Он встал и отправился в небольшую кухню и столовую. Там было множество продуктов разного рода, холодильник и нагреватель. Он уже успел заметить, что книгофильмы в его комнате были в строгом порядке, и был совершенно уверен, что личная библиотека Пилората цела и невредима. В противном случае он уже знал бы об этом.
Пилорат!… Это кое-что напомнило ему, и он вошел в его комнату.
– Здесь есть место для Блисс, Яков?
– Да, конечно.
– Я могу переделать общую комнату в ее спальню.
Блисс посмотрела на него, широко раскрыв глаза.
– Но я не хочу отдельной спальни. Я согласна остаться здесь с Пилом. Надеюсь только, что если понадобится, смогу пользоваться и другими помещениями. Например, гимнастическим залом.
– Разумеется. Любыми, кроме моей комнаты.
– Хорошо. Это я и имела в виду. Но, конечно, вы не будете входить в нашу.
– Конечно, – сказал Тревиз, посмотрел вниз и обнаружил, что переступил через порог. Он сделал шаг назад и жестко закончил: – Но это не комната для медового месяца, Блисс.
– Принимая во внимание ее компактность, это действительно так.
Тревиз сдержал улыбку.
– Вы, должно быть, очень дружны.
– Так оно и есть, – сказал Пилорат, явно испытывавший неловкость от разговора, – но вообще-то, приятель, вы можете оставить решение этого вопроса на наше усмотрение.
– Нет, не могу, – медленно ответил Тревиз. – Я все-таки хочу, чтобы вы поняли, что это не помещение для проведения медового месяца. Я не возражаю, чтобы вы занимались чем хотите, но вы должны осознать, что уединения у вас не будет. Надеюсь, вы понимаете это, Блисс.
– Здесь есть дверь, – сказала Блисс, – и я полагаю, вы не будете тревожить нас, когда она закрыта… разве что в случае реальной опасности.
– Конечно, не буду. Однако здесь нет звукоизоляции.
– То есть вы хотите сказать, что будете отчетливо слышать наши разговоры, которые мы будем вести, а также любые звуки, которые мы будем издавать, занимаясь сексом?
– Да, именно это я и хотел сказать. Надеюсь, что помня об этом, вы ограничите вашу активность. Возможно, это будет раздражать вас, но дела обстоят именно так.
Пилорат откашлялся и мягко сказал:
– Вообще-то, Голан, с этой проблемой я уже сталкивался. Представьте, что любое чувство, переживаемое Блисс, когда мы вместе, переживает вся Гея.
– Я думал об этом, Яков, – сказал Тревиз, как будто подавляя отвращение. – И не собирался упоминать этого… если вы не начнете первым.
– Но так оно и случилось, – сказал Пилорат.
– Не придавайте этому большого значения, Тревиз, – посоветовала Блисс. – В любой момент на Гее есть тысячи людей, занимающихся сексом, миллионы едящих, пьющих или занимающихся другой, доставляющей удовольствие, деятельностью. Это приводит к подъему общего уровня удовольствия, испытываемого Геей, каждой ее частью. Низшие животные, растения, минералы имеют свои слабые удовольствия, которые также способствуют росту радости и веселья, которые Гея испытывает всеми своими частями. Этого нет ни в одном другом мире.
– Мы испытываем свою собственную, особую радость, – сказал Тревиз, – которую можем разделить, если захотим, или оставить только для себя.
– Если бы вы могли почувствовать нашу, то поняли бы, насколько вы, изолянты, бедны в этом отношении.
– Откуда вам знать, что мы чувствуем?
– Даже не зная этого, можно предположить, что мир общих удовольствий должен быть более сильным, чем все отдельные изолированные личности.
– Возможно, но даже если мои удовольствия слишком бедны, я буду хранить свою радость и печаль и довольствоваться ими, как бы редки они не были. Зато это МОЕ и не состоит в родстве с ближайшим камнем.
– Не нужно смеяться, – сказала Блисс. – Вы цените каждый кристалл в ваших костях или зубах и не хотите, чтобы хоть один из них был поврежден, а ведь в них сознания не больше, чем в камне того же размера.
– Пожалуй, вы правы, – неохотно согласился Тревиз, – но мы ушли от темы. Мне все равно, если вся Гея разделит вашу радость, Блисс, но Я не хочу ее разделять. Мы живем здесь в непосредственной близости, и я не хочу, чтобы меня заставляли хотя бы косвенно принимать участие в ваших делах.
– Это неубедительно, мой дорогой друг, – сказал Пилорат. – Я не менее вашего не хочу, чтобы наше уединение было нарушено. Впрочем, мы с Блисс будем сдержаны, верно?
– Будет как ты хочешь, Пил.
– К тому же, – продолжал Пилорат, – вполне возможно, что мы будем проводить на планетах значительно больше времени, чем в космосе, а на планетах возможности для подлинного уединения…
– Меня не волнует, что будет на планетах, – прервал его Тревиз, – но на корабле хозяин – Я.
