– Нет, не слышала, но сосредоточившись, могу вспомнить ваши слова. Пожалуйста, смиритесь с этим и пойдем дальше. Вы говорили о своем желании найти Землю и о том, что это очень важно. Я не вижу этой важности, но у вас есть способность делать правильные выводы, поэтому Я/мы/Гея должны считаться с вашими словами. Если это важно для вашего решения, касающегося Геи, значит, это важно для Геи и, следовательно, Гея должна идти с вами, хотя бы чтобы просто защищать вас.
– Говоря, что Гея должна идти со мной, вы имеете в виду, что со мной должны идти ВЫ? Я прав?
– Я – Гея, – коротко ответила Блисс.
– Но есть же и другие люди на этой планете. Почему именно вы? Почему не какая-то другая часть Геи?
– Потому что Пил хочет лететь с вами, а если он полетит, то будет несчастлив с любой другой частью Геи, кроме меня.
Пилорат, скромно сидевший на стуле в другом углу (спиной к своему собственному изображению, как отметил Тревиз), мягко сказал:
– Это правда, Голан. Блисс – МОЯ часть Геи.
Блисс вдруг улыбнулась.
– Это довольно необычно – думать таким образом. Это так чуждо…
– Что ж, посмотрим. – Тревиз закинул руки за голову и начал наклоняться назад на своем стуле. При этом тонкие ножки затрещали, так что он, решив, что стул недостаточно крепок, чтобы выдержать эту игру, вновь поставил его нормально. – Останетесь ли вы частью Геи, если покинете ее?
– Я не могу не быть ею. Впрочем, я могу изолировать себя, если мне грозит серьезная опасность, так, чтобы она не перешла на всю Гею, или, если есть какие-то другие причины для этого. Однако, это только в случае опасности. Обычно же я буду оставаться частью Геи.
– Даже если мы прыгнем через гиперпространство?
– Даже тогда, хотя это и осложнит дело.
– Признаться, это малоутешительно.
– Почему?
Тревиз сморщил нос, как будто почувствовал дурной запах.
– Это значит, что все сказанное и сделанное на моем корабле, то, что увидите и услышите вы, будет увидено и услышано всей Геей.
– Я – Гея, поэтому все, увиденное, услышанное и почувствованное мной, увидит, услышит и почувствует Гея.
– Вот именно. Даже эта стена увидит, услышит и почувствует.
Блисс взглянула на стену, на которую он указал, и пожала плечами.
– Да, и эта стена тоже. Ее сознание ничтожно мало, поэтому она чувствует и понимает крайне мало, но, полагаю, под влиянием нашего разговора в ней происходят какие-то субатомные изменения, которые могут оказаться важными для всей Геи.
– А если мне захочется уединения? Может, я не хочу, чтобы стена знала, что я говорю или делаю.
Блисс казалась рассерженной, и Пилорат решил вмешаться.
– Вы знаете, Голан, я не хотел встревать, поскольку явно многого не знаю о Гее. И все же, я был с Блисс и сделал кое-какие выводы. Если вы идете сквозь толпу на Терминусе, вы видите и слышите великое множество вещей, и можете запомнить некоторые из них. Возможно, вы даже сумеете воспроизвести их при правильной церебральной стимуляции, но большей частью это вас не касается. Вы пропускаете это мимо, даже если видите какую-нибудь эмоциональную сцену и она вас интересует. Если она не касается вас лично, вы ее забываете. То же происходит и с Геей. Даже если вся Гея будет знать о ваших личных делах, это не значит, что они ее заинтересуют. Я прав, дорогая?
– Я никогда не думала об этом так, Пил, но в твоих словах что-то есть. Но это уединение, о котором говорил Трев… то есть я хотела сказать Тревиз… ничего не значит для нас. Фактически я/мы/Гея находим это непостижимым. Но хотеть быть частью… чтобы твой голос был неслышим, твои поступки не замечены, твои мысли непрочитаны… – Блисс энергично покачала головой. – Я говорила, что мы можем блокировать себя в случае опасности, но кто может захотеть жить так хотя бы один час?
