Он не видел земли. Она терялась во всевозрастающей сложности рукотворных сооружений. Он не различал линии горизонта – кругом лишь металл на фоне неба, простирающийся вдаль, становясь почти однородной серой полосой; и Гаал знал, что суша этой планеты повсюду являет одну и ту же картину. Не было видно почти никакого движения – только несколько прогулочных кораблей находилось в небе. Вся деловая суета миллиардов людей происходила, как он знал, под металлической кожей этого мира.
Не было зелени, доступной взору: ни растительности, ни почвы, ни жизни, не считая людей. Где-то на планете, как он смутно припоминал, располагался дворец Императора, воздвигнутый среди ста квадратных миль естественной почвы, в зелени деревьев, в радугах цветов. То был крошечный остров в океане стали, и отсюда его не было видно. Может быть, дворец находился в десяти тысячах миль отсюда. Он не имел представления об этом.
Ему надо будет побыстрее совершить экскурсию!
Гаал шумно вздохнул и осознал наконец, что он на Транторе – на планете, являющейся центром всей Галактики и ядром рода человеческого. Он не видел ее слабостей. Он не видел садящихся кораблей с продовольствием. Он не ведал об артериях, связавших сорок миллиардов населения Трантора с прочей Галактикой. Он сознавал только самое могучее из деяний человека: полное и почти презрительное покорение мира.
Он отошел от перил слегка ослепленный. Его знакомый по лифту, улыбаясь, указал на соседнее кресло, и Гаал уселся рядом.
– Меня зовут Джеррил. Впервые на Транторе?
– Да, господин Джеррил.
– Я так и думал. Джеррил – это мое имя. Трантор захватывает, если ты настроен поэтически. Транторианцы, однако, никогда не поднимаются сюда. Они этого не любят. Это их нервирует.
– Нервирует?.. Кстати, меня зовут Гаал. А почему это их нервирует? Это так величественно.
– Это мнение субъективно, Гаал. Если ты родился в нише, вырос в коридоре, работаешь в комнатушке, а отпуск проводишь в битком набитом "солнечном зале", то попадая наружу, где над тобой нет ничего, кроме неба, ты действительно можешь испытать нервное потрясение. Детей заставляют ходить сюда каждый год, как только им исполнится пять. Не знаю, есть ли от этого польза. В сущности этого для них недостаточно, и вначале они визжат как припадочные. Следовало бы начинать, как только их отнимут от груди, и устраивать такие выходы раз в неделю.
Он продолжал:
– Конечно, на самом деле это неважно. Ну и что, если они вообще не будут выходить наружу? Они счастливы там, внизу, и они руководят Империей. Как вы думаете, на какой высоте мы находимся?
– Полмили? – сказал Гаал и подумал, не наивно ли это звучит.
Видимо, это было так, поскольку Джеррил хмыкнул и произнес:
– Нет. Каких-нибудь сто пятьдесят метров.
– Как? Но лифт поднимался…
– Да, конечно. Но большую часть времени он просто выбирался к уровню поверхности. Глубина туннелей, которыми прорыт Трантор, превышает милю. Он подобен айсбергу: девять десятых его скрыто от глаз. Он даже продвинулся на несколько миль в грунт под океаном у береговой линии. В действительности мы находимся столь глубоко, что можем использовать перепад температур между поверхностью и парой миль глубже, дабы обеспечить себя всей необходимой энергией. Знали ли вы об этом?
– Нет, я думал, что вы используете атомные генераторы.
– Было дело когда-то. Но так дешевле.
– Наверное.
– И что вы обо всем этом думаете?
Добродушие его собеседника вмиг испарилось, обнажив проницательный взор. Он выглядел почти лукаво. Гаал смешался.
– Величественно, – повторил он еще раз.
– Прибыли в отпуск? Путешествуете? Гуляете?
– Не совсем. Собственно, я всегда хотел посетить Трантор, но прибыл сюда главным образом для работы.
– Ого!
– Участвовать в Проекте доктора Селдона из Транторианского Университета, – Гаал счел себя обязанным пояснить далее.
– Ворона Селдона?