– Несомненно, – сказал Пилорат.
– Тогда, раз мы выяснили это, пора отправляться.
– Подождите! – Пилорат схватил Тревиза за рукав. – Отправляться куда? Вы не знаете, где находится Земля, как не знаем этого мы с Блисс. Не знает этого и компьютер, ибо еще давно вы говорили, что в нем нет никакой информации о Земле. Так что же вы собираетесь делать? Нельзя же просто лететь через космос наугад.
Тревиз почти радостно улыбнулся. Впервые с тех пор, как он попал на Гею, он чувствовал себя хозяином своей судьбы.
– Уверяю вас, – сказал он, – что не собираюсь лететь наугад. Я точно знаю, куда направляюсь.
7
Постучав в дверь пилотской рубки и не дождавшись ответа, Пилорат тихо вошел. Тревиз сосредоточенно разглядывал звездное поле.
– Голан… – начал Пилорат и замолчал.
Тревиз поднял голову.
– А, Яков! Садитесь… Где Блисс?
– Спит… Я вижу, мы уже в космосе.
– Да, вы правы. – Тревиза не удивляло это слабое удивление у других. В новых гравитационных кораблях невозможно было заметить момент старта. При этом не было инерционных эффектов рывка ускорения, шума и вибрации.
Обладая способностью изолировать себя от внешнего гравитационного поля любой интенсивности. «Далекая Звезда» поднималась с поверхности так, словно плыла в некоем космическом море. И пока это происходило, гравитация ВНУТРИ корабля, как это ни парадоксально, оставалась нормальной.
Пока корабль находился в атмосфере, не было необходимости в ускорении, так что воя и вибрации от быстро рассекаемого воздуха не было. Однако, когда атмосфера оставалась позади, начиналось ускорение и довольно резкое, которое тем не менее не действовало на пассажиров.
Это было высшим комфортом, и Тревиз не видел пути дальнейшего улучшения, разве что придет время, когда люди найдут способ путешествовать через гиперпространство без кораблей, не обращая внимания на ближние гравитационные поля, которые могли быть слишком сильными. Например, сейчас «Далекая Звезда» должна была лететь от Геи несколько дней, прежде чем напряженность поля станет достаточно низкой для Прыжка.
– Мой дорогой друг Голан, – сказал Пилорат, – могу я немного поговорить с вами? Вы не очень заняты?
– Я вообще не занят. Всем управляет компьютер после того, как я проинструктировал его. Иногда мне кажется, что он угадывает мои инструкции еще до того, как я произнесу их. – Тревиз любовно погладил панель.
– Мы стали очень дружны, Голан, за то короткое время, что знаем друг друга, хотя должен признать, что для меня оно вовсе не было коротким. Так много всего произошло… Странно, но когда я думаю о своей жизни, мне кажется, что половина всех ее событий произошла за последние несколько месяцев. Я почти уверен…
Тревиз поднял руку.
– Яков, я уверен, что вы ушли в сторону от своей истинной цели. Вы начинали говорить, что мы стали дружны за очень короткое время. Да, мы стали и по-прежнему остаемся друзьями. Кстати, вы знаете Блисс еще более короткое время, а ваша дружба еще крепче.
– Это другое дело, – Пилорат смущенно откашлялся.
– Конечно, – согласился Тревиз, – но что следует из нашей короткой, хотя и крепкой дружбы?
– Если мы по-прежнему друзья, как вы только что сказали, тогда я перейду к Блисс, которая, как вы тоже сейчас сказали, особенно дорога мне.
– Понимаю. И что из того?
– Я знаю, Голан, что вы не любите Блисс, но что касается меня, то я хочу…
Тревиз поднял руку.
– Минуточку, Яков. Я не очарован Блисс, но это не значит, что я ее ненавижу. Я не испытываю к ней никакой враждебности. Она привлекательная молодая женщина, и даже если бы это было не так, ради вас я готов был бы поверить в это. Я не люблю ГЕЮ.
– Но Блисс и есть Гея.
– Я знаю, Яков, и это осложняет дело. До тех пор, пока я думаю о Блисс, как о личности, проблемы нет. Но как только я начинаю думать о ней, как о Гее, она появляется.
– Но вы не даете Гее шанса, Голан… Позвольте мне кое-что объяснить вам. Когда Блисс и я бываем близки, она иногда позволяет мне на минуту или около того разделить ее мысли. Но не больше этого, потому что, по ее словам, я слишком стар, чтобы адаптироваться… О, не смейтесь, Голан, потому что вы тоже слишком стары для этого. Если изолянт вроде вас или меня станет частью Геи больше чем на одну-две минуты, его мозг может быть поврежден, а если это затянется на пять или десять минут, то необратимо… Если бы вы испытали это, Голан!
– Что? Необратимые изменения мозга? Нет, спасибо.
