Викторов все говорил по телефону. Вернее, он больше слушал, отвечая коротко и с длинными паузами, так что понять, о чем идет речь, было невозможно.
Чтобы не сидеть истуканом за пустым столом, Сокольников попытался найти себе занятие. Открыл дверцу тумбы и поочередно выдвинул все ящики. Там было пусто, дно ящиков застилали чистые листы бумаги. Тогда он задвинул ящики и снова выдвинул, уже в обратном порядке.
— Ты чего ящиками гремишь? — спросил Викторов, положив трубку. — Извини, что я сразу убежал после пятиминутки: очень ждал звонка, боялся, что не застанут меня.
— Ничего, — с жаром сказал Сокольников, — я понимаю!
Викторов внимательно поглядел на него и улыбнулся. Было ему года тридцать два. Смуглое, как у южанина, лицо привлекало не правильностью черт, а выражением полнейшей невозмутимости.
— Александр Семенович, а где канцелярия?
Викторов задумчиво провел рукой по курчавым волосам.
— Давай-ка, брат, на «ты» переходить. Меня Саша зовут. А канцелярия на втором этаже. Одиннадцатая комната. Я тебе покажу.
В канцелярии за деревянным барьером сидела молодая женщина.
— Тоня, это наш новый сотрудник, — сказал Викторов, — выдай ему письменные принадлежности. Пожалуйста.
Тоня немедленно поджала губы и на новичка даже не взглянула. Новые сотрудники ее не интересовали, Сокольников злорадно подумал, что и она его вовсе не интересует. Тоня была некрасивая, с маленькими глазками на толстом лице и одевалась к тому же как-то странно: во все широкое, ярко-красное, зеленое и голубое.
— Бумаги много не дам. — Тоня шваркнула на барьер тоненькую стопочку, несколько карандашей, линейку и ластик. Подумав, добавила еще и авторучку. После этого ушла за сейф в угол комнаты, где у нее был еще один стол.
У кабинета их ждали. Высокий представительный старик в праздничном, но старомодном костюме не спеша расхаживал по коридору.
— Здравствуйте, Александр Семенович, — степенно поздоровался он, и Викторов ответил в тон:
— Здравствуйте, Марк Викентьевич.
Разница в возрасте у них была изрядная, но Сокольников понял, что два этих человека знакомы давно и относятся друг к другу очень уважительно. Ему захотелось, чтобы Викторов представил его старику. Тогда он бы сдержанно наклонил голову и негромко произнес: «Инспектор Сокольников», вступив тем самым на равных в деловое общение серьезных людей.
Но тут зазвонил внутренний телефон, и Викторов пошел к начальнику, оставив их вдвоем. Сидели молча, и если Старику было все равно, с кем и сколько молчать, то Сокольников вновь чувствовал себя очень неловко за пустым столом. Он опять принялся было дергать ящики, но сразу же перестал, едва ему показалось, что уловил насмешливый взгляд старика.
Тут вернулся Викторов и с порога сказал:
— Одевайся, Олег, сейчас едем.
Этого момента Сокольников ждал с самого начала. Даже не с сегодняшнего дня, а гораздо раньше — когда только начал сюда оформляться. Шутка ли — первый выезд на дело!
— Значит, едем на завод «Стройдеталь», — спокойно объяснял Викторов, — снимем там остатки и изымем документацию за последние три года.
— Ясно, — Сокольников кивнул как профессионал профессионалу, но не удержался и спросил: — А зачем?
— Чтобы жуликов поймать, — сказал Викторов.
Стоял мартовский день, пропитанный солнцем и холодом. С карнизов и крыш уже вовсю капало, но горожане пока не торопились расстаться с зимней одеждой.
На завод «Стройдеталь» добрались не на оперативной машине с сиреной, как рассчитывал Сокольников, а на трамвае номер тридцать девять. Потом еще долго шли по раскисшему снегу, перебирались через железнодорожные пути, усыпанные щепой и обрывками коры, пока не очутились перед воротами в длинном голубом заборе. Рядом была еще маленькая дверь в проходную. Туда и вошли.
За окошечком на высоком табурете сидел сторож. Он смерил вошедших строгим взглядом.
