И что Тейлор собирается делать? Рено был уверен, что жалкий старый дурак не оценит его успеха должным образом. А в случае провала он накажет Джона Рено только за то, что ему выпала удача родиться сыном генерала, за то, что у него добропорядочная жена из хорошей семьи из Филадельфии и что он сам такой, каким Тейлор никогда стать не сможет. Его предки со стороны матери даже служили в погра ничной милиции, защищая переселенцев от набегов индейцев.
В этом и было все дело. Тейлор не понимал таких вещей, как традиции, честь. В другое время, в другой менее бестолковой армии Тейлор был бы счастлив дослужиться до сержанта.
А его лицо? Тейлора неприлично было даже представить кому-нибудь. И, кроме того, эти слухи о маленькой шлюхе из округа Колумбия.
Да, Рено был своим человеком в армии, и он знал, что Тейлор достиг своего предела. Правда, если операция и дальше будет идти успешно, он может стать бригадным генералом. Да, Тейлор вовсе не был похож на старшего офицера. И, конечно, не вел себя, как старший офицер. И Тейлор нажил себе слишком много врагов за годы службы.
На самом деле армия не нуждалась в таких людях, как Тейлор. И Рено все время удивлялся, как он дослужился до такого высокого звания.
Он неоднократно слышал, что Джордж Тейлор был офицером, всегда готовым взяться за грязную работу. И это вовсе не удивляло Рено, так как, с его точки зрения, Тейлор был грязным человеком.
На мгновение он позволил разыграться своему воображению. Самое лучшее, что могло бы произойти, это если бы Тейлора ранило, не обязательно смертельно, иначе он мог бы стать национальным героем. Это бы означало, что Рено, как старший по званию командир эскадрильи, стал бы командиром полка на поле сражения. Вот это было бы здорово.
— Драгун-шесть, я — Улан, — раздался голос по внутреннему телефону и прервал размышления Рено. У Рено выработалась привычка присваивать необычные названия станциям на своей внутренней линии связи, хотя по уставу это было запрещено. Но для того чтобы соперничать с такими показушниками, как Теркус из Первой эскадрильи, приходилось крутиться.
— Я Драгун-шесть. Прием.
— Видим объект, — ответили на том конце. — Видимость что надо. Рядом боевых резервов нет. Он наш. Прием.
— Вас понял. Доложите приблизительные размеры объекта.
— Похоже, что там восемь грузовиков для перевозки людей, стоящих рядом. И несколько десятков разбросанных рядом машин общего назначения. Огнестрельных орудий поблизости нет.
Рено на мгновение задумался. Судя по описанию, задача была безопасной и реально выполнимой. Они смогут быстро расправиться с ними. Тейлор даже не узнает об этом до тех пор, когда уже будет слишком поздно что-нибудь изменить.
— Я Драгун-шесть, — сказал Рено. — Передай сетку на мой навигационный прибор. Выведи машины сопровождения на всякий случай. Пусть десантники нас подстрахуют. Я уже иду. Отбой. Драгун-два, я — Драгун-шесть. Возьми командование эскадрильей на себя. Я буду помогать Улану захватывать штаб противника. Конец связи.
"Тейлор дурак", — думал Рено, медленно продвигаясь среди живописных, хорошо освещенных прожекторами руин вражеского полевого штаба. Это было очень небольшое сооружение, но на фотографиях этого видно не будет.
— Сэр, вы не могли бы немного подвинуться влево? Вот сюда, иначе очень сильно отсвечивает сзади, — сказал фотограф из штаба Рено и прицелился фотоаппаратом.
— Эй, отодвинь свои проклятые прожекторы, — раздраженно сказал Рено. Тейлор разрешил приземляться только в случае крайней необходимости. Но сейчас надо было перехватить инициативу, воспользоваться возможностью захватить вражеский штаб. Никто не мог осудить его за это. А прессе это понравится.
Рено перешагнул через тело какого-то убитого иранца. Он махнул рукой фотографу.