– Я, – сказал Тревиз. – Вот почему я должен найти Землю… найти причину, заставившую меня выбрать для человечества эту ужасную судьбу.
– Это вовсе не ужасная судьба, но давайте не будем дискутировать по этому вопросу. Я пойду с вами не как шпион, а как друг и помощник. Гея пойдет с вами не как шпион, а как друг и помощник.
Тревиз мрачно заметил:
– Гея больше помогла бы мне, направив к Земле.
Блисс медленно покачала головой.
– Гея не знает местонахождения Земли. Дом уже говорил вам это.
– Я не совсем верю этому. В конце концов у вас должны быть записи. Почему за время пребывания здесь, я ни разу не видел этих записей? Даже если Гея действительно не знает, где расположена Земля, я могу почерпнуть кое-что полезное из этих записей. Я знаю Галактику несомненно много лучше, чем Гея. Я могу заметить и понять намеки, которых Гея вообще не уловит.
– Но о каких записях вы говорите, Тревиз?
– О любых. Книги, фильмы, пластинки, голографии, артефакты – все, что у вас есть. За время, что нахожусь здесь, я не видел ничего, что можно было бы назвать записями. А вы, Яков?
– Нет, – ответил Пилорат. – Но я и не очень смотрел.
– А я смотрел, хотя и осторожно, – сказал Тревиз, – и не видел ничего. Ничего! Я могу только подозревать, что их спрятали от меня. Интересно, почему? Можете вы сказать мне это?
Гладкий лоб Блисс собрался в удивленные морщины.
– Почему вы не спросили об этом раньше? Я/мы/Гея ничего не прячем и не лжем. Изолянты – индивидуумы в изоляции – могут лгать. Они ограничены и боятся, потому что ограничены. Однако Гея – это планетарный механизм с огромными ментальными способностями, и страха не имеет. Для Геи говорить ложь, то есть то, что не соответствует действительности, в принципе невозможно.
Тревиз фыркнул.
– Тогда почему от меня тщательно прятали все записи? Скажите мне, в чем причина этого?
– Разумеется. – Она вытянула обе руки вперед ладонями вверх. – У нас нет никаких записей.
4
Пилорат пришел в себя первым; он казался менее удивленным из них двоих.
– Дорогая, – мягко сказал он, – это совершенно невозможно. У вас не может быть цивилизации без записей какого-либо рода.
Блисс подняла брови.
– Я понимаю это. Я только хотела сказать, что у нас нет записей того типа, о которых говорил Трев… Тревиз, или подобных им. Я/мы/Гея не пишем, не печатаем, не снимаем, не составляем компьютерного банка данных, вообще ничего не делаем. И на камне мы этого тоже не высекаем. Вот и все, что я сказала. Естественно, поскольку у нас ничего этого нет, Тревиз ничего не нашел.
– Но что же у вас есть? – спросил Тревиз, – если нет никаких записей, которые я мог бы определить, как записи?
Тщательно произнося слова, словно разговаривая с ребенком, Блисс сказала:
– У я/мы/Геи есть память. Я ПОМНЮ.
– Что вы помните? – спросил Тревиз.
– Все.
– Все?
– Конечно.
– А на сколько лет назад?
– На неопределенное количество времени.
– И вы можете сообщить мне исторические, биографические, географические данные? Даже местные сплетни?
– Все, что угодно.
– И все в этой маленькой голове, – Тревиз сардонически коснулся правого виска Блисс.
– Нет, – сказала она. – Воспоминания Геи не ограничиваются содержанием моего черепа. Видите ли (за одно мгновение она как бы выросла и посуровела, перестав быть одной Блисс и объединившись с другими жителями Геи), до начала истории было время, когда люди были настолько примитивны, что хотя и запоминали события, не могли о них рассказать. Речь была изобретена и использовалась для передачи воспоминаний от одного человека к другому. Письменность, вероятно, была изобретена для записи воспоминаний и передачи их через время от поколения к поколению. Таким образом, весь технологический прогресс использовался для передачи и накопления воспоминаний, а также, чтобы сделать нахождение нужного эпизода проще. Однако, когда индивидуумы объединились в форме Геи, все это устарело. Мы можем вернуться к воспоминаниям основной системы их регистрации, на основе которой строится все прочее. Вы понимаете это?