— Мы из милиции, — сказал Викторов, и Сокольникова это немного покоробило. Лучше бы Викторов сказал «из ОБХСС».
Сторож взял из рук Викторова удостоверение и поднес к очкам. Сокольников вдруг обратил внимание, какие у него странные очки. Толстенные линзы чуть не на сантиметр выдавались из оправы. Глаза сторожа сквозь них казались совсем маленькими, как через перевернутый бинокль. Удивительно было, как он вообще с таким плохим зрением мог что-то разобрать.
Дирекция размещалась недалеко от проходной в древней деревянной халупе. Впрочем, изнутри халупа выглядела несравненно более привлекательно, а кабинет директора, отделанный панелями под красное дерево и обставленный мягкой мебелью, вообще мог при желании сойти за министерский.
Хозяина кабинета звали Шафоротов В. И. — об этом Сокольников узнал из таблички.
Сейчас Шафоротов сидел в своем кресле бледный и руки у него тряслись. Сокольников был даже разочарован. Он ожидал трудной борьбы, словесного поединка, а Шафоротова можно было брать уже сейчас и вести в тюрьму, стенографируя по пути чистосердечное раскаяние. Но самым удивительным было то, что Викторов, казалось, совершенно не чувствовал этого удобного момента. Он не спеша сел за стол, долго расстегивал пуговицы на куртке, снял шапку и лишь после этого спокойно сказал:
— Мы должны провести у вас проверку.
— Проверку? Так! — судорожно повторил Шафоротов, а трясущаяся рука его схватила крышечку от чернильного прибора. Было неясно, к чему здесь этот прибор: рядом в стаканчике торчали штук шесть отличных шариковых авторучек.
— Сделаем инвентаризацию лесоматериалов, — неторопливо говорил Викторов.
— Так! — отрывисто отвечал директор. — Пожалуйста!
— …Ну и бухгалтерию нужно будет свести. Сравнить книжный остаток с фактическим.
Без стука распахнулась дверь, и в кабинет уверенно, как к себе, вошел человек лет пятидесяти.
— Здравствуйте, чем обязаны? — спросил он, окидывая всех быстрым и внимательным взглядом.
— Эдуард, они из милиции, — сказал Шафоротов.
— Простите, а вы кто? — сказал Викторов, но смысл его вопроса был таков: «А чего, собственно, вы вмешиваетесь?»
— Я главный инженер, Зелинский. Из милиции? И с чем связан ваш визит, если не секрет?
Зелинский был совершенно спокоен. Рядом с Шафоротовым он смотрелся выигрышно. Густая седая шевелюра, лицо профессора консерватории.
— Будем проводить у вас инвентаризацию, — терпеливо объяснил Викторов.
— Инвентаризацию? — Зелинский красиво вскинул брови. — А на каком основании?
— Эдуард, перестань, — промямлил Шафоротов.
— Подождите, Владимир Иванович, — резко и жестко одернул его главный инженер, словно это он был директором, а не Шафоротов. — У вас что, постановление прокурора?
Викторов сидел молча, но всем своим видом показывал, что не склонен отвечать на всякие пустяковые вопросы. Впрочем, Зелинский не стал настаивать на ответе.
— А почему именно к нам? — зашел он с другого бока. — Почему, к примеру, не в магазин напротив?
— Магазинами у нас другие сотрудники занимаются, — сказал Викторов. — Может, не будем друг у друга отнимать попусту время?
— Позвольте! — Зелинский насмешливо склонил голову набок. — Но ведь именно теперь мы будем тратить все свое рабочее время на вас. Могу я хотя бы узнать причину?
— Можете, — согласился Викторов. — Вот закончим проверку — и все узнаете. А теперь давайте лучше составим комиссию. От нас в нее войдет товарищ Глан Марк Викентьевич — очень опытный специалист.
Весь остаток дня Сокольников ходил с комиссией по пахнувшему свежей древесиной лесоскладу и считал бревна, брус, тес и прочие пиломатериалы. Это было неинтересно, ужасно скучно. Вначале он старался вникать во все, чтобы Зелинский, который тоже вошел в состав комиссии, их не обманул. Однако весьма скоро убедился, что с его знаниями в это дело лучше не встревать. Зато обмануть опытного Марка Викентьевича было невозможно. Поэтому Сокольников просто переходил вместе со всеми от штабеля к штабелю, заботясь лишь о том, как удержать на лице выражение деловитости и понимания происходящего.