— Нет, слишком много крови. Подожди, мы выйдем отсюда и сделаем несколько снимков с пленными.
Газеты и журналы будут гоняться за этими фотографиями. Пентагон попытается выдать их за изображение "стратегического" объекта, хотя обычному человеку на это наплевать. Пресса же будет очень рада получить интересные фотографии вместе с историей об отважном налете на вражеский штаб.
Рено спустился по лестнице разрушенного фургона и вышел на улицу, где было совершенно темно.
— Где, черт возьми, пленные?
— Здесь, сэр. — Раздался щелчок выключателя и включился прожектор, освещая темное пространство.
Рено повернулся к фотографу:
— Ты уверен, что зарядил ту пленку, какую надо?
— Да, сэр. Фотографии будут отличные.
Рено наступил ботинком на что-то тяжелое и слегка податливое и чуть было не упал лицом в снег и грязь. Он придавил ногой это нечто, чтобы встать более устойчиво.
— Что это, черт побери? — спросил он сердито.
— Сэр, — раздался голос из темноты, — это один из наших раненых. Когда мы садились, иранцы…
— Убери его отсюда к чертовой матери, — резко прервал его Рено. — А ты, — сказал он фотографу, — не снимай больше, пока не уберут всех раненых и убитых. Понял?
— Да, сэр.
Летчики из эскадрильи Рено срочно убирали тела своих погибших товарищей, чтобы расчистить место, а в это время фотограф налаживал работающую на батареях вспышку. Через несколько минут можно было опять начать съемку.
Рено гордо стоял в центре освещенного пространства, самодовольно направив автомат на группу иранских солдат и офицеров, поднявших руки вверх, словно пытаясь поймать ладонями падающий снег.
Рено подумал, что в такой день отлично быть американцем.
Капитан южноафриканских ВВС Андреас Зидерберг был в плохом настроении. Его эскадрилья глубокого прорыва принимала участие только в наступательных операциях, а сейчас, хотя ему и обещали "выполнение сверхсложного задания, он вел свой самолет против груды ржавого металла.
— У старика Нобуру зуд, — сказал ему начальник, — а мы должны чесать ему спину.
В омском промышленном районе не было даже секретных военных объектов. Но раз японцам так хочется, он это сделает. Зидерберг любил летать и любил воевать, но ему уже начал надоедать деспотизм японцев. Сейчас на базе вспыхнула новая эпидемия болезни Рансимана, и возможности эскадрильи могли быть гораздо эффективнее использованы для передислокации сил на другую, незараженную территорию. Вместо этого они теряли время и бомбили большие груды утиля, разбивая их на более мелкие куски.
Зидерберг невольно улыбнулся. Он представил себе какого-нибудь старого педика на ночной вахте на базе в Омске в момент начала сильных взрывов. Проснись, Иван — казак на дворе.
Зидерберг жалел русских, хотя они и испохабили свою страну. Он чувствовал бы себя лучше, если бы воевал на их стороне, против этих желтокожих иранцев. Тем не менее, когда тебе платят, ты делаешь то, что тебе говорят.
У японцев слабые нервы. Все идет хорошо, а они хотят сравнять Омск с землей, разрушить его до основания. Зачем такая спешка? Глядя на фотографии, сделанные сверху, Зидерберг думал, что если бы они проявили терпение, все бы развалилось само по себе.
Вдруг самолет сильно тряхнуло, и от этого к горлу подступила тошнота.
— Извините, сэр, — сказал второй пилот. — Мы входим в район пересеченной местности. Мерзкая пустыня. Я могу взять вверх, если хотите. На двести метров выше будет лучше.
— Нет, следуй рельефу местности. Будем считать, что это тренировочный полет.
Зидерберг быстро взглянул на четкое изображение на экране монитора, желая проанализировать компьютерное изображение местности. Бесплодная, совершенно никчемная земля.
Второй пилот посмотрел на него.
— По сравнению с этим зрелищем пустыня Калахари выглядит как сады Эдема, — сказал он.
