой, запахло паленым мясом.
Остальные (и Зубочистка среди них) брызнули в разные стороны, прячась кто где: один укрылся за колонной, другой залег за порогом соседней комнаты, а сам Зубочистка нашел укрытие за белым роялем, стоявшим в холле.
– Не стреляйте, Профессор! – заорал он. – Это я, Зубочистка! Мы принесли перфокарту!
Грохот очередей смолк.
– Что-что? – переспросил Профессор, наверняка оглохший от такой пальбы в замкнутом помещении.
– Перфокарту! – заорал Зубочистка опять. – Мы готовы произвести обмен!
– Ну так что ж вы сразу не сказали? – удивился Профессор. – Прошу вас, поднимайтесь! Деньги в сейфе, в кабинете. Надеюсь, вы не повредили перфокарту?
Тут подельники Зубочистки, демонстрируя свой недалекий ум и чудовищную жадность, среагировали на слово «деньги». Стоило Профессору опустить пулемет, как они выскочили из укрытия с четким намерением завалить ученого мужа и отжать все бабло, сохранив товар, – а вдруг кто-то еще захочет его купить?
Пулеметная очередь срезала их в момент. Пока Зубочистка тупо пялился на тела мертвых подельников, листоноша поспешил покинуть свое укрытие.
– Не дергайся, Зубочистка, – велел он, выходя из-под лестницы и держа старого недруга на прицеле «калаша». – Бросай стволы на землю. И ты, Профессор, не дергайся. Я – Пошта из клана листонош, и пришел поговорить о перфокарте. Хватит пальбы на сегодня. Хватит кровопролития. Давайте просто поговорим.
Проследив, чтобы Зубочистка избавился от всего оружия, Пошта пропустил его вперед под дулом автомата и стал подниматься следом.
* * *
– И что привело листоношу в мою скромную обитель?
Профессор был брит налысо, с короткой черной с проседью бородой-эспаньолкой, мощной шеей и руками бывшего борца. Лет ему было, наверное, за сорок, а может, и все семьдесят – чувствовалась в овале лица и разрезе глаз азиатская кровь, не дающая понять возраст. А еще его взгляд… дикий, как правильно его охарактеризовал Зубочистка.
– Понимаете… сударь. Эта жалкая личность, которую вы изволили нанять к себе на службу, украла у меня мою собственность.
Профессор снял круглые очки и сунул дужку себе в рот. Пожевал. Вернул их на место.
– Но при чем тут, кхм-кхм, я?
Пошта ткнул Зубочистку обрезом в спину. Говори, мол.
– Перфокарта! – простонал Зубочистка, показывая зажатый в руке картонный лист. Пошта, недолго думая, вырвал перфокарту и убрал в нагрудный карман.
Профессор поднялся. Был он на голову выше Пошты и уж точно сильнее. Листоноша напрягся.
– Как это понимать, любезный?! – вопросил Профессор.
– Это я нашел перфокарту. И она является собственностью клана листонош. А ваш наймит ее у меня украл.
Профессор картинно схватился за голову и зашагал по кабинету от стены к стене. Пошта от нечего делать разглядывал книги. Чего тут только не было! И научные труды, и справочники, и художественная литература на самых разных языках. Видимо, профессор был полиглотом и эрудитом.
– Рассказывайте, – попросил Профессор.
И Пошта рассказал.
Когда он закончил, Профессор сел на стол и снова сунул дужку очков в рот. Листоноша не прерывал раздумий. Наконец Профессор надел очки и начал свой рассказ:
– Когда я был еще молод и наивен, я занимался наукой в Балаклаве. В моем распоряжении был мощный по тем временам компьютер, все данные, которые я только мог пожелать, подчиненные, достаточно смышленые, чтобы только ругать их, а не бить ногами. Я понимал, что война вот-вот начнется. Вам, нынешнему поколению, сложно даже представить себе ужас тех дней.
Пошта слушал, и образная речь Профессора, представившегося как Кайсанбек Аланович, разворачивалась картинкою перед его внутренним взором.