Когда закончили на одном дворе, стало совсем темно. Распрощавшись, Марк Викентьевич пошел к метро, а Сокольников с Викторовым поехали на трамвае — им оказалось по пути. Только тут и удалось перемолвиться словом.
— Саша, ты заметил, как директор перепугался?
Викторов кивнул довольно равнодушно, чем Сокольникова несколько удивил.
— Ну как же, — растерянно сказал он, — ведь совершенно ясно, что у него совесть нечиста.
— Еще бы, — согласился Викторов, — с чего же совести быть чистой, если ворует.
— Так, может быть… — Сокольников остановился, не договорив.
— Хватать его надо было, верно? — подсказал Викторов.
— Ну не хватать, а… Он ведь мог признаться.
Викторов отрицательно помотал головой.
— Нет. Не признался бы. Он трус, конечно, изрядный, но не дурак. Да и Зелинский не дал бы. Но даже если бы и признался — что толку? На одном признании в наших делах далеко не уедешь. Сегодня признался, завтра отказался. Слова — словами. Доказывать надо. Документально.
Все это говорил Викторов очень спокойно, отстраненно даже, будто он не оперативный сотрудник, а счетовод. Сокольникова это удивляло, но он помалкивал, пасуя перед старшинством и Опытностью Викторова и подсознательно признавая его правоту.
На следующий день опять лес считали, теперь на другом дворе. А потом Сокольников под присмотром Викторова изымал в бухгалтерии документы — толстые переплетенные тома отчетности за три года. По правилам нужно было нумеровать все страницы — просто адская работа.
В бухгалтерии завода под началом главбуха работали еще трое. Одна девушка — серенькая, как мышка, совсем незаметная — Сокольников даже не запомнил, как ее зовут. Зато другая, Света, настоящая красавица, длинноногая и стройная, попала в бухгалтерию явно по ошибке. Настоящее ее место было, конечно же, где-нибудь рядом с кинокамерой. Света сама это хорошо понимала, поэтому общалась с окружающими лишь в случае крайней необходимости и весьма снисходительно. Сокольникова она совсем не замечала, и оттого он чувствовал невольную симпатию к третьему работнику бухгалтерии — парню одних с ним лет по имени Сева. Этот Сева был человеком добродушным и общительным, часто улыбался, и некрасивое лицо его с близко посаженными глазами, тонким ртом и огромным носом скоро стало казаться Сокольникову даже не лишенным приятности.
Сева тут же сообщил, что окончил финансовый институт и работает по распределению на заводе второй год. В ответ Сокольников незаметно для себя тоже разговорился. Рассказал, что и он — недавний студент, работал в КБ по распределению, а в ОБХСС попал по направлению комсомола. Сева стал допытываться, интересная ли у Сокольникова работа. Тому неудобно было признаваться, что трудится он всего третий день. Приходилось отвечать на Севины вопросы сдержанно, напускать больше туману, и Сева скоро с уважением отступился.
С Викторовым в ту пору они виделись редко. Тот ходил где-то по заводу, приносил новые вороха документов, с кем-то разговаривал и лишь изредка появлялся в бухгалтерии, чтобы подсказать, что и в какой последовательности должен делать его помощник. Все, что происходило в эти дни, было обыденным и скучным. Сокольников все реже представлял себе сцены поимки преступников с поличным, картины мастерских допросов, после которых матерые хищники раскаиваются и дают показания. Тянулась какая-то серая рутина. У Сокольникова даже к Зелинскому понемногу стало меняться отношение. Тот довольно часто забегал в бухгалтерию за разными справками, пошучивал с главбухом, Севой, Светой и самим Сокольниковым — причем обходился без насмешек и панибратства.
Однажды пришел Викторов и сказал:
— Олег, пойдем изымать сторожевую книгу.
Сторож с линзами-очками как раз выпускал с территории машину, груженную досками. Он взял у водителя накладную и поднес вплотную к своим очкам.
— Совсем ничего не видит, — сочувственно сказал Сокольников.
— В том-то и дело, — откликнулся Викторов, имея в виду еще что-то.
