— Я — Одиссей, Лаэрта сын, глава Итаки, — сказал Одиссей, явно пытаясь косить под предыдущих ораторов. — Богоравный Агамемнон, ты верховодишь нашим войском, поэтому вопрос тебе. Каков наш план?
— Наш план, о хитроумный Лаэртид? Мы плывем на Трою!
— А дальше?
— А дальше мы захватим побережье.
— А дальше?
— А дальше будем Трою штурмовать!
— Хороший план, — одобрил я. Одиссея явно надо было поддержать. По крайней мере, чтобы его голос не звучал гласом вопиющего в пустыне. — На выполнение уйдет лет десять.
В шатре засмеялись. Смеялись не от души, не в голос, сдерживаясь, кое-кто просто прыснул в кулак. Но и это взбесило вождя вождей.
— Что хочешь ты сказать, мудрейший Одиссей? — Меня он решил просто игнорировать.
— Ответь мне, богоравный Агамемнон: велик ли город Троя? Могуч ли крепкостенный Илион?
— Могуч.
— Сравним ли он с Микенами твоими?
— Как смеешь ты…
— Я говорю лишь о размере, — поспешно добавил Одиссей.
— Размерами сравним.
— А у Микен есть флот?
— Великий, больше сотни кораблей. — Агамемнон никак не мог понять, к чему клонит хитроумный сын Лаэрта.
— И у Приама кораблей не меньше, — сказал Одиссей. — Где будет этот флот, когда мы побережье будем штурмовать? Скажу. Он свалится нам в тыл, троянцы будут бить нас с берега и с моря.
— Не будут. Флот стоять в порту их должен. Троянцы скоро так войны не ждут.
— Троянской армией командует сам Гектор?
— Да, Приамид — троянский лавагет.
— Я слышал, он велик как воин.
При этих словах на своем месте встрепенулся молчавший до сих пор богоравный идиот Пелид, но Диомед придержал его за руку, и Ахиллес застыл как истукан.
— Велик, — нехотя признал Агамемнон.
— И тонкий тактик он, и грамотный стратег?
— Возможно.
— Тогда почему ж ты полагаешь, что крепкостенный Илион войны не ждет? Если Гектор хорош хотя бы в треть того, что говорят о нем, его лазутчики повсюду и знает он о наших планах.
— Пусть знает. Мы сметем его ряды!
Вот такая ситуация. Илион должен быть разрушен, все остальное побоку. Включая доводы разума.
На Трою! За Родину! За Агамемнона! За ахейскую власть!
Что-то я становлюсь слишком циничным.
Обычно это происходит, когда мне что-то сильно не нравится.
Потом, много позже, когда спровоцированный Одиссеем грандиозный скандал уже утих, я сидел на берегу, запрокинув голову к звездному небу, и старался понять, что же именно произошло в шатре совета.
Я мог понять Одиссея с Диомедом, тщательно подготовивших свое выступление, ибо они не жаждали этой войны и, коли уж ее было не избежать, стремились свести потери к минимуму, призывая Агамемнона задуматься.
Я мог понять алчущего крови Менелая.
Я мог понять Агамемнона, сметающего все возражения и желающего воцариться не только в Микенах, но и в Малой Азии.
Вызывала некоторое удивление эскапада Нестора. Чего он хотел добиться, дразня Менелая? Он стар и опытен, он должен прекрасно понимать, что Менелай тут не главный и что поединок с Парисом не устроит Агамемнона и прочих собравшихся здесь воинов ни при каком раскладе. Тогда зачем он подставляется, идя наперекор вождю вождей? Сбрендил на старости лет? Сильно в этом сомневаюсь.
Такие люди, как Нестор, хитрые, расчетливые, они и умирают в здравом уме и твердой памяти. И никогда ничего не делают просто так.
Почти неслышно ко мне подошел Одиссей. Меня здорово удивляет способность таких неуклюжих на вид людей передвигаться тихо и бесшумно. Будь на моем месте кто-нибудь другой, сын Лаэрта остался бы незамеченным, пока не заговорил.
— Ну и как тебе наша богоравная склока? — спросил он, присаживаясь на корточки.
— Я не понял цели, с которой был созван это совет, — сказал я. — Если это сборище может называться советом. Решения приняты, цели определены, роли расписаны.
