Мы шептались и переглядывались. Все теряли любимых. Почему именно она скорбит и плачет? Почему именно она должна отличаться от нас?!
– Я знаю, это тяжело… – произнесла Линдалфа. В воздухе повисло невысказанное «но».
Любовь не может быть такой горячей. Любовь не должна так дорого стоить.
Ты обретешь опыт, Ливиза, подумала я. В точности как остальные. Ты, в конце концов, научишься.
Я смотрела на нее с неким подобием торжества, уверенная в своей правоте, когда Ливиза встала и снова перевернула все с ног на голову.
Она смахнула слезы с глаз и отошла от меня. Протиснулась мимо Форчи, как мимо неодушевленного предмета. Мы покорно потрусили за ней. Ливиза подошла к фургону, перезарядила винтовку и направилась по склону холма в сторону скалы.
– Она не туда идет!
– Смотрите! Что она делает?
Форчи окликнул Ливизу и, не дождавшись ответа, повернулся ко мне:
– Следуй за ней!
Я заржала, призывая подругу подождать, и стала спускаться вниз.
Ее решительный топот перешел в рысь, а потом в странный летящий, хаотический галоп. Стук копыт громом отдавался от камней. Она мчалась вперед, рискуя сломать ногу. Я снова издала тихий крик, задержавший Ливизу не больше чем на мгновение. У подножия скалы она застыла, подняв клубы пыли. И прицелилась в голову раненого Кота. Легкий ветерок донес до меня ее слова:
– Почему бы нам не обойтись без хищников?
– Предки уничтожили мир, – простонал Кот, не открывая глаз.
Я наконец добралась до них.
– Ливиза, уходи, – взмолилась я.
Кот с трудом сглотнул слюну:
– Они убили хищников.
Казалось, все его слова начинаются рычанием.
Ливиза словно застыла. Я встала рядом с ней и продолжала умолять уйти, оставить в покое Кота. Но она вдруг сунула мне винтовку:
– Пристрели его, если шевельнется.
Я ненавидела винтовки. Мне всегда казалось, что они взорвутся у меня в руках или сшибут на землю при отдаче. Я знала: оружие в руках делает тебя мишенью. К чему мне ее винтовка? Я всего лишь хотела оказаться рядом с остальными. В безопасности!
Я в страхе заржала.
Ливиза стала взбираться обратно на холм.
– Я вернусь, – предупредила она, не оглядываясь. Я осталась наедине с Котом.
– Просто убей меня, – неожиданно попросил Кот.
Воздух почернел от его крови. Во мне все затряслось и онемело. Над головой реяли стервятники, и я была уверена, что с минуты на минуту появятся другие Коты.
Поднимись на скалу, велела я себе, но не смогла двинуться с места. Я взглянула на тропу.
Наконец Ливиза вернулась с другой винтовкой и мотком веревки.
– Больше никогда не делай со мной такого! – всхлипывала я.
Ливиза имела свирепый вид: грива встопорщена, зубы ощерены.
– Если хочешь жить, терпи, – велела она. Мне показалось, что ее слова обращены ко мне.
– Что ты еще придумала?
В этот момент я возненавидела ее. Возненавидела ее стремление вечно удивлять.
Она связала сначала передние, потом задние лапы Кота, после чего прикрутила все четыре конечности к туловищу животного. Когда она вцепилась Коту в пасть, я взвизгнула. Но она принялась обматывать его морду веревкой. Кровь сочилась сквозь петли и проступала на них причудливыми узорами. Кот снова застонал и закатил глаза.
И тут, о-о… тут Ливиза села на землю и втащила Кота себе на спину! Обернулась и устроила его так, чтобы он лежал на боку. И вдруг обратилась ко мне:
– Полагаю, нет смысла просить тебя о помощи?
Я ничего не ответила. Все это было так неслыханно, что не пробудило во мне никаких чувств. Даже страха.
Медленно, опершись на передние ноги, Ливиза встала. И покачнулась под тяжестью Кота. Тот зарычал и вонзил в нее огромные когти, что помогло ему удержаться на месте. Ливиза с трудом начала подниматься по холму. По спине поползли кровавые ручейки. Я подняла глаза. Все столпились на выступе гребня. Слов у меня не было. Я забыла все слова. Просто тупо и молча шагала за Ливизой.
Когда мы подошли ближе, весь табун, все до единого, включая ее названую мать Алез, образовали стену из опущенных голов.
– Они нападут на нее! Захватят и сожрут! – постоянно жаловалась я Грэме.