– Вы хотите сказать, что сумма разумов Геи может запомнить гораздо больше данных, чем отдельный мозг? – спросил Тревиз.
– Конечно.
– Но что хорошего для вас, как индивидуальной части Геи, в том, что она имеет все данные в своей памяти планеты?
– Дело в том, что все это вы можете потребовать. Все, что мне нужно, имеется в мозгу какого-то индивидуума, возможно, у многих сразу. Если это что-то фундаментально, скажем, значение слова «стул», то это есть в каждом мозгу. Но даже если это что-то малоизвестное, что имеется только в малой части разума Геи, я могу вызвать это в случае необходимости, хотя такой вызов затянется надолго, чем если данные широко распространены… Понимаете, Тревиз, если вы хотите знать что-то, чего нет в вашем мозгу, вы смотрите какой-нибудь книгофильм или пользуетесь компьютерным банком данных. Я же сканирую общий разум Геи.
– А как вы удерживаете всю эту информацию от просачивания в ваш разум и уничтожения его? – спросил Тревиз.
– Вы ударились в сарказм, Тревиз?
– Бросьте, Голан, – сказал Пилорат, – не будьте таким неприятным.
Тревиз взглянул на них, затем с видимым усилием заставил себя расслабиться.
– Простите. На мне лежит серьезная ответственность, и я не хочу, да и не знаю, как избавиться от нее. Порой это помимо моей воли заставляет меня быть неприятным. Блисс, я действительно хотел бы знать, как вы получаете сведения из других разумов без того, чтобы они отложились в вашем собственном и быстро переполнили его.
– Не знаю, Тревиз, – сказала Блисс. – Никто лучше вас не знает подробностей работы вашего мозга. Полагаю, вам известно расстояние от вашего солнца до ближайшей звезды, но вы не всегда осознаете это. Вы храните это где-то в памяти и можете в любой момент вызвать цифру, если вас спросят. Если же она не требуется, со временем вы можете забыть ее, но при необходимости получите ответ из какого-нибудь банка данных. Если рассматривать мозг Геи как огромный банк данных, то мне вовсе незачем сознательно помнить все разделы, которыми я хочу пользоваться. Захотев использовать факт или воспоминание, я просто позволю ему выскользнуть из памяти. А затем спокойно помещаю его обратно на место, откуда взяла.
– Блисс, сколько людей на Гее?
– Около миллиарда. Или вы хотите точную цифру на данный момент?
Тревиз печально улыбнулся.
– Я верю, что вы, если захотите, можете назвать точную цифру, но меня вполне устроит приблизительная.
– В настоящее время, – сказала Блисс, – популяция стабильна и колеблется вокруг некоторой цифры, которая незначительно превышает миллиард. Я могу сказать вам, насколько велико это превышение или нехватка, что будет означать растягивание моего сознания и… ну, скажем… ощущение границ. Я не могу объяснить точно, потому что вы никогда не разделяли этого чувства.
– И все же мне кажется, что миллиарда человеческих разумов – а в это число входят и дети – недостаточно для удержания в памяти всех данных, необходимых сложному обществу.
– Но ведь люди не единственные живые существа на Гее, Трев.
– Вы хотите сказать, что животные тоже помнят?
– Нечеловеческий разум не может накапливать воспоминания с той же плотностью как человеческий, к тому же большую часть места во всех мозгах – человеческих и нечеловеческих – занимают личные воспоминания, которые едва ли можно использовать для чего-то, кроме определенного компонента планетарного сознания. Однако, значительное количество данных может быть – и есть – заключено в мозгах животных, а также в тканях растений и минеральных образованиях планеты.
– В минеральных образованиях? Вы хотите сказать – в скалах и горных хребтах?
– А некоторые виды данных – в океане и атмосфере. Все это тоже Гея.
– Но что могут удержать неживые системы?