— Просто еще один шанс остаться в истории, — сказал Одиссей. — Что ты думаешь о Несторе?
— Я еще не пришел ни к каким выводам. Его поведение… странно. А что думаешь ты?
— Нестор меня пугает, — сказал Одиссей. — Выпьешь вина? Я принес с собой.
— Ты принес и чаши?
— Конечно. Ведь мой лучший друг — Диомед.
Я улыбнулся. Одиссей налил в чаши вина, мы выпили без тоста, плеснув немного на землю по древнему обычаю — как подношение богам.
— Так что с Нестором? — спросил я.
— У нас тут вроде как армия, — сказал Одиссей.
Сначала я подумал, что Лаэртид решил сменить тему, но потом вспомнил о его манере разговаривать. Он отвечал на поставленный вопрос, заходя издалека, исподволь рассказывая о том, что именно его беспокоит.
— Но самая странная армия из всех, что когда-либо видел этот мир. Армия, в которой нет согласия среди командиров, каждый из которых преследует свои собственные цели. Скажи мне, чего больше всего хочет наш славный вождь вождей?
— Власти, — ответил я.
— А его младший брат?
— Власти для старшего брата и мести для себя.
— А чего хочет могучий сын Теламона?
— Драки.
— А чего хочет этот критский пират Идоменей?
— Добычи.
— Ахилл?
— Славы.
— Чего хочу я?
— Это очень просто. Ты хочешь вернуться домой.
— А Диомед?
— Вина.
— Диомед всегда хочет вина. А теперь скажи мне, чего от этой войны хочет Нестор?
— Не знаю.
— И я не знаю, — сказал Одиссей. — Именно это меня и пугает в нашем старце. Нестор для меня опаснее Агамемнона. Атрид умен, тщеславен, горд, властолюбив и точно знает, чего он хочет. Но все вокруг знают, чего он хочет, и, значит, Агамемнон предсказуем. То же, что желает для себя Нестор, для всех остальных остается загадкой, и, пока мы ее не разгадаем, пилосец непредсказуем. Многие склонны недооценивать пожилых людей. Старик, говорят они, одной ногой в Аиде. Чего от него ждать? Он может быть советчиком, мудрецом, человеком, с чьим мнением принято считаться, но мало кто ожидает, что этот старик способен хотеть чего-то и для себя.
— Извини, Лаэртид, но ты рассуждаешь о людях так, словно тебе предстоит сражаться против них, а не с ними плечом к плечу. Так говорят о врагах, но не о союзниках.
— Я не искал этого союза и не скрываю, что дал бы многое, лишь бы не оказаться на этой войне. Я видел Трою. Это обычный город, в котором живут нормальные люди. Единственная их вина в том, что они не захотели склонить головы перед Агамемноном.
— Ты сам ее склонил.
— Итака — маленький остров и не может себе позволить иметь такого врага, как Микены. Золотые щиты Агамемнона вырежут всех моих подданных в течение одного дня. Троя ни в чем не уступает Микенам. И я уважаю Приама и Гектора за то, что они сумели выбрать свободу.
— Тот, кто выбирает свободу, должен быть готов выбрать и смерть.
— Это верно, Викторид. Но я… я до сих пор не вижу в троянцах своих врагов. Единственный троянец, кого я действительно ненавижу, — это Парис. Именно он поджег костер, в котором мы все можем сгореть.
— Только Парис? А Елена?
— Я не воюю с женщинами, — сказал Одиссей.
— Но все знают, что похищение — лишь повод. Если бы не было Париса, Агамемнон придрался бы к чему-нибудь еще.
— Возможно, ему пришлось бы ждать случая много лет. А так… ты знаешь, я хочу, чтобы эта война поскорее закончилась. Неважно чем, главное, чтобы это произошло быстро. Мы победим? Хорошо, добудем славу и добычу. Мы проиграем? Тоже неплохо, великий город останется стоять, а Агамемнон получит щелчок по носу. Но я знаю, что боги смеются над моими надеждами. Эта война затянется надолго.
Вино мы допили в молчании.
Дэн
— Какого дьявола тут происходит?! — возопил Макс, едва мы просмотрели запись собрания.