– Голан, вы сознательно не желаете понять меня. Я имел в виду лишь краткий момент единения. Вы не представляете, чего лишаетесь. Это неописуемо. Помните, Блисс говорила о чувстве радости? Так вот, это можно сравнить с радостью от глотка воды после того, как вы едва не умерли от жажды. Я даже не буду пытаться рассказать вам, на что это похоже. Вы разделяете все наслаждение, которое испытывают миллионы отдельных людей. И это не постоянная радость – иначе бы вы скоро перестали ощущать ее. Она дрожит… мерцает… пульсирует в каком-то странном ритме, не дающем вам к ней привыкнуть. Это большая… хотя нет… это ЛУЧШАЯ радость, чем вы когда-либо можете испытать отдельно. Я заплакал, когда она закрыла передо мной дверь…
Тревиз покачал головой.
– Вы изумительно красноречивы, мой дорогой друг, но ваш рассказ похож на описание действия наркотика или какого-нибудь другого лекарства, которое ненадолго дарит вам радость, а затем надолго погружает в страх. Это не для меня! Я не хочу продавать свою личность за несколько мгновений счастья.
– Я по-прежнему остаюсь личностью, Голан.
– Но долго ли вы будете ею, если не бросите это, Яков? Вы будете просить все больше и больше этого наркотика, пока, возможно, ваш мозг не окажется поврежден. Яков, вы не должны позволять Блисс делать это… Пожалуй, мне нужно поговорить с ней.
– Нет! Не надо! Вы знаете, у вас нет такта, и я не хочу, чтобы вы причинили ей вред. Уверяю вас, что в этом отношении она заботится обо мне лучше, чем вы можете себе представить. Возможность повреждения мозга волнует ее больше, чем меня. Можете быть в этом уверены.
– Хорошо, тогда я поговорю с вами. Яков, не делайте этого больше. Вы прожили пятьдесят два года со своими радостями и наслаждениями, и ваш мозг приспособился к ним. Не подвергайте его испытанию новым и необычным. За это придется платить, если не сейчас, то потом.
– Да, Голан, – сказал Пилорат, понизив голос и глядя на носки своих туфель. Затем он заметил: – Полагаю, вы видите это именно так. Если бы вы были одноклеточным существом…
– Я знаю, что вы хотите сказать, Яков. Забудьте об этом. Блисс уже ссылалась на эту аналогию.
– Верно. Но задумайтесь на минуту. Представим одноклеточные организмы с человеческим уровнем сознания и силой мысли, и допустим, что перед ними возникает возможность стать многоклеточным организмом. Не станут ли эти одноклеточные горевать о потере личности и сетовать на то, что их силой объединили в общий организм? А может, они не так уж плохи? Может, и отдельная клетка достигнет уровня человеческого мозга?
Тревиз энергично покачал головой.
– Нет, Яков, это ложная аналогия. У одноклеточных организмов нет сознания и вообще никакой силы мысли. Для таких объектов объединение и потеря личности – это потеря того, чего они никогда не имели. Человек же имеет и использует силу своей мысли. У него есть настоящее сознание и настоящая независимость, которые он может потерять. Так что это ложная аналогия.
На мгновение воцарилось почти гнетущее молчание, и наконец, Пилорат попытался перевести разговор на другую тему, сказав:
– Почему вы уставились на передний экран?
– Привычка, – ответил Тревиз, криво усмехнувшись. – Компьютер сообщил мне, что ни один корабль Геи не следует за нами, и сейшельский флот не торопится нам навстречу. И все же, я озабоченно смотрю, не появятся ли эти корабли, хотя сенсоры компьютера в сотни раз чувствительнее и острее, чем мои глаза. Более того, компьютер способен регистрировать некоторые свойства пространства, которые мои чувства не могут постигнуть ни при каких обстоятельствах… И зная это, я продолжаю смотреть.
– Голан, – сказал Пилорат, – если мы действительно друзья…
– Полагаю, вы хотите, чтобы я не причинял вреда Блисс? Ничем не могу помочь.
– Нет, тут другое. Вы скрыли от меня место назначения, как будто не доверяете мне. Куда мы направляемся? Вы считаете, что знаете, где находится Земля?
Тревиз взглянул на него, подняв брови.
– Простите. Я держу этот секрет в своем сердце, верно?
– Да, но почему?
– Действительно, почему? – сказал Тревиз. – Все дело в Блисс.
– Блисс? Вы не хотите, чтобы знала ОНА? Дружище, ей можно полностью доверять.
– Дело не в том. Что толку не доверять ей? Я подозреваю, что она, если захочет, может узнать любой секрет из моего разума. Думаю, что есть более нелепая причина для этого. Скажем, я чувствую, что все ваше внимание вы посвящаете ей, и не хочу, чтобы это продолжалось.
– Но это же неправда, Голан! – Пилорат казался испуганным.
– Я знаю, но ведь я просто пытаюсь анализировать свои чувства. Вы пришