Ветер над яром
Сборник фантастики
Повести, Рассказы
МОСКВА
“МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ”
1989
ОТ СОСТАВИТЕЛЯ
Мне хотелось начать предисловие так: на недавнем семинаре “Борисфен-88” Всесоюзного творческого объединения молодых писателей-фантастов (ВТО МПФ) при НПО ЦК ВЛКСМ “Молодая гвардия”, который проходил в Днепропетровске в октябре 1988 года… и так далее. Четко и вполне канонически.
Но оказалось, что каноны придется нарушать, как были нарушены они в стенах “Молодой гвардии” 18 мая 1988 года самим появлением на свет ВТО МПФ, и обо всем, что произошло с тех пор, как и вообще о ВТО, надо говорить — совсем недавно.
Но так недавно образованное объединение, собрав за неполный год под свои знамена более двухсот молодых авторов, работающих в жанрах фантастики и приключений, успело немало.
В июле 1988 года ВТО МПФ в Ташкенте был проведен первый всесоюзный семинар молодых писателей-фантастов. Их знакомство с узбекской фантастикой, творчеством молодежи республики и друг друга оказалось и интересным, и результативным — из отобранных редколлегией рукописей составлены два сборника. Сборники эти едва успели уйти в набор, как спустя всего три месяца, 23 октября, в Днепропетровске на открытии семинара “Борисфен-88” собрались семьдесят девять молодых фантастов и активистов движения клубов любителей фантастики из тридцати пяти городов страны: из Тбилиси и Одессы, Новосибирска и Харькова, Омска и Ташкента, Чернигова и Калининграда, Киева и Волгограда. Приехали они уже не просто “людей посмотреть — себя показать”, но и обсудить многие проблемы фантастики и, конечно, поучиться мастерству.
А учиться было у кого. Опыт руководителей “Борисфена-88” Р.В.Чекрыжовой, Н.К.Гацунаева, В.В.Головачева, Е.Я.Гуляковского, Э.П.Маципуло, Ю.М.Медведева, Л.Н.Панасенко, их профессиональное чутье, умение работать с молодыми авторами сделали семинар исключительно плодотворным.
За десять невероятно насыщенных дней были рассмотрены редколлегией рукописи не только приехавших участников семинара, но и присланные для заочного ознакомления произведения ста двадцати одного молодого автора! А всего за время существования ВТО МПФ редколлегия ознакомилась с творчеством более пятисот молодых писателей.
Еще год назад считалось, что молодой советской фантастики почти не существует: в критических статьях постоянно мелькали одни и те же восемь — десять фамилий. Днепропетровский семинар не просто открыл ряд новых имен, главное открытие “Борисфена” — новое энергичное поколение молодых творцов с собственным философским взглядом на мир, гражданской позицией, оптимизмом, нетривиальными идеями и огромным желанием писать.
Редколлегией рекомендовано поистине фантастическое количество рукописей, достаточное для пяти солидных сборников. И все эти сборники, благодаря профессионализму редколлегии и поддержке издательства “Молодая гвардия”, уже в производстве.
А перед вами, читатель, один из них.
ПОВЕСТИ
ПОВЕСТИ
Павел Амнуэль
БОМБА ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ
— Чепуха какая-то, — сказал Воронцов.
Льюина он знал. Лично не встречался, но слышал о нем довольно часто. Физик был одним из активистов общества “Ученые за мир”. Дважды его арестовывали во время демонстраций и выпускали под залог. Занимался он теорией элементарных частиц или чем-то подобным. Выступление физика перед студентами по меньшей мере странно. Даже оголтелые “ястребы” сейчас редко позволяют себе такие высказывания, понимая, что политического капитала этим не наживешь. К тому же, студенты — не та аудитория, перед которой стоило бы пропагандировать идеи ядерной войны. Значит, выступление было рассчитано, скорее всего, на кого-то другого. Если человек сегодня выступает за мир, а завтра призывает к войне, тому должна быть серьезная причина.
Воронцов произнес последнюю фразу вслух, и Лев согласно кивнул:
— Если причины личного характера, то это не так интересно. А если есть какие-то другие факторы? Может быть, мы чего-то не учитываем или не понимаем?
— Вы предлагаете мне поговорить с ним? — спросил Воронцов.
— Было бы неплохо, хотя на интервью я не рассчитываю. Но попытайтесь. Главное — соберите сведения. В общем, вы понимаете, чего я хочу.
— Вполне, — кивнул Воронцов.
— Это не к спеху, но, по-моему, очень любопытно.
Любопытно. Как это часто бывает, слово прилипло, и Воронцов повторял его, спускаясь в лифте и перебегая под дождем к машине, а потом выезжая на шоссе Энтузиастов, он еще раз повторил это слово. Действительно, любопытно. Человек призывает уничтожить все живое, включая, естественно, и себя. Он хороший физик, писал в свое время о ядерной зиме, значит, хорошо представляет последствия конфликта.
* * *
“Прежде чем снять скафандр, проверьте — можно ли дышать воздухом этой планеты!” — такую надпись Воронцов увидел как-то в Централ-парке на иллюзионе “Космические приключения”. Он не пожалел денег и пошел смотреть. Это действительно оказалось очень интересно — полная имитация иного мира, настоящий скафандр. Приборы показывали: снаружи смесь хлористого водорода с еще какой-то гадостью. Один посетитель не поверил наставлениям, и Воронцов видел потом, как он заходился в кашле, стоя у ограды аттракциона. Если уж делать гадость, то — добросовестно.
Приезжая в Нью-Скоп, Воронцов, будто в Централ-парке, натягивал на себя скафандр — невидимую психологическую броню, которая постепенно таяла.
В квартире его ждала бумага с уведомлением: арендная плата повышалась на пятьдесят процентов. По местным понятиям квартира была более чем скромной — две комнаты и кухня. Но комнаты были уютными, особенно привлекал Воронцова вид с семнадцатого этажа. Переезжать не хотелось. Воронцов послал запрос в Москву и на другой день получил ответ: “Оставайтесь”.
Для того, чтобы отобрать из хаоса информации о деловой и политической жизни материал для первой корреспонденции, Воронцову понадобилось четыре дня. В департаменте прошла волна перемещений В отставку подали сразу пять министров, президент заявил, что не желает дурных разговоров о правительстве и что ему нечего скрывать. Воронцов дал свой анализ ситуации, написал материал и надеялся, что Лев будет доволен. Материал пошел сразу, и спустя неделю после приезда Воронцов позволил себе, наконец, расслабиться.
Вечер он решил провести в пресс-клубе — здесь заводились знакомства, нащупывались связи, но вести сугубо деловые разговоры считалось дурным тоном. Пошли они вдвоем с Крымовым, корреспондентом АПН. Отправились пешком. Сентябрь в Нью-Скопе выдался довольно прохладным, и воздух был прозрачнее и чище обычного. Разговор вели необязательный, Воронцов больше смотрел по сторонам. Купили в автомате вечерние газеты и постояли, быстро перелистывая страницы. Сенсаций не было. Воронцова привлек материал на шестой полосе — некий Льюин погиб от рук грабителей на перроне подземки. Конечно, это был другой Льюин, но фамилия напомнила о поручении Льва, и Воронцов подумал, что пора уже вплотную заняться физиком.
— Николай Павлович, — спросил он Крымова, — вам знакома фамилия физика Льюина?
— Конечно, — сказал Крымов. — Говорил с ним год назад. Очень приятный человек, но показался немного банальным. Его разговоры не выходили за рамки обычных рассуждений человека, который много смыслит в науке, но полный профан в политике. А я, к сожалению, профан в физике, так что материал тогда не получился.
— Вы читали его последние высказывания?
— Читал и лишний раз убедился, что он недалекий человек. О войне рассуждает так же банально, как и о мире.