Двадцатый век не был самым спокойным временем. Передел территорий, смена правительств, гражданские войны… Государства образовывались и рассыпались, ни одно поколение не жило в мире. С наступлением века двадцать первого все только ухудшилось. Когда разразилась последняя, ядерная война всех против всех, Профессору повезло работать в бункере, и он с тоской взирал на гибель цивилизации.
С его точки зрения, все началось даже не с техногенной, а с экологической катастрофы: начали таять ледники. То ли пресловутый озоновый слой продырявился, то ли ядерная зима привела к глобальному потеплению, то ли Гольфстрим разогрелся, то ли Земля слетела от взрывов со своей оси… Кайсанбеку Алановичу оставалось только догадываться. Знал он только одно: льды стремительно таяли. Из полуострова Крым превратился в остров, а что стало с другими государствами – и вовсе неизвестно. Вокруг кипел океан, Мировой океан – непознанный, неизученный и оттого очень опасный.
Профессор не мог этого принять. У него там – в Киеве, бывшей столице Украины, – осталась дочь, пусть взрослая, но такая маленькая…
Кайсанбек Аланович запрограммировал балаклавский компьютер на прием сигналов со спутников, смутно надеясь, что хоть один уцелел, и отправился в Киев.
Естественно, он не дошел.
На этом месте Пошта горестно покачал головой, давая понять: он знает.
Но он не знал.
Профессор продолжил рассказ.
Солнце скрылось за тучами пыли, на планету опустилась ядерная зима. Вместо снега землю устилал хлор це аш. Йод не помогал. Профессор, укравший противорадиационный костюм высокой защиты, шел через ад.
Он видел многое. Такое, от чего у Пошты с перебоями работало сердце, чего не мог себе представить и самый бывалый сталкер.
Профессор видел умирающих людей.
Когда военные и богатые укрылись в бункерах, основное население Крыма осталось один на один с ужасами ядерной зимы. Немногие знали, что от осадков нужно закрыться – чем угодно, хотя бы брезентом. Не все понимали, что не поможет и это. Вылезали волосы, кожа покрывалась кровоточащими язвами. Кашель. Слабость. Кровавая рвота и кровавый понос.
И – безумие.
Люди не умеют умирать тихо.
Закончилась еда, закончилась вода, толпы штурмовали склады и здания администрации. Грабили магазины, лишь на часы отсрочивая гибель. Убивали друг друга. В обреченных толпах проснулась агрессия. Профессор двигался задворками, чтобы не попасться толпе, готовой разорвать тебя лишь за то, что ты живой и здоровый.
У него были фильтры. У него была установка для очистки воды. Были питательные смеси.
Ему было не так уж много – за сорок – и он шел в Киев, уже понимая, что не дойти.
…закутанные в брезент от радиоактивных хлопьев «снега» женщины протягивали ему слабо пищащих детей.
Он снимал оружие с трупов солдат. Он стрелял в себе подобных. Однажды ему пришлось убить собаку – несчастную облезлую собаку, суку добермана, которая брела за ним, не понимая, куда делся хозяин и куда вообще идти теперь.
…он выскочил из засады. Изо рта у него шла кровь. Глаза уже почти не видели, руки дрожали. Облысевшая голова покрыта была язвами. «Моя дочь беременна! – орал он. – Отдай костюм, отдай, сука, ей нужнее!» Помповое ружье плясало в слабых руках. Профессор выстрелил первым – и попал. В доме за спиной убитого кто-то заплакал. Наверное, беременная дочь. Профессор не стал заходить в здание.
Крым только кажется небольшим. Путешествие стало для Кайсанбека Алановича целой жизнью.
Потом фильтры стали сбоить.
Отравленный, в тумане собственных грез и кошмаров, Кайсанбек Аланович сбился с курса.
Он вышел на северный берег Крыма, в Красноперекопск.
Бандиты, завладевшие городом, казались ему титанами, а сам город – Тартаром. Кайсанбек Аланович упал на руки нежданным спасителям.
Спасителям? Ха! Его бы убили, не задумываясь, но король бандитов, Олаф, не был дураком. Он оценил снаряжение, оценил упорство и приказал вылечить Профессора. Бандиты уже захватили бункер, где было все необходимое.