Вашингтон и его кольцо «спальных общин» оставались незараженными благодаря главным образом тому, что генерал Уильям Д.Кеффрон, действуя по своему разумению, установил вокруг города огнеметный кордон, поддерживаемый танками и пехотой с приказом стрелять и жечь нарушителей. После этого он послал отряды смертников против всех зараженных районов, которые он только мог разыскать своим безжалостным методом. Во всех точках въезда были установлены карантинные посты, все они обслуживались женщинами-добровольцами, привезенными по воздуху из региональных тюрем и находившимися под постоянным наблюдением телекамер.
Прескотт вытащил из стопки на столе доклад с ярлычком «Дань» и открыл его.
Странно, что было только одно слово для этого.
Несомненно, это было следствием политики «пустых лодок» Барьерной Команды, которые посылали припасы ирландскому Финну Садалу и английским Пограничным Загонщикам. В то время «пустые лодки» казались хорошей идеей – небольшие самоходные радиоуправляемые катера направлялись Барьерной Командой в Кинсейл, Ноут, Ливерпуль и другие портовые пункты с грузом газет, продовольствия, спиртного, небольшого оружия, боеприпасов, одежды… Простой радиосигнал уничтожал катер, когда он завершал свою миссию.
Финн Садал.
Пограничные Загонщики.
Прескотт содрогнулся, вспомнив некоторые вещи, которые он слышал о методах Финна Садала. Но все же… дань?
Дублин угрожал отозвать Финна Садала с его охранных постов вдоль побережья и предпринять активную попытку заразить другие регионы вне своих границ, если не будут выполнены их требования.
Прескотт просмотрел лежащую перед ним страницу. Ирландия требовала вернуть добычу викингов. Все эти бесценные сокровища из музеев Дании, Норвегии и Швеции должны были быть возвращены и пересланы на управляемых катерах.
«Все богатства, украденные у нас варварами, будут погребены в Армаге», – сказали ирландцы.
Погребены?
Они говорили о планируемой большой церемонии, полной языческих оттенков.
Норвегия и Швеция немедленно дали согласие, однако датчане проявляли нежелание.
«Сейчас они просят это, а что потребуют потом?»
Проклятые жадные датчане!
Прескотт нацарапал пометку на полях страницы: «Сказать датчанам, что они проиграли голосование. Либо они подчинятся, либо мы добьемся этого жестким способом». Он расписался.
Указание должно бы, конечно, быть выражено более дипломатично, но датчане все равно хорошо понимали железные намерения за дипломатическими иносказаниями. Маленькие народы научились распознавать это очень рано.
Требования Англии, на первый взгляд, были даже еще более странными. Хотя поступили они после выступления Ирландии, и в более цивилизованной форме, они были подкреплены аналогичной угрозой.
Библиотеки.
«Когда это время станет всего лишь горьким воспоминанием, мы хотим быть нацией опубликованных сокровищ – книг, манускриптов, карт и религиозных документов, набросков и картин художников. Мы хотим оригиналы, где бы они ни находились. Вам будет позволено сделать подходящие копии».
Его аналитики назвали это «практичным подходом». Цивилизованные нации сначала хорошо подумают, прежде чем жечь такие сокровища… если до этого дойдет. Неприятность была в том, что этот мир не был больше цивилизованным.
Прескотт вернулся к разделу доклада, касающемуся требований Англии, и написал наверху одно слово: «Согласиться». И поставил свои инициалы.
Ливия не присоединилась к этой новой игре, хотя оставался вопрос, есть ли в Ливии вообще централизованное правительство. Спутниковые наблюдения говорили, что страна лежит в развалинах, численность населения резко сократилась… а каким оно было? Три миллиона? Вся Северная Африка представляла собой бойню. Стерилизационные отряды, их называли «новыми СС», подожгли каждый населенный пункт вблизи ливийской границы и по всей земле от Суэца до Касабланки, двигаясь впереди кобальтового барьера, который теперь охватывал обреченную землю.
А что с Израилем?
Прескотт отложил папку с пометкой «Бразилия» в сторону, решив взять ее с собой на обеденное совещание. Северная Африка оставалась главной заботой. Уцелевшие люди скапливались в Чаде и Судане, намерения их были очевидны. Вот-вот начнется новый «джихад».