— Вы думаете?
— Да, это неинтересно. Льюин не один такой среди ученых. В науке — светлые головы, но в политике путают плюсы и минусы.
— Наверно, не так все просто, — усомнился Воронцов.
— Согласен. Но понимаете, отношение ученых к мировой политике часто определяется не законами политической жизни, а законами тех наук, которыми они занимаются. Льюин, к примеру, убеждал меня, что между государствами одной социальной системы неизбежны силы отталкивания, как между одноименными зарядами. А между государствами с разным строем должны были силы притяжения — заряды-то разноименные. Они, видите ли, притягиваются и уничтожают друг друга. Чтобы этого не произошло, нужны нейтральные частицы-государства, которые и поддержат равновесие. Я спросил его, имеет ли он в виду страны третьего мира. Нет, он имеет в виду нечто другое. Страны третьего мира так или иначе тяготеют либо к капитализму, либо к социализму, то есть тоже заряжены, просто поляризация слабая. А нужны государства вовсе без социальных институтов.
— То есть? — не понял Воронцов.
— Я так и спросил. Объяснить он толком не смог, да и что тут объяснять? Политика сложнее электростатики — вот и все.
— Николай Павлович, — сказал Воронцов, когда они вошли в холл пресс-клуба, — вы уверены, что поняли правильно? Вряд ли он так прост, этот физик. Все же он был активистом движения “Ученые за мир”.
— Иначе понять было трудно К тому же, Алексей Аристархович, мир для такого рода деятелей — понятие немного абстрактное. Как и война. Теоретически он знает, что столько-то ядерных зарядов такой-то суммарной мощности произведут такой-то эффект. А если войны не будет, природа пойдет по такому-то пути. С точки зрения экологии оптимальнее второй вариант. А поскольку высказывать личное мнение — признак смелости, он и высказывает.
— Хотел бы я послушать, как вы это изложите самому Льюину, — усмехнулся Воронцов.
Они прошли в ресторан, заняли столик в глубине за та, и Воронцов огляделся. Портер сидел в дальнем углу с яркой блондинкой лет двадцати пяти. Разговор у них шел серьезный, и Воронцов решил подождать Рассказ Крымова его не удовлетворил. Наверняка речь шла о глубокой перестройке личности, потому что при всей противоречивости мнений ни один уважающий себя ученый или политик не станет бросаться из одного лагеря в другой, если хочет, чтобы его принимали всерьез. А Льюин хотел, чтобы его приняли всерьез. Он будто специально подбирал аудитории потруднее, чтобы отточись аргументы.
Портер встал, пропустив блондинку вперед, направился к выходу. Воронцов разочарованно вздохнул. Однако журналист неожиданно обернулся и остановил взгляд на Воронцове. Тот поднял руку, и Портер кивнул. Теперь можно было подождать — Воронцов знал, то Портер вернется. Он медленно ел, слушая рассказ Крымова о премьере в театре “Улитка”. Режиссер Харрис поставил мюзикл “Буриданов осел”. Шедевр, билет стоит до сотни долларов, попасть невозможно. Говорят, поет настоящий осел. Разевает пасть, и оттуда — да, из пасти! — несутся звуки Говорят, у осла баритон.
Портер вернулся и направился к столику Воронцова.
— Хелло, граф, — сказал он. — Хелло, мистер Крымов.
Крымов пробормотал приветствие, Воронцов поморщился. Он не любил, когда его называли графом, но в местных журналистских кругах это прозвище было популярно. Почему-то фамилия Воронцова четко ассоциировалась с графским титулом. Мало ли было в России других графов? Юсуповых или Шереметевых? Дед Воронцова был рабочим, прапрадед — батраком. Вначале Воронцов пытался объясняться, но это оказалось бесполезно. К тому же, отчество его — Аристархович — действовало безотказно. Аристархом могли звать только графа, но не служащего конторы Госбанка.