Фамилия сторожа была Скоробогатов. Когда Викторов попросил отдать книгу, лицо у того сделалось гневным и обиженным.
— Без указания не могу, — заявил он.
— Есть, есть указание, — подтвердил Викторов, — директор лично распорядился.
— Я ничего не знаю.
— Ну позвоните ему. — Викторов устал и не хотел препираться.
Сторож снял телефонную трубку и внезапно согласился.
— Забирайте. Пожалуйста.
Викторов полистал толстую и здорово замусоленную тетрадь.
— Вы сюда все машины записываете?
Некоторое время сторож оскорбленно молчал. Казалось, вопрос так возмутил его, что он и дар речи потерял.
— А как же иначе? — сказал он наконец. — Как бы вы хотели?
— А груз проверяете?
Прошла, наверное, целая минута, пока Скоробогатов ответил.
— Так, может, мне вообще не надо проверять? А вы как думаете!
Сегодня Сокольникова не задевал его тон. Сторож изо всех сил старался рассердиться, показать свое презрение, но получалось у него очень неловко, даже смешно, как всегда бывает у робких, не уверенных в себе людей. Он пытался придумать слова пообиднее, поязвительнее, да получалось все невпопад. Скоробогатов понимал это и волновался все больше.
— У вас какая группа? — тихо спросил Викторов.
— А это… к делу не относится. Вторая группа у меня! Вам это знать ни к чему! — нервно и отрывисто говорил Скоробогатов.
— Да я просто так спросил. Скажите, не может быть такого, чтобы в накладной было записано одно, а вывезли другое?
— Что другое-то? Компот с вареньем? Я все контролирую. Не может быть! Исключено. Есть еще вопросы?
— Вторая группа инвалидности, — в сердцах сказал Викторов на улице. — Они его специально по всему городу искали, это точно. Какое там варенье — слона вывезти можно, если только под фанеру покрасить!
Оказалось, что главбух наконец закончил свой отчет. Выходило, что пиломатериалов и всяческого леса на заводе в наличии имелось на сорок шесть тысяч рублей меньше, чем по бумагам.
Пришел Зелинский, быстро поглядел отчет и авторитетно заявил:
— Это ошибка. Быть такого не может.
Он, кажется, даже сочувствовал Викторову и Сокольникову.
— Мы посмотрим, — только и сказал Викторов, засовывая бухгалтерский отчет в свою папку.
Сегодня Сокольников впервые в жизни ехал в настоящей оперативной машине с сиреной и рацией. Машину вызвали, чтобы перевезти изъятые документы: в руках такую кучу унести было невозможно.
Когда все книги перетащили, их кабинет стал похож на изрядно запущенный архив. На подоконнике, на сейфах и телефонном столике, в шкафу для одежды лежали тома. Все это надо было внимательно прочитать.
— Ну вот, — удовлетворенно сказал Викторов, оглядев кабинет. — Теперь давай подумаем над тем, что мы имеем и что будем делать дальше.
— Имеем тонну макулатуры, — пробормотал Сокольников, ощутил строгий взгляд своего начальника и умолк.
— Неким работникам завода «Стройдеталь» перестало хватать зарплаты, — заговорил Викторов. — Тогда они принялись красть. Договаривались со строительными организациями и выписывали фиктивные накладные на стройматериалы. Но они, эти жулики, люди неглупые и машины порожняком с завода не гоняли. Просто грузили поменьше, чем было указано в накладной. Или другим сортом, подешевле. А излишки, естественно, продавали на сторону. Понятно?
Сокольников кивнул.
— Хорошо тебе. А мне пока что многое неясно.
Насмешки в его словах не было. Грустновато они прозвучали.
В этот момент отворилась дверь и вошел старший инспектор Трошин. Его Сокольников уже успел запомнить. Трошин был передовиком. Фотография его, большая и цветная, висела на Доске почета. Мимо этой доски все по утрам шли на работу.
На снимке Трошин получился очень удачно: русая шапка волос, внимательный, вдумчивый взгляд. Да и в жизни он выглядел как настоящий отличник.
— Викторов, — сказал Трошин, — рыбный заказ брать будешь?
— Давай, — рассеянно согласился Викторов.