— Как учеба?
Он вдруг просиял:
— Меня досрочно приняли в университет Джона Хопкинса, папа! Вашингтонский университет выпустил меня на год раньше, чтобы я уже осенью смог начать учебу на медицинском факультете.
— Так это же здорово!
— Я подал в NASA заявку на стипендию по космической медицине. И мне сказали, что с моими десятью ветеранскими пунктами ответ наверняка будет положительный.
Когда в 1948 году я поступал в Бостонский университет, у меня было всего пять пунктов. И к тому же на моей груди не было «Пурпурного сердца», не говоря уже о «Бронзовой звезде». Военные прислали мне по факсу список его наград, но мне пока не удавалось разговорить Билли на эту тему.
— Но почему? — удивился я. — Я думал, ты планировал специализироваться по травматической медицине.
— И по ней тоже, — кивнул он. — Стипендия по космической медицине требует двойной специализации.
— Все равно не понимаю.
— Папа, сейчас очень много говорят о финансировании системы «Нова/Ровер» как реального проекта. С тех пор, как русские разрешили доктору Челомею опубликовать в прошлом году свою книгу… — Он говорил о Владимире Челомее, главном конструкторе космических кораблей, чьи детища — «Алмаз-9» и «Орел-1»- уже кружат на окололунной орбите и вскоре доставят меня домой. — Словом, запланированная дата старта первой марсианской экспедиции — 12 ноября 1984 года.
— Когда сам увижу, тогда и поверю… Господи, а ведь мне тогда стукнет уже пятьдесят шесть!
Он еще раз медленно кивнул:
— Да. А мне — тридцать четыре.
В тот день, когда я отправился на Луну, мне было тридцать семь.
— И ты хотел бы полететь.
— Да. Полет рассчитан на три года. Двенадцать человек, им понадобится врач. Хороший врач.
Еще как понадобится. У нас здесь полевой хирург, терапевт и фармацевт, три медика на сорок членов экипажа.
Серьезные глаза сына долго изучали меня. Потом он сказал:
— Тебе нужно кое-что знать, папа. Месяц назад наконец-то допустили к летным испытаниям ядерный ракетный двигатель «Ровер-1». Прототип с тягой почти 34 тонны готов к полету.
— Тот самый двигатель с твердофазным реактором из проекта NERVA?[4]
— Да, папа. Речь шла о том, чтобы присобачить «Ровер-1» к первой ступени «Сатурна-IVB», а выше установить оборудование, оставшееся от программы «Аполло», и некоторые компоненты орбитальной станции. На складах законсервировано достаточно железа от «Аполло/Сатурн», чтобы его хватило на три экспедиции. И теперь они полагают, что выяснили, из-за чего раньше взрывались ракеты. Сейчас это называется проект «Starover».
Я хмыкнул. «Starover» — «Звездный скиталец». В честь романа Джека Лондона, что ли? Впрочем, нет. В начале шестидесятых, когда я тренировался для полета на «Джемини», один инженер из NASA написал о приключениях исследователя космоса Дига Аллена.
— Да никто не полетит на Марс на корабле такой конструкции, — сказал я.
— Нет, конечно. В любом случае, марсианский посадочный модуль не будет готов раньше 1982 года, сколько бы денег в него ни вбухали. Сейчас говорят о предварительных миссиях к трем астероидам поблизости от Земли. Первая — в 1977 году.
А мне оставалось сидеть на Луне и кусать локти. Бобби снова улыбнулся:
— Экипаж каждой миссии будет состоять из трех человек. Астронавт-инженер, какой-нибудь ученый и геолог.
— И под них уже выделено финансирование? Он пожал плечами:
— Почти. Все равно раньше осени голосование по бюджету на следующий год не состоится.
— Как-то не верится, что Макговерн такое одобрит.[5]
— После слушаний по импичменту он сидит тихо, как мышь. Чертовски трудно оправдать импичмент только что вступившего в должность президента, а антивоенная партия Макговерна сделала Билла Миллера президентом на один срок, несмотря на прекрасную экономику, которую ему передал Никсон, но республиканцы, контролирующие обе палаты конгресса с небольшим перевесом, все же попытались.
— Что же, слушания не дошли до обеих палат?
— Нет. Ты слышал, что вице-президент Иглтон собирается подать в отставку?
— Нет!