«Нейтронные бомбы! – думал Прескотт. – Это единственное решение».
Этот регион не входил в область, объявленную О'Нейлом вне закона. И какая в этом разница теперь, запретил ли О'Нейл атомное оружие в Ливии? Эта нация больше не существовала.
Диктор в последних новостях предыдущей ночью не обладал спутниковой информацией, но, конечно, слышал о ней.
«Из этой страны мы получаем только ужасающую тишину».
Прескотт отложил папку о дани в сторону и хмуро смотрел на раздвинутые ярлычки – слова на бумаге. Может ли что-нибудь из всего этого действительно показать размах катастрофы?
У Китая, по-видимому, назрела проблема с Индией, но оставался еще и резкий раскол между Китаем и Советами. Это должно быть ключевым вопросом во время сегодняшнего рабочего совещания. Он посмотрел на часы: еще полчаса. Война на Дальнем Востоке была бы окончательной катастрофой – беженцы, потеря централизованного руководства, никакой возможности установить строгую систему наблюдения и карантина при перемещении больших групп населения.
Президента охватило чувство хрупкости человеческих условий. В груди его что-то сжалось, дыхание стало коротким и быстрым. Ярлыки на докладах зажили собственной жизнью, буквы стали большими и пылающими. Каждый ярлычок вызывал к жизни новый потенциал истребления.
«Денвер… Улан-Батор… Перон… Омск… Тсемпо… Уганда…»
Тугой комок в груди постепенно исчез. Он подумал, не вызвать ли ему врача, но очередной взгляд на часы сказал ему, что времени до начала обеденного совещания не осталось. По-видимому, проблема с сахаром в крови.
Его глаза уперлись в папку: «Вопрос успеха».
Да, это одна из самых серьезных забот. Какую гарантию они имеют, что Ирландия или Англия поделятся каким-либо открытием? Что, если они найдут вакцину и будут шантажировать остальной мир? А если этот Безумец О'Нейл действительно скрывается в Англии или Ирландии…
Этот вопрос необходимо поднять за обедом. И агентов, которых они смогли внедрить в эти страны, явно недостаточно. Должны быть найдены другие средства наблюдения.
Прозвучал сигнал под столом: два настойчивых звонка. Они, наверное, уже стоят снаружи и ждут.
Опершись обеими руками о стол, он тяжело поднялся на ноги. Уже стоя, он почувствовал, как лента мучительной боли опоясывает его грудь. Комната заколыхалась, как подводная сцена, вихрем кружась вокруг него все быстрее и быстрее. Он услышал отдаленный шипящий звонок, который заполнил его сознание. Ощущения падения не было, только прилив благословенного забвения, который унес с собой страх и боль, и еще вид маленького столика рядом с его столом, рифленая, оправленная в бронзу деревянная ножка с глубокой царапиной в том месте, где одна из шпор Эндрью Джексона зацепилась за красное дерево.
35
Насилие и благочестие несовместимы. Они из разного теста. Ничто их не связывает: ни радость, ни страдание, ни даже живая смерть, которую некоторые ошибочно принимают за покой. Одно исходит из преисподней, а другое – с небес. В благочестии есть изящество; в насилии вы всегда будете непривлекательны.
Проповедь отца Майкла
В эту ночь Джон засыпал в верхней спальне домика Гэннона со странным чувством, что он находится в каком-то другом месте. Чистые простыни и взбитый матрас. У него был огарок свечи, чтобы посветить в комнате, которая пахла мылом и какими-то цветочными духами. Здесь стоял простой деревянный стул, низкий комод и шкаф для одежды, которые напомнили ему одну гостиницу в Нормандии.
О'Нейл-Внутри ушел вглубь, стал молчаливым, более отдаленным и… Джон это чувствовал: удовлетворенным.
Он видел то, что видел.
Подготавливая постель, Джон думал о попойке за ужином. Она продолжилась в кухне, после того, как в гостиной был выпит цветочный чай – Херити и Мерфи сидели друг напротив друга, пили стакан за стаканом и смотрели друг на друга со странным упорством.