Она на ходу положила голову на мою холку.
– Если кто-то и способен устоять в одиночку против Котов, так это Ливиза.
С вершины холма открывался прекрасный вид. Форчи поднялся на дыбы, заржал и стал месить копытами воздух. Возницы повернули налево и образовали круг.
– Щиты! – приказал Вожак.
Мы все начали сгружать щиты, заслонявшие нас от ветра, и загородили фургоны, чтобы получилось подобие крепости. Я то и дело оглядывалась в поисках Ливизы.
Наконец, уже в сумерках, она появилась, волоча за собой повозку с Котом. На ее холке засохла пена. Она выглядела уставшей. Голова клонилась вниз, словно ее обладательница была в чем-то виновата.
Добравшись до нас, Ливиза остановилась. В гриве запутались шипы и сухие ветки.
– Он связан. И очень ослаб, – сообщила она.
Форчи гневно фыркнул и стал бить копытом.
– Думаешь, кто-то сможет заснуть, когда в нашем кругу стоит кошачья вонь?
Ливиза вздрогнула.
– Он говорит, что другие Коты его убьют.
– Ну и пусть! – воскликнул Форчи.
Ливиза, не ответив, повернулась и оттащила повозку от лагеря. Форчи на миг оцепенел, но, тут же придя в себя, приказал:
– Аква, присмотри за подругой!
Видно, что-то в его словах не понравилось Грэме, потому что она пошла со мной. Шагая к повозке, мы тесно прижались друг к другу, от плеча до бедра, ища поддержки и утешения.
– Она снова вспоминает случившееся с Грассой, – пояснила Грэма.
– Грассой?
– С ее матерью. Она видела, как ее разорвали. Помнишь?
– Ах, да, прости.
Я изобразила смешок. Смешок, которым вы маскируете смущение. Извиняете собственную забывчивость. Забывчивость по отношению к мертвым, вызванную стыдом и необходимостью не осложнять себе жизнь.
– Похоже, ты запамятовала, как нелегко ей жилось в молодости. И все из-за тебя, – съязвила я.
Грэма виновато опустила голову.
– Знаю, – прошептала она.
Грэма всячески старалась унизить Ливизу, пока та не сцепилась с ней, хотя была на два года моложе.
Пожалуй, не стоит вспоминать прошлое.
Ливиза уже уселась в фургон, не поев и не выпив ни капли воды. Ее взгляд перебегал с меня на Грэму.
– Грэма, ну конечно, как благоразумно с твоей стороны. Аква, лови!
Она бросила мне что-то, и я инстинктивно поймала предмет зубами. Это оказалась пуля, густо перемазанная засохшей кровью Кота, и я сплюнула ее в траву.
– Форчи не похвалит тебя за такое. Он всегда требует, чтобы мы собирали металл. Грэма, дорогая, не могла бы ты принести нам настоя коры, болеутоляющего и ниток?
Шкура Грэмы конвульсивно дернулась, но она послушно кивнула:
– Да, конечно.
Ливиза повернулась и швырнула ей винтовку.
– Будь осторожна! Я тоже держу оружие наготове.
Грэма подняла с земли пулю и порысила назад. Я чувствовала себя совершенно беззащитной, но не могла сесть в фургон рядом с этой тварью. Ливиза встала на дыбы, оглядывая лагерь. Когда Грэма вернулась, неся узелок, ноздри Ливизы дернулись.
– Они здесь, – объявила она.
Грэма забралась в фургон. За его бортами не было видно Кота. Но я заметила, как глаза Грэмы широко раскрылись, а грива встала дыбом. Однако она совладала с собой, уселась и принялась обрабатывать раны пленника. Стоны Кота сотрясали доски фургона.
Хвост Ливизы ходил ходуном. Теперь и я чувствовала запах: Коты были повсюду, и их смрад лентами полз со склонов холмов. Закат горел лесным пожаром, а облака, похожие на цветы, окрасились в нежные тона. Грэма спокойно зашивала рану. Ливиза опустилась на передние ноги, по-прежнему обводя взглядом пастбище.
– Кстати, это Кошка. Ее зовут Мэй, – внезапно сообщила Ливиза. «Мэй» на обоих языках означало «мать».
Кошка издала рычание. Ррргхду. «Ригаду». «Спасибо».
Ливиза нежно заржала, призывая меня идти к ней. В безопасное место. Я, не задумываясь, прыгнула вперед, но тут же оцепенела. Кошачий запах стал неодолимым барьером.
– Садись в повозку, – велела Ливиза заботливо, как мать.