— Нормальные парни, — сказал я, закуривая. — Собрались, поговорили.
— Поговорили? Кто дал право твоему Трэвису брать слово на этом собрании?
— Полагаю, он действовал по обстоятельствам.
— А кто дал ему право разглашать информацию об их будущем?
— Что-то я не помню такого момента.
— Он ясно дал всем понять, что война продлится десять лет.
— Это было сказано в шутку, — сказал я. — И все восприняли это как шутку. Они же смеялись.
— Он не должен говорить вообще. Он может сболтнуть что-нибудь еще.
— Расслабься, — посоветовал я.
— Одиссей не хочет воевать, это все знают. Он косил под сумасшедшего, теперь он строит из себя стратега и пытается навязать Агамемнону свою точку зрения. Но какого черта Трэвис его поддерживает?
— Потому что Одиссей прав. Троянский боевой флот в полной готовности.
— Но какого черта твой Алекс ему поддакивает? Кто дал ему право вмешиваться? Он что, хочет сорвать нам эту войну?
Я отметил в его высказывании словечко «нам», но виду не подал.
— Никто не сможет сорвать эту войну, — сказал я. — Разве что сам Зевс.
Как ни странно, отплытие греческого флота произошло довольно обыденно. Не было плохой погоды и жуткого шторма, и никто не требовал от Агамемнона принести в жертву собственную дочь. (Кстати, думаю, что, если бы от тирана потребовали такую жертву, он не колебался бы ни секунды.)
Ахейцы деловито свернули лагерь, погрузили свои пожитки на корабли, столкнули корабли в воду и отчалили в сторону Трои.
Кстати, богоравный Пелид настоял, чтобы в Троаду полковник Трэвис плыл на его корабле. Наверное, хотел использовать дар Алекса в своих целях.
Хотя это я вру. Не в даре дело. Ахилл жаждал славы и всемирного признания, а Алекс по легенде был наблюдателем из другого государства, который мог бы разнести славу о подвигах Ахилла далеко за пределы Греции.
Никто не решился спорить с богоравным, даже сам полковник Трэвис. Думаю, ему было наплевать, с кем именно плыть в Трою. Тем более что мистер Картрайт настаивал на близком знакомстве засланного нами в прошлое агента с сыном Пелея.
Война начиналась.
Часть вторая
ВОЙНА
ГЛАВА 9
Дэн
Макс выглядел свежим и отдохнувшим, еще бы — он только что вернулся из города, где провел весь уик-энд. Поскольку руководство посчитало, что во время плавания ничего интересного не произойдет, персоналу дали послабление, и даже главный режиссер на пару дней бросил проект.
Максу отдых явно пошел на пользу. В последнее время он был усталым, бледным и хмурым, глаза покраснели от недосыпания и постоянного общения с монитором, а кашель курильщика давал о себе знать все чаще, несмотря на новомодные таблетки.
Мне тоже предлагали взять пару отгулов, но я отказался. Не знаю почему.
Все вокруг были уверены, что в густом тумане, опустившемся чуть ли не на все морское пространство между ахейским и троянским берегами, флоты противника никогда не найдут друг друга. Ссылались на Гомера.
Говорили, что после нескольких дней плавания в тумане Гектору надоест эта затея с продажей флота подороже, он развернет свои корабли и прибудет в Троаду, на пару дней опередив ахейцев.
Ну не было во время Троянской войны никаких морских сражений, не было.
Ага.
Не было.
Будут.
— Здорово, Данила! — проорал наш главный режиссер с самого порога моего кабинета. У него было очень хорошее настроение, если он вспомнил мое русское имя. — Выглядишь дерьмово.
— Зато ты цветешь и пахнешь, — сказал я.
— А то, — самодовольно сказал он. — Знал бы ты, чертяка, как это приятно — на целых два дня забыть об этих шлемоблещущих и щитамибряцающих воинах и всех их интригах. Я прекрасно провел время, сходил в кабак, позанимался сексом, поиграл в баскетбол, пообщался с народом…
— И что народ?
— Чудит, — сказал Макс. — Ты можешь себе представить, что в наш просвещенный век еще есть личности, которые не знают, чем закончилась Троянская война?