Отец Майкл отправил неразговаривающего мальчика в постель и занял позицию в конце длинного стола, как можно дальше от пьющих, однако глаза его смотрели не на мужчин, а на стаканы с самогоном. Гэннон послал остальных детей спать и занялся мытьем посуды у раковины.
Джон принес свою чашку из гостиной, подал ее Гэннону и уселся рядом со священником. Глядя на меченый лоб, он задумался о семье священника.
– Где ваши братья, отец Майкл?
Отец Майкл поднял на Джона затравленный взгляд.
– Вы сказали, что у вас два брата.
– Я не слышал о Мэттью со времени начала чумы, но он жил в Клуне, а это довольно далеко. Тимоти… Маленький Тим построил хижину рядом с могилой своей жены в Глезневине и спит теперь там.
Мерфи прокашлялся, упершись взглядом в пустой кувшин, который Гэннон доставал из раковины.
– Мы найдем решение, ей-Богу, найдем! Я знаю это! – он окинул стол мутным, взглядом. – Где мой Кеннет?
– Ушел спать, – сказал Гэннон.
– Я еще буду качать своего внука на колене, – сказал Мерфи.
– Каждый привязывается к какой-нибудь мечте, такой как эта, – сказал Гэннон, склоняясь над сушилкой для посуды. – Пока что-нибудь не погубит ее. Это мечта о личном выживании – победе над Временем. Некоторые уходят в религию, или совершают смелые наскоки на «тайны вселенной», или живут в надежде на счастливый случай. Это все одно и то же.
Джон представил себе Гэннона, стоящего перед классом и изрекающего эти зловещие фразы, причем таким же сухим тоном. Гэннон говорил то же самое много раз и теми же словами.
Мерфи с восхищением посмотрел на своего шурина.
– Какая мудрость в этом человеке!
Херити усмехнулся.
– Вы знаете, как янки называют счастливый случай вашего прохвессора? Они называют его… они называют его «блондинкой в кадиллаке»! – Его рука затряслась при смехе, расплескав немного самогона из стакана.
– Бывают и другие варианты, – сказал Гэннон. – Магическое число, счастливый билет на скачках, клад, на который натыкаешься на своем собственном заднем дворе.
– Такие вещи случаются, – сказал Мерфи.
Гэннон грустно улыбнулся.
– Я, наверное, спущусь к могилам. Где ты оставил фонарь, Вик?
– На заднем крыльце.
– Вы не хотите составить мне компанию, отец Майкл? – спросил Гэннон.
– Я подожду утра и тогда освящу их, – ответил отец Майкл.
– Он не любит навещать могилы ночью, наш отец Майкл, – сказал Херити. – Привидения! Они летают над всей страной в эти страшные времена.
– Нет никаких привидений, – сказал отец Майкл. – Существуют духи…
– Ну и, конечно, мы все знаем, что существуют ведьмы, не так ли, отец Майкл? – Херити глядел на священника веселым совиным взглядом. – А феи? Что же с феями?
– Мечтайте, о чем вам заблагорассудится, – ответил отец Майкл. – Я иду спать.
– Первая комната направо, вверх по лестнице, отец, – сказал Гэннон. – Спокойной ночи, и благослови вас Бог.
Гэннон повернулся и вышел через кухонную дверь.
Повинуясь какому-то импульсу, Джон последовал за ним, догнав его на улице, когда тот-зажигал фонарь кухонными спичками. Небо было покрыто облаками, и в воздухе ощущался туман.
– Скажите мне, мистер О'Доннел, вы сопровождаете меня, потому что боитесь, что у меня здесь спрятано еще оружие?
– Я не боюсь, – сказал Джон. – И не обращайте внимания на Херити. Он живет своими подозрениями.
– Он солдат, этот человек, – сказал Гэннон. – «Прово», если я не ошибаюсь. (Прово – название боевиков Ирландской Республиканской Армии). Я знаю этот тип людей.
Джон внезапно почувствовал пустоту в желудке. Херити… один из членов ИРА. В словах Гэннона был отзвук правды. Херити был одним из тех террористов, которые делали бомбы и убивали невинных людей, таких как Кевин, и Мейрид, и Мэри О'Нейл.
– Я открою сердце мое и буду молиться так, как никогда раньше, чтобы вы добрались благополучно до Киллалы и нашли там лекарство от чумы, – сказал Гэннон.