Зидерберг вдруг подумал, что солдатам все равно, на какой земле воевать.
— На севере что-то похожее на южноафриканский вельд, сэр, — сказал второй пилот.
В наушниках неожиданно послышался взволнованный и энергичный голос штурмана:
— Я потерял связь со Старшей Сестрой. Думаю, нам ставят помехи.
— О чем ты говоришь? — требовательно спросил Зидерберг. Он быстро проверил линию связи. Сплошной треск.
— Есть ли какие-нибудь самолеты противника по курсу нашего полета?
— Ничего, — ответил стрелок. — Похоже, что путь свободен.
"Это, наверное, эти чертовы иранцы", — решил Зидерберг. Беспорядочные помехи продолжались.
— Будьте начеку, — приказал он командирам восьми других самолетов эскадрильи. — Сократите число передач. Двигайтесь прямо к району цели. В случае потери связи каждый самолет отвечает за выполнение своего плана атаки.
Все самолеты подтвердили получение приказа. Слышимость была очень плохой, хотя в их распоряжении было лучшее из имевшегося у японцев оборудования связи и они летели очень близко друг к другу. Сигнал едва проходил. О связи же со штабом не могло быть и речи. Постановщики помех, кому бы они ни принадлежали, были достаточно мощными.
Зидерберг совершенно проснулся, несмотря на тяжесть предрассветных часов. Помехи заставили его сосредоточиться. Бортовая система квалифицировала помехи как широкополосные, а не направленные только на их самолеты. Но лучше было перестраховаться.
Задание становилось более интересным, чем он предполагал.
— Давай предпримем все возможные меры радиопротиводействия, — сказал он второму пилоту. — Я хочу изолировать район цели, как только мы войдем в зону действия постановщиков помех, а затем произведем другой расчет дальности цели. Проверь, есть ли помехи на цифровой линии спутниковой связи.
Второй пилот предпочел визуальную проверку результатов определения координат района цели вблизи горизонта, полученных путем триангуляции засечек с японских разведывательных спутников. Частотные каналы попрежнему превосходно действовали, ясно показывая, что вражеские передатчики помех в первую очередь были нацелены на радиоэлектронные средства наземных войск.
На первый взгляд изображение промышленного объекта казалось таким же скучным и неинтересным, как вчера вечером, когда Зидерберг составлял план операции: склады, подходы к ним, заводы, брошенные пустые цистерны из-под горючего.
— Подожди, — сказал Зидерберг. Он нажал на кнопку, чтобы остановить движущееся изображение. Он сидел, подняв голову вверх, как будто бы увидел отличную пернатую дичь.
— Что за чертовщина?
Он пристально смотрел на изображение транспортного вертолета, возникшего на экране, стараясь определить его тип. Было очевидно, что самолет был не советского производства. Он был уверен, что раньше видел такой тип машины в каком-то журнале или на лекции по новой технике, но он не мог вспомнить ее названия.
— Видел ты когда-нибудь их раньше? — спросил он второго пилота.
— Нет, сэр. Мне кажется, я таких раньше не видел.
— Она одна?
— Я вижу только одну.
— Черт возьми, в чем дело? — Он чуть было не пропустил эту машину. Она была тщательно закрыта маскировочной сеткой, напоминающей паутину, которая автоматически выдвигалась из скрытых отсеков в верхней части фюзеляжа. Такая сетка впервые была использована американцами.
— Боже всемогущий, — сказал тихо Зидерберг. — Это американцы, чтоб им пусто было.
На минуту в кабине наступило молчание. Затем штурман высказал свое мнение по линии внутренней связи:
— Может быть, русские решили купить американскую систему?
Зидерберг быстро рассчитал время и расстояние между самолетом и точкой сбрасывания бомб.
— Ну что же, — сказал он, как бы продолжая размышлять, — они убедятся, что это было чертовски неудачное вложение капитала.