— Могу, — сказал я. — Можешь посмеяться, но одна из таких личностей сейчас перед тобой.
Улыбка сползла с его лица.
— Видя твою гнусную рожу, — сказал он, — мне что-то совсем не хочется смеяться. Что там стряслось?
— Сам посмотри, — сказал я. — Вот данные за последние два часа.
И я включил просмотр.
Реалити-шоу «Троя»
Ахейский флот. Восьмой день плавания
Троянский флот обрушился на ахейцев вместе с рассветом.
Туман, господствовавший над морем всю прошлую неделю и вынуждавший моряков ориентироваться исключительно по звуку, чудесным образом рассеялся, и, когда солнце отразилось в Средиземном море, противники узрели друг друга.
Их разделяло расстояние трех копейных бросков.
Прямое столкновение, которого всеми силами старался избежать Гектор, стало неизбежным. Троянцы просто не успели бы развернуть свои корабли и скрыться за горизонтом, как их настигли бы жаждущие крови ахейцы.
Можно сказать, что троянцам катастрофически не повезло.
Вместо того чтобы ударить в крыло ахейского флота или топить отставшие корабли, благодаря капризам погоды они вышли прямо на ударную группу Агамемнона.
Полковник Трэвис
Такого не было ни в одном мифе.
Троянский флот обнаружился на рассвете, когда утренний ветерок наконец-то разогнал утомивший всех туман. Троянские корабли были так близко от нас, что вполне можно было сосчитать количество их весел. Не знаю, как мы не услышали их ночью, должно быть, туман гасил и звуки тоже.
Все-таки Агамемнон — дурак. Одиссей с Диомедом спорили с ним до хрипоты, с пеной у рта доказывали, что растягивать флот неразумно, что нужно уменьшить дистанцию между кораблями и идти более кучно, но вождь вождей ничего не хотел слушать. Он не верил ни в мой «дар» видеть на расстоянии, ни в стратегические способности Лаэртида с Тидидом.
Втемяшилось, видите ли, в его царственную голову, что флот под его командованием настолько велик, что должен занимать пространство от горизонта до горизонта, дабы вождю вождей, идущему в центре, было видно лишь море парусов. Отсюда и столь странный боевой «порядок».
Сторону несогласных вождей принял лишь Нестор, и то, думаю, только потому, что готов был поддержать любое высказывание в пику Агамемнону. Игра старца по-прежнему оставалась для меня загадкой.
Одиссею доверили левый от босса горизонт, Диомеду, чтобы не выпендривался, — правый.
А Нестора отправили вперед.
Естественно, место в авангарде занял и Ахиллес, который жаждал первым высадиться на берег Троады и заграбастать всю славу. Поскольку мне пришлось плыть на его корабле, флотом ахейцев я мог полюбоваться только с кормы.
Если раньше впереди было лишь море, то теперь там были еще и троянцы.
Мечта Ахиллеса сбылась. Мы первыми приняли удар.
— Мой господин! — крикнул Эвдор, размахивая руками.
Эвдор был из числа мирмидонцев и выполнял у Ахиллеса обязанности чуть ли не доверенного оруженосца. Ему было под сорок, плотный, коренастый, черноволосый. В одном из многочисленных сражений, из которых состояла его жизнь, он лишился левого уха, а лицо его «украшал» длинный уродливый шрам. Удивительно, что оставивший этот шрам удар миновал правый глаз мирмидонца.
Я посмотрел в указанном Эвдором направлении. По левому борту на нас надвигался троянский корабль.
Основная группа троянских судов миновала нас и сцепилась с кораблями Нестора. На нашу долю достался только один.
Зато он был больше корабля Ахилла раза в три. Его верхняя палуба была на одном уровне с нашей мачтой.
Флагман?
— Гребите! — заорал Ахилл.
В левой руке Пелида был меч, в правой — копье. Щита при нем не наблюдалось, доспехами он тоже пренебрег, хотя времени их надеть у него было достаточно. Патрокл, например, стоял полностью снаряженный.
Феникс прятался в каюте.
Я понимал, что и мне не миновать схватки, потому нацепил подаренный мне Лаэртидом панцирь и повесил на пояс меч. Конечно, это не моя война, но становиться ее жертвой мне не хотелось.