— Сегодня утром передавали в новостях. — Сын постучал пальцем по голове и многозначительно взглянул в телекамеру. Черт, есть предел тому, что мы можем говорить. Это ведь открытый канал.
— И кто же?..
— Говорят, Сержант Шрайвер.
— Парень из Корпуса мира? — Отлично, еще один Кеннеди. Просто поразительно, о чем только люди думают, ведь Джек и Бобби уже сидят в сенаторских креслах — один в Массачусетсе, а второй в Нью-Йорке. Если бы Тедди не свалился в машине с того моста и не утонул, их сейчас было бы уже трое.
— Говорят, Макговерн теперь уже никогда не выставит свою кандидатуру на перевыборах, ведь он пытался вытащить нас из Вьетнама как раз тогда, когда мы начали побеждать.
— До 1976 года еще долго. Всякое может случиться. Сын улыбнулся:
— Может, и так, но демократы уже называют своим кандидатом Эда Маски.
— Э-э-э… из Мэна?
— Ага. А республиканцы поглядывают на Теда Агню.
— Кого?
— Губернатора Мэриленда. Билли рассмеялся:
— Думаю, когда ты собирался на Луну, он был еще членом школьного совета Балтимора.
— Господи… — Когда сидишь на другой планете, время летит с бешеной скоростью. — Значит, поляк и… кто? Француз? Может, Эгню?
— Грек. Если он победит на выборах, то мы отправимся на Марс. А пока республиканцы предпочитают придерживаться взглядов Никсона.
Черт побери, да из-за Никсона-то я здесь и торчу. Но вслух я этого не сказал. Теперь надо следить за своими словами.
— Значит, ты полагаешь, что я могу подать заявку на этот… «Звездный скиталец», когда вернусь домой?
— Конечно. Ведь ты и мистер Паттерсон — единственные в мире планетологи с полевым опытом. Так что полетите вместе: ты, он и какой-нибудь новичок.
— Очень сомневаюсь, что Мит в ближайшие годы захочет куда-либо лететь.
Он пожал плечами и улыбнулся. На секунду посмотрел в сторону от камеры. Нахмурился.
— Э-э… время заканчивается.
— Да. Как хорошо, что мы с тобой поболтали, Билли. Когда ты был во Вьетнаме, мне так не хватало тебя.
— Что ж, скоро увидимся. Я попрошу прислать тебе по факсу подробности проекта «Скитальца», как только они станут доступны.
— Спасибо. Эй, а сможешь в следующий раз прихватить и своих сестричек? — Миллисент сейчас уже почти шестнадцать, а малышке Беатрисе… что? Двенадцать? Господи…
Его взгляд наконец-то смягчился:
— Попробую, папа. Обязательно попробую. Живое изображение внезапно застыло.
Мы с Митом стояли в точке разворота последнего участка нашего пути, высоко на холмах западнее базы, чуть ниже гребня кратера. Забавно, как мало Луна похожа на иллюстрации во всех этих научно-фантастических журналах, которые я читал мальчишкой, или на фильм Джорджа Пала по роману Хайнлайна «Ракетный корабль „Галилей“». Как же они его назвали? «Пункт назначения — Луна»?
Неужели я всерьез думал, что когда-нибудь пройдусь по Луне? Может, и думал.
Плоские равнины из застывшей лавы, зазубренные горы, не тронутые ветром и водой? Смех, да и только. Мы знали достаточно, чтобы вообразить пыльные лунные холмы и низкие, покатые склоны, хотя и не могли разглядеть их в телескопы. Солнечный ветер слаб, но он дует на эти горы вот уже четыре миллиарда лет.
Я закрепил большую и угловатую телекамеру в гнезде для альтазимута[6] на верхушке треноги, а Мит в это время удерживал ее, чтобы она оставалась нацелена в сторону нашей базы, в точку на краю заваленного обломками поля, где, как предполагалось, должен совершить посадку «Орел-1».
— Подержи-ка контрольную цветную карточку. Надо проверить, сможем ли мы сфокусировать эту проклятую штуковину.
Он порылся в ящичке с инструментами, отыскал карточку и отошел, держа ее перед собой на вытянутой руке, а я тем временем поднял темный щиток и прильнул прозрачным стеклом шлема к резиновой окантовке видоискателя.
— Хе. Никакой перспективы. Впечатление такое, словно ты стоишь на краю пропасти.