– Очень многое. Интенсивность сознания в них мала, но объем так велик, что большая часть общих воспоминаний Геи находится в горных породах. Чтобы извлечь их оттуда и поместить обратно, требуется много времени, поэтому в них предпочтительнее размещать так называемые «мертвые» данные, которые редко используются в обычной жизни.
– А что происходит, когда умирает кто-либо, чей мозг содержит данные значительной ценности?
– Сведения не теряются. Они постепенно вытесняются по мере разложения мозга, но требуется значительное время для распределения их по другим частям Геи. А когда новые мозги в детских головах становятся более организованными по мере роста, они развивают не только личные воспоминания и мысли, но и черпают знания из других источников. То, что вы называете воспитанием, проходит полностью автоматически для мы/нас/Геи.
– Честно говоря, Голан, – сказал Пилорат, – слова о живом мире кажутся мне имеющими значительно больший смысл, чем мы думаем.
Тревиз искоса взглянул на своего приятеля.
– Я уверен в этом, Яков, но никого не хочу убеждать. Эта планета, такая большая и разная, представляет собой единый мозг. Единый! Каждый новый возникающий мозг объединяется с целым. А где возможность для оппозиции, для несогласия? Думая о человеческой истории, вы можете вспомнить, что точка зрения меньшинства могла быть осуждаема обществом, но в конце концов выигрывала и изменяла мир. Есть ли здесь, на Гее, возможность для крупного восстания?
– Есть внутренний конфликт, – сказала Блисс. – Не все взгляды Геи становятся общими взглядами.
– Это должно быть ограничено, – сказал Тревиз. – В едином организме не может быть слишком много разногласий, иначе он не будет работать как надо. Если прогресс и развитие не прекращаются совсем, они по крайней мере замедляются. Можете вы представить возможность перенесения всего этого на всю Галактику? На все человечество?
Совершенно бесстрастно Блисс заметила:
– Вы подвергаете сомнению собственное решение? Ваши мысли изменились, и вы решили, что Гея – нежелательное будущее для человечества?
Тревиз сжал губы, потом медленно произнес:
– Это должно нравиться мне, но пока… не нравится. Я принимал решение на некоей основе… некоей бессознательной основе… и, пока не узнаю, что это за основа, не могу решить: следует ли мне оставить или изменить решение. А сейчас давайте вернемся к вопросу о Земле.
– Где вы надеетесь узнать сущность этой основы, на которой приняли свое решение. Верно, Тревиз?
– Да, я надеюсь на это… Дом сказал, что Гея не знает положения Земли. Полагаю, вы согласны с ним.
– Конечно, я согласна с ним. Я не менее Гея, чем он.
– И вы скрываете знание от меня? Я хочу сказать – сознательно?
– Разумеется, нет. Даже если бы Гея могла лгать, она не стала бы лгать ВАМ. Кроме всего прочего, мы зависим от вашего заключения, и нам нужно, чтобы оно было точным, а это предполагает, что оно базируется на реальности.
– В таком случае, – сказал Тревиз, – разрешите воспользоваться вашими воспоминаниями. Взгляните назад и скажите мне, как далеко вы помните.
Последовала небольшая пауза. Блисс бессмысленно смотрела на Тревиза, как будто на мгновение впала в транс. Затем она сказала:
– Пятнадцать тысяч лет.
– А почему вы заколебались?
– На это нужно время. Старые воспоминания… действительно старые… почти целиком находятся в основаниях гор и требуется время, чтобы извлечь их оттуда.
– Значит, пятнадцать тысяч лет? Именно тогда Гея была заселена?
– Нет. По нашим данным это произошло за три тысячи лет до этого.
– А почему вы не уверены в этом? Может, вы – или Гея – не помните этого?
Блисс ответила:
– Это было до того, как Гея достигла состояния, когда память стала глобальной.
– Значит, перед тем, как вы смогли положиться на свою коллективную память, у Геи должны были храниться записи, Блисс. Записи в обычном смысле: на пленках, в книгах, фильмах и так далее.
– Получается, что да, но едва ли они выдержали все это время.
– Они могли быть скопированы или, что еще лучше, переданы в глобальную память, как только она достаточно развилась.
Блисс нахмурилась. Последовала еще одна пауза, более продолжительная, чем первая.