– Да нет. Я говорю о Хари Селдоне – психоисторике Селдоне. Я не знаю никакого Ворона Селдона.
– Я и имею в виду Хари. Его прозвали Вороном. Кличка, понимаете. Он все время предрекает катастрофу.
– Он предрекает? – Гаал был неподдельно изумлен.
– Конечно, вы же должны знать, – Джеррил не улыбался. – Вы же приехали работать у него, не так ли?
– Ну да, я математик. Но почему он предсказывает катастрофу? Какую именно катастрофу?
– И какую же, вы полагаете?
– Боюсь, что не имею ни малейшего представления. Я читал статьи, опубликованные доктором Селдоном и его группой. Они касаются математической теории.
– Да, те, что они публикуют.
Гаал почувствовал беспокойство. Он сказал:
– Думаю, мне пора возвращаться в свой номер. Был очень рад познакомиться с вами.
Джеррил безразлично помахал рукой на прощание.
В своем номере Гаал обнаружил дожидавшегося его человека. На секунду он так опешил, что даже не смог выговорить неизбежно просящегося в такой ситуации: "Что вы здесь делаете?"
Человек поднялся. Он был стар, почти полностью лыс и двигался прихрамывая, но глаза его блестели голубизной.
– Я Хари Селдон, – сказал он на миг раньше, чем потрясенное сознание Гаала смогло поместить это лицо бок о бок с памятью о столько раз виденных портретах.
4.
ПСИХОИСТОРИЯ – …используя нематематические концепции, Гаал Дорник определил психоисторию как ту область математики, которая имеет дело с реакциями людских совокупностей на определенные социальные и экономические стимулы…
…Во всех этих определениях неявно принимается, что рассматриваемая совокупность людей достаточно велика для обоснованного статистического анализа. Необходимый размер такой совокупности может быть выведен из Первой Теоремы Селдона, которая… Дальнейшее обязательное допущение заключается в том, что людская совокупность не должна подозревать о проводимом психоисторическом анализе, чтобы ее реакции были действительно случайны…
Вся подлинная психоистория основывается на разработке функций Селдона, которые проявляют свойства, конгруэнтные таковым для социальных и экономических зависимостей, таких как…
ENCYCLOPEDIA GALACTICA
– Добрый день, сударь, – сказал Гаал. – Я… я…
– Вы не думали, что мы встретимся раньше чем завтра. В обычных обстоятельствах так бы и случилось. Просто если мы собираемся использовать вашу помощь, надо действовать быстро. Становится все более сложно принимать новичков.
– Я не понимаю, сударь.
– Вы разговаривали с человеком на наблюдательной башне, не так ли?
– Да. Его звали Джеррил. Больше я о нем ничего не знаю.
– Как его звали, неважно. Он – агент Комиссии Общественной Безопасности. Он следил за вами от самого космопорта.
– Но почему? Боюсь, я совсем запутался.
– Не заговаривал ли человек на башне обо мне?
Гаал поколебался.
– Он назвал вас Вороном Селдоном.
– Сказал ли он, почему?
– Он говорил, что вы предсказываете катастрофу.
– Да, я это делаю. Что значит для вас Трантор?
Казалось, всех интересует его мнение о Транторе. Гаал был в состоянии лишь плоско ответить:
– Это величественно.
– Вы сказали не подумав. Как насчет психоистории?
– Я не предполагал прилагать ее к подобной проблеме.
– Прежде чем вы отделаетесь от меня, молодой человек, вы научитесь применять психоисторию, как нечто само собой разумеющееся, ко всем проблемам. Следите.
Селдон извлек свой калькулятор из поясного кармана. Говорили, что еще один такой же он держит под подушкой, чтобы пользоваться им в минуты бессонницы. Серая блестящая поверхность калькулятора была слегка истерта от постоянного употребления. Изящные пальцы Селдона, несущие на себе печать возраста, заплясали на рядах и строках кнопок. Вверху засветились красные символы. Селдон сказал:
– Вот представление текущих условий в Империи.
Он выждал. Наконец Гаал заявил:
– Это явно неполное представление.