— Если найдешь здесь пропасть, дай мне знать. Да. Мы и в самом деле устали от этого места.
Когда он отошел в сторону, я повернул трансфокатор, увеличивая картинку. Примерно в миле за последней из старых посадочных ступеней, неподалеку от того места, где разбился «R-1», ребята выложили из блестящего металлолома большую букву «Х», обозначающую точку посадки. Я выпрямился.
Мит стоял спиной к кратеру, глядя вверх в сторону его гребня, метрах в двухстах западнее и метрах в пятидесяти выше меня.
— Через неделю в это время, — сказал он, — я буду стоять здесь с тем русским парнишкой.
— Его зовут Муса Бородин.
— Мууза! Что за имечко! Даже звучит не по-русски.
— А Георгий Волыновский тебе больше нравится?
— Это пилот?
— Да. Кстати, генерал-лейтенант.
— Господи! — Он повернулся и посмотрел на меня, затем тоже поднял защитный щиток, чтобы мы могли видеть лица друг друга. — Не скажу, что мне было в кайф торчать здесь все это время, но мне всегда нравилось работать с тобой, Дикий Билл. Из нас получилась хорошая команда.
Я кивнул. Что тут ответишь? «А ведь ты пробудешь здесь еще как минимум год, прежде чем настанет твоя очередь возвращаться, так ведь, Мит?»
Он улыбнулся — наверное, прочитал мои мысли.
— Черт, Билли, думай обо мне, когда будешь задавать женушке по полной программе, ладно?
Просто треп. Здесь, на Луне, нет секретов. Когда мы учились в колледже, Миди Паттерсон не отличался особой деликатностью, а если с тех пор и повзрослел, то ненамного. Поэтому я ухмыльнулся, подыгрывая ему, и сказал:
— Знаешь, Мит, прошло столько времени, что я, пожалуй, уже и позабыл, как это делается.
— А может, это как езда на велосипеде?
Я уже собрался ответить, что через девять лет при одной шестой «g» я, наверное, и на велосипеде не смогу прокатиться, но тут у меня на глазах выступили слезы. Господи, если я начну плакать в шлеме, то не смогу вытереть слезы и направлять камеру, когда придет время. Поэтому я тряхнул головой и постарался взять себя в руки.
— Эй… — произнес Мит уже мягче.
— Судя по дате рождения ее ублюдка, она очутилась в постели с тем проклятым строителем и забеременела всего через три месяца после того, как мы оказались здесь.
— Да не бери в голову, Билл. Извини, если я… Я попытался улыбнуться.
— Знаешь, Мит, я был чертовски занят последние два года перед стартом. И не удивился бы, если…
— Ну да. Зато у тебя все-таки была жена. И трое детей, к которым ты возвращаешься. А когда состаришься, можешь подумать о внуках. А у меня… У меня были только шлюхи из баров, и больше мне возвращаться не к кому. К тому же, если ты забыл, мне тоже сорок шесть лет.
Несколько секунд мы таращились друг на друга.
— Господи…
— Ага.
— Может, все же передумаешь и подашь заявку на койку в «Скитальце»?
— Только не я, — скривился он. — Если бы я знал, что проторчу на Луне девять лет, да еще без бабы, ни за что бы не согласился. — Он посмотрел на меня. — А ты, как вижу, уже готов, несмотря ни на что.
Я кивнул.
— Может, шлюхи из баров и не Бог весть что, но мне их дьявольски не хватает, — сказал он. — Сколько мне еще осталось до стариковского возраста? Лет пятнадцать или двадцать. Так вот, я отправлюсь домой и оттянусь на славу.
— А потом? — рассмеялся я.
— Потом буду сидеть и вспоминать всех этих баб.
— Черт побери, Мит, полеты «Скитальцев» продлятся всего несколько месяцев!
— Да? Знаешь, этот тоже предполагался только на два года. И я должен был вернуться домой уже в 1968-м. — Еще один долгий взгляд. — Думаешь, у тебя есть шанс отправиться на Марс вместе с сыном? Так ведь, дуралей?
Я отвел взгляд, уставясь на кратер и свалку возле базы, похожую на игрушки, разбросанные по грязной песочнице. Уже почти время.
— Если это и произойдет, то не скоро.
— А ты подумал, что с тобой станет, если твой парень умрет на Марсе у тебя на глазах?