3
3 ноября 2020 года
Дейзи устало всматривалась в свое отражение в зеркале туалета. Она была рада, что Тейлор не мог видеть ее сейчас. Грязные волосы были собраны в пучок, и от этого кожа на лице выглядела еще хуже. После больших нагрузок или сильного переутомления она всегда выглядела ужасно. Дейзи умылась, к ней вернулась бодрость, но выглядеть лучше она не стала. Быстрым движением она нанесла грим, хотя никогда не умела это делать хорошо.
Все присутствующие в комнате ликовали. Президент, в предвыборной программе которого почти никакого внимания армии не уделялось, был сейчас похож на ребенка, только что нашедшего новую великолепную игрушку. Он задавал множество вопросов, и собравшиеся члены Комитета начальников штабов старались оттеснить друг друга и ответить на них. Боукветт был на вершине славы. Новых сообщений от разведки, очевидно, не поступало, а первые отчеты о ходе боя и изображения района боевых действий свидетельствовали о том, что операция проходила очень успешно, хотя силы США все еще вели военные действия на-территории Средней Азии. Ни одного сообщения о боевых потерях американцев до сего времени не поступило, и председатель Комитета начальников штабов запрашивал разведывательные станции каждые несколько минут, стараясь проверить полученные сообщения, так как был не в состоянии поверить в масштабы успеха своих войск. Председатель несколько раз пожимал руку Боукветту, поздравляя его с успешным проведением разведывательных, подготовительных операций.
— Вот так должна работать разведка, — сказал председатель, улыбнувшись своей обычной улыбкой деревенского паренька.
Боукветт отозвал Дейзи в сторону. Он недавно принял душ, поел и одел чистую рубашку из великолепного белоснежного хлопка. Забыв о том, как ужасно она выглядит, Дейзи решила, что Боукветт собирается предложить ей что-то вроде небольшой неофициальной вечеринки по поводу одержанной победы. Но он только сказал:
— Только ради Бога, Дейз, ни единого слова об этих "Скрэмблерах". Они счастливы, как дети в кондитерском магазине. Они совершенно забыли об этом, и нет необходимости навлекать лишние неприятности на наше управление.
Несмотря на все старания, разведка США не смогла получить никакой дополнительной информации о "Скрэмблерах".
— Может быть, это очень важно, — сказала Дейзи. — Мы все еще о них ничего не знаем.
Боукветт повысил голос. Однако совсем чуть-чуть, стараясь не привлекать ненужного внимания к их разговору.
— Никому ни единого слова, Дейз. Считай, что это приказ. — Он покачал головой. — Боже, и не становись похожей на старую деву. Все будет в порядке.
Он опять повернулся к одной из штатных сотрудниц Совета национальной безопасности, офицеру военно-морского флота, одетую в плотно облегающую военную форму, не скрывающую достоинств ее фигуры. "Возможно, — подумала Дейзи с обидой, — они собираются вместе поразвлечься".
Президент решил, что ему совершенно необходимо поговорить с Тейлором во время боевых действий и поздравить его. Тейлор всем своим тоном давал ему понять, что у него есть куда более важные дела, однако президент не обратил внимания на звучащее в голосе Тейлора нетерпение. Признательность благодарной нации…
Дейзи пришлось выйти из комнаты. Она быстро пошла по коридору, прошла мимо часового и направилась в туалет. Она готова была вот-вот расплакаться. Толкнув с силой дверь, она вошла в туалет, заперлась в кабинке и разрыдалась.
Что-то ужасное творилось у нее внутри, какой-то злобный зверь скрывался в ее сердце и упорно повторял, что все эти празднования в зале были непростительно преждевременными.
Нобуру пристально смотрел на изображение на большом центральном экране и старался изо всех сил сохранить спокойное выражение лица. Вокруг него офицеры штаба кричали что-то в микрофоны, обмениваясь последними новостями из одного конца комнаты в другой, или сердито требовали, чтобы все замолчали, так как они ничего не слышат. Нобуру еще никогда не видел, чтобы в его штабе творилось что-нибудь подобное. И никогда раньше он не видел такого изображения, которое сейчас как бы поддразнивало его с экрана главного монитора.