– Да, неполное, – ответил Селдон. – Я доволен, что вы не принимаете сказанное мною вслепую. Однако это приближение послужит нам для демонстрации предсказаний. С этим вы согласитесь?
– Только после проверки уклонения функции моим новым методом, – Гаал осторожно избегал возможной ловушки.
– Хорошо. Добавим к этому известную вероятность убийства Императора, восстания вице-королей, современную периодичность экономических спадов, снижение уровня планетных исследований… – он продолжал перечислять.
При упоминании каждой темы его прикосновения к клавишам вызывали к жизни все новые символы, которые вливались в расширяющуюся и меняющуюся основную функцию. Гаал остановил его лишь раз.
– Я не усматриваю законности вот этого преобразования.
Селдон повторил то же помедленнее. Гаал сказал:
– Но это делается с помощью запрещенной социооперации.
– Хорошо. Вы соображаете быстро, но еще недостаточно быстро. В этом уравнении она не является запрещенной. Я сделаю это в более развернутом виде.
Теперь процедура длилась куда дольше, и по ее завершении Гаал пробормотал:
– Да, теперь я вижу.
Наконец Селдон остановился.
– Вот Трантор спустя три века. Как вы это интерпретируете? А? – ожидая, он склонил голову набок.
Не веря своим глазам, Гаал выговорил:
– Полный распад! Но… но это невозможно. Трантор никогда не был…
Селдон был преисполнен оживления. В этом человеке состарилось лишь тело.
– Ну, ну. Вы же видели, как мы пришли к этому результату. Облеките его в слова. Забудьте на миг символику.
Гаал сказал:
– Становясь все более специализированным, Трантор становится и все более уязвимым, менее способным к самозащите. Далее, продолжая развиваться как административный центр Галактики, он становится все более лакомым куском. По мере того, как порядок наследования в Империи утрачивает определенность, а вражда между высшими семействами становится все более явной, социальная ответственность пропадает.
– Достаточно. А как насчет численной вероятности полного разрушения за три века?
– Я не могу этого сказать.
– Но вы же умеете делать полевое дифференцирование?
Гаал чувствовал себя под откровенным натиском. Калькулятора ему не предложили. Селдон держал его в футе от глаз Гаала. Он яростно вычислял, ощущая, как его лоб взмок от пота. Он произнес:
– Около 85%?
– Неплохо, – заметил Селдон, выпятив нижнюю губу, – но и не блестяще. Действительное значение – 92.5%.
– И вот из-за этого вас называют Вороном Селдоном? – спросил Гаал. – В журналах я не видел ничего подобного.
– Конечно. Такое нельзя печатать. Не полагаете ли вы, что имперское правительство может так открыто проявить свою слабость? Это очень простая демонстрация психоистории. Но некоторые наши результаты дошли до аристократии.
– Плохо.
– Вовсе нет. Все учтено.
– И потому-то за мной следят?
– Да. Следят за всем, что касается моего проекта.
– Вы в опасности, сударь?
– О, да. Существует вероятность в 1.7%, что я буду казнен, но, конечно, это не остановит проекта. Мы учли также и это. Впрочем, неважно. Завтра, я полагаю, мы встретимся в университете?
– Я приду, – сказал Гаал.
5.
КОМИССИЯ ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ – …Власть аристократического окружения возросла после убийства Клеона I, последнего из Энтунов. В целом она внесла элементы законности на протяжении длившегося веками периода нестабильности и неуверенности императорской власти. Обычно находясь под контролем знатных семейств Ченов и Дивартов, она выродилась наконец в слепой инструмент поддержания статус кво… Полного отстранения Комиссии от государственной власти добился лишь последний сильный Император – Клеон II. Первый Главный Комиссионер…
…Некоторым образом начало упадка Комиссии может быть увязано с судом над Хари Селдоном, состоявшимся за два года до начала Эры Установления. Этот суд описан Гаалом Дорником в биографии Хари Селдона…
ENCYCLOPEDIA GALACTICA
Гаал не выполнил своего обещания. На следующее утро его пробудил приглушенный звонок. Гаал ответил, и голос портье, приглушенный, вежливый и непреклонный, информировал его, что он находится под арестом согласно приказу Комиссии Общественной безопасности.