— Я о другом подумал: каково мне будет сидеть дома, пить пиво и смотреть, как он умрет, но только по телевизору.
После этих слов мы заткнулись. Я переключился на общую частоту базы:
— База? Это Траверс 2271. У нас все готово.
В наушниках откликнулся забиваемый треском помех голос Джил-сона, нашего офицера-связиста:
— Вас понял, Траверс. Переключитесь на частоту 778. Мы вклинились в советский канал связи «земля-орбита». И вы можете слушать все переговоры между «Орлом» и «Алмазом».
— А нас они могут слышать?
— Нет, — рассмеялся Джилсон. — Это же не магия, Данбар. А всего лишь проводки у меня на панели.
— Хо-хо. Когда настанет Рождество, найдешь в своем носке плагиоклаз, старина!
— Но только не от тебя, мальчик мой.
Верно, не от меня. Я сообщил новость Миту, затем покрутил шкалу рации, подстраиваясь на новую частоту.
— Слышишь что-нибудь?
— Ничего.
— Может, никаких русских на орбите и нет.
— А может, и нас на Луне тоже нет?
— В Нью-Йорке есть один тип, — вмешался в разговор Джилсон, — который очень долго трепался по ящику и доказывал, что нет никакой лунной базы и сорока застрявших на Луне американцев. Он утверждает, что все это фальшивка для русских.
— И он чертовски прав! — заявил Мит. — Вокруг нас гребаная Невада. Эй, ребята, хотите сегодня вечерком после работы смотаться в Рено? Я слыхал, там есть один кабачок, называется «Ранчо мустанг»…
— Это открытый канал, Мит, — оборвал его Джилсон. — И все, что мы говорим, пойдет по национальному телевидению, за две минуты до посадки.
— Гм-м… извини.
Я встал за камерой, заняв свое рабочее место, и слегка ее приподнял, чтобы видоискатель захватил черное небо и полоску горизонта, выглядевшую по контрасту почти белой, хотя лунный грунт практически черный.
— И какой был смысл тащить сюда цветную камеру?
— Я слыхал, что у русских движков выхлоп оранжево-фиолетовый.
— Значит, они работают на гидразине.[7]
Я находился снаружи, когда разбился «R-1». Сам взрыв был очень красив — полусфера прозрачного голубоватого пламени, которая мгновенно полыхнула, вспухла и рассеялась.
— Азимут один градус, — сообщил Джилсон. — Тридцать секунд. Они пойдут по высокой траектории менее чем через пятнадцать секунд после того, как покажутся над горизонтом, так что приготовьтесь.
— Вас понял. — Я чуть опустил камеру, прихватывая больше горизонта и надеясь, что нацелил ее в нужную точку — чуть выше дальней стены кратера и намного южнее точки, где мы находились. — Смотри в оба, Мит. Если увидишь светящуюся точку, дай знать.
— Хорошо. Вот она.
— Билл!
— Вижу. — Над горизонтом, слегка покачиваясь, восходила белая точка. Впрочем, как раз и не восходила. Они шли к нам по низкой и пологой траектории, пересекая кратер. Кто-то в наушниках произнес:
— Da, khorosho. Kuda mne itti, napravo ili nalevo?
Ни слова не понял. Конечно, я учил латынь в средней школе и немецкий в колледже. В сороковые годы практически никто не учил русский. Но голос прозвучал так, словно они были… ну, не знаю. Озадачены?
— Как-то странно идут… — подал голос Мит.
— Idite pryamo, — послышался другой голос. Чуточку нервный.
— Shto? — спросил первый голос.
Второй голос — неожиданно громче, резче, очень торопливо:
— Vtoroi povorot napravo!
— Господи!.. — пробормотал Мит.
Теперь картинка в видоискателе была уже не просто качающимся мазком огня. Из пастельного пламени торчали четыре паучьи ноги, две из них указывали в небо.
— Думаю, уже больше пятнадцати секунд… — буркнул я. Первый голос, почти в панике:
— Ya zabludilsya…
Мне пришлось резко поднять камеру, чтобы изображение не ушло из верхней части кадра. Внезапно я смог разглядеть сквозь пламя корпус посадочного модуля — две состыкованные зеленоватые сферы с какими-то выступами на поверхности. Я оторвался от видоискателя и взглянул в небо.