Проснувшись утром наверху, в холодной комнате, Джон подошел к окну и посмотрел вниз на каменную изгородь вокруг могил, которые выглядывали из-за угла дома.
Предыдущей ночью каменная ограда казалась призрачным фортом в желтом свете фонаря Гэннона, тишина над ней давила тяжелым грузом. Мимо пролетела сова, но Гэннон даже не взглянул наверх, молча читая молитву.
Когда они вернулись в дом, за столом оставался один Херити. Он сидел, потягивая самогон из полупустого стакана. Джону пришло тогда в голову, что Херити является одним из тех ирландских феноменов, которые могут поглотить губительное количество алкоголя с минимальными последствиями. Знать это было полезно. Джон понял, что после того, что о нем сказал Гэннон, он видит Херити в новом свете – «прово», в этом нет сомнения.
– Вот уж рад я, что вы вернулись благополучно из призрачной ночи, – сказал Херити. – Там рыщут дикие звери, знаете ли.
– Несколько одичавших свиней, – сказал Гэннон.
– Я говорил о двуногой разновидности, – сказал Херити. Он опустошил свой стакан. Поднимаясь на ноги деланно медленно, Херити сказал: – В кровать, в кровать, сном мертвых вам спать. А завтра рассвет, за вечерний привет и свинцовую пульку встречать. – Он похлопал по автомату на груди.
Стоя на рассвете у окна, Джон услышал, как кто-то идет через нижнюю лужайку и останавливается у могил. Прошло некоторое время, прежде чем Джон узнал Херити по автомату, который стало видно, когда он обошел каменные стены и взглянул на дом. На Херити было надето зеленое пончо.
«Еще одна вещь из его рюкзака», – подумал Джон.
Он торопливо оделся, слыша, как внизу двигаются люди, и чувствуя запах топленого жира на сковородке. Аромат цветочного чая мешался с дымком жареной свинины.
Завтрак прошел в молчании – вареные яйца и хлеб на соде. Мерфи появился с ясными глазами, не показывая никаких последствий ночного пьянства. При виде еды, которую Гэннон поставил перед ним, он восторженно прикрыл глаза.
После завтрака они последовали за отцом Майклом вниз, к могилам, для обещанного благословения. Воздух все еще был холодным и туманным, серый свет пробивался сквозь тяжелую пелену облаков. Джон замыкал шествие, шагая сразу за неразговаривающим мальчиком, сжимающим голубой капюшон на подбородке.
Джон обнаружил, что ему интересна реакция мальчика на этот ритуал. Здесь похоронены женщины. Присутствовал ли мальчик на похоронах своей матери? Мысль об этом не вызывала у Джона никаких эмоций. Когда прошлой ночью он почувствовал, что О'Нейл сдает позиции, в нем появилась холодность. О'Нейл нанес удар тем, кто сделал ему зло, он нанес его через своих преемников.
«Через меня», – думал Джон.
Представлял ли себе О'Нейл сцену, подобную этой?
Память не сохранила ничего, никакой внутренней записи, которую бы можно было просмотреть заново. «Холоден был я, когда совершал это. Холоден и кровожаден – меня не интересовало, кому я принесу вред».
Ничто не имело значения, кроме ответного удара.
Отец Майкл закончил погребальную службу. Глядя на Гэннона, он сказал:
– Я буду молиться за вас и ваших дорогих усопших.
Гэннон вяло поднял руку и опустил, как плеть.
Он повернулся и побрел к домикам, двигаясь так, как будто каждый шаг причинял ему боль.
– Идемте, отец Майкл, – сказал Херити. – Мистер Гэннон обещал нам дать провизию на дорогу. Мы должны доставить мистера О'Доннела в Киллалу, а это долгая прогулка через холмы.
Отец Майкл положил руку на плечо мальчика и последовал за Гэнноном. Мерфи и остальные трое ребят пошли следом за ними.
– Мистер Мерфи, как насчет того, чтобы мы взяли с собой в дорогу кусочек той свиньи? – спросил Херити.
Когда Мерфи остановился и повернулся, Херити быстрым шагом пошел вверх по склону. Они свернули к хлеву вдвоем.