Гаал кинулся к двери и обнаружил, что та больше не открывается. Ему оставалось только одеться и ждать.
За ним пришли и отвели куда-то в другое место, но это все равно был арест. Вопросы ему задавали очень вежливо. Все было исключительно цивилизованно. Гаал объяснил, что он провинциал с Синнакса; что он посещал такие-то учебные заведения и получил степень доктора математических наук тогда-то; что он обращался по поводу зачисления в штат доктора Селдона и был принят. Снова и снова он сообщал эти подробности; снова и снова они возвращались к вопросу его присоединения к Проекту Селдона. Откуда он услышал о нем; каковы должны были быть его обязанности; какие секретные инструкции он получил; ради чего все это затевается?
Он отвечал, что не знает. Он не имел секретных инструкций. Он ученый-математик. Он не интересуется политикой.
И наконец вежливый инквизитор спросил:
– Когда Трантор будет разрушен?
Гаал запнулся.
– Сам я этого не знаю.
– Тогда знает ли кто-нибудь другой?
– Как я могу говорить за других?
Он чувствовал себя разгоряченным, даже слишком разгоряченным. Инквизитор поинтересовался:
– Говорил ли кто-нибудь вам о таком разрушении, называл ли дату? – и видя, что молодой человек колеблется, он продолжал: – За вами следили, доктор. Мы были в космопорту, когда вы прибыли; на наблюдательной башне, когда вы дожидались встречи; и, конечно, мы были в состоянии подслушать вашу беседу с доктором Селдоном.
– Тогда вы знаете его взгляды на это дело, – сказал Гаал.
– Возможно. Но мы хотели бы услышать о них от вас.
– Он считает, что Трантор будет уничтожен в течение трех веков.
– Он доказал это… э… математически?
– Да, он это сделал, – с отчаянием бросил Гаал.
– Вы утверждаете, что… э… математика заслуживает доверия, я полагаю.
– Если за нее ручается доктор Селдон, она заслуживает доверия.
– Тогда мы вернемся.
– Подождите. Я имею право на адвоката. Я требую соблюдения моих прав гражданина Империи.
– Вы его получите.
И действительно, адвокат вскоре появился.
Это был высокий человек, лицо которого, казалось, состояло из одних вертикальных линий и было так узко, что оставалось лишь гадать, хватит ли на нем места для улыбки.
Гаал поднял глаза. Он выглядел взлохмаченным и поникшим. Он пробыл на Транторе не более тридцати часов, а произошло уже столько такого…
Человек сказал:
– Я Лорс Аваким. Доктор Селдон поручил мне защищать вас.
– В самом деле? Тогда слушайте. Я требую немедленного обращения к Императору. Я задержан без предъявления обвинений. Я ни в чем не виновен. Ни в чем, – он резко выбросил руки вперед, ладонями книзу. – Немедленно организуйте слушание у Императора.
Аваким тщательно выкладывал на пол содержимое плоской папки. Будь Гаал в более подходящем состоянии, он мог бы признать деловые бланки из целломета, узкие как ленты и подходящие для вкладывания в персональную капсулу. Он мог бы также заметить карманный диктофон.
Аваким наконец посмотрел вверх, не обращая внимания на вспышку Гаала, и сказал:
– Комиссия, конечно, подслушает наш разговор направленным лучом. Это противозаконно, но они, тем не менее, будут его использовать.
Гаал заскрежетал зубами.
– Однако, – Аваким уселся поудобнее, – диктофон, который стоит на столе – и который с виду выглядит как совершенно обычный диктофон, хорошо выполняющий свои функции – имеет дополнительную способность подавлять подслушивающие лучи. Сразу они этого не распознают.
– Тогда я могу говорить.
– Конечно.
– Тогда я требую слушания дела в присутствии Императора.
Аваким холодно улыбнулся, и выяснилось, что на его узком лице места все же хватает. Его щеки сморщились, чтобы освободить пространство.
– Вы из провинции, – сказал он.