Настал Жуткий Час, когда мы ничего не видели. Ночь залита молочным светом, но когда небо полыхает, а земля черна, контраст так велик, что мы теряем зрение. Ливиза наклонилась и укусила меня за шею, словно подгоняя.
Я уже садилась в фургон, когда из темноты донесся низкий рык, сложившийся в слова:
– Сначала мы заставим Лошадей съесть тебя!
Ливиза отпустила меня, чтобы издать предупреждающий вопль. Сообщить остальным. Я попыталась вломиться в фургон.
– А пока ты вопишь, мы откусим эти восхитительные ноги!
Я ощутила боль от когтей, вонзавшихся мне в ноги, и истерически заржала. Прямо над ухом раздался взрыв, оглушивший меня. В воздухе запахло пылью.
Ливиза! Как она смогла видеть в темноте? Как смогла весь день ходить на задних ногах?!
Она взяла смоляную лампу, приоткрыла клапан, и темноту прорезал тонкий луч света.
– Целься в глаза, – велела она.
Мы узрели множество желтых глаз – узких, мерцающих, злобных. Гипнотизирующих. Десять, пятнадцать пар… сколько их было? И сколько пыталось прорваться к фургону?
Грэма и Ливиза открыли огонь. Я была безоружна. И жаждала бежать, умоляя о помощи.
Несколько глаз закрылись и исчезли. Я взглянула на Мать-Кошку. Она свернулась калачиком и зажмурилась. Обезумев, я принялась пинать ее, словно она угрожала моему ребенку.
Солнце зашло.
Наконец мы услышали боевой клич и громовой топот. Ливиза укусила меня за холку и бросила на пол фургона. Мой нос уткнулся в лужу кошачьей мочи. Я прислушивалась к выстрелам и свисту пуль. Наши кобылы яростно палили в пустоту. Вслепую. Почему они не способны ничего разглядеть?!
– Приверни этот чертов фитиль! – завопил Форчи.
Ливиза послушно выполнила приказ. В молочном свете сумерек наши африрадоры целились более метко. Я скорее чувствовала, чем слышала шорохи, удары пуль, разрывающих плоть, шелест лап в траве. Перегнулась через борт фургона и увидела, как Коты отходят, скользя вверх по склонам, прячась за скалами. Я легла и присмотрелась к Матери-Кошке. Она по-прежнему не открывала глаз и дрожала мелкой дрожью. Видано ли, чтобы Кошка боялась?!
Мы по-прежнему обоняли их. По-прежнему слышали.
– Все вы, назад в круг! – скомандовал Форчи. – И ты тоже, Ливиза!
– Не могу, – устало фыркнула Ливиза.
– Ливиза! Это настоящие Коты! Они обязательно вернутся! – вскричала я. – Что тебе до нее?!
– Именно я сделала это с ней, – пояснила Ливиза.
– Почему другие Коты хотят ее убить? – спросил Форчи.
– Бешшшшчестье, – промурлыкал низкий голос сквозь обломки зубов.
У нас мороз прошел по коже. Никто не произнес ни слова.
– Ешшшще я шлишком много болтаю, – добавила Мать-Кошка.
Кажется, я расслышала смешок?!
– Чува скучает по тебе. Хочет видеть свою названую маму, – взмолилась я. – Мне недостает тебя. Ливиза, пожалуйста, вернись!
Форчи приказал мужчинам дать ей третью винтовку и патроны.
Грэма вопросительно уставилась на меня, но я сделала вид, будто не заметила. Насколько мне известно, Форчи велел нам идти назад. Меня все еще трясло от страха. Грэме хорошо рассуждать: не она ощутила, как острые когти вонзаются в ноги!
На обратном пути Грэма то и дело кусала мою холку, как мать, наказывающая непослушное дитя.
Мы устроились под фургоном, за щитовыми стенами. Чува втиснулась между нами. Никто не мог уснуть хотя бы на два часа. Мы рыли копытами землю, вышагивали взад-вперед. Я встала, выглянула и увидела, как Ливиза несет бессонную вахту.
На рассвете, когда мы снова теряли способность видеть, опять раздались выстрелы. Я выбралась из-под фургона и выглянула из-за щитов.
Непроницаемая белизна, непроницаемая темнота, а посредине лампа – сияющая, как второй восход. Я ничего не видела, кроме клубящегося дыма и желтой пыли. И Ливизу, скорчившуюся за бортом фургона, временами приподнимавшуюся, чтобы выстрелить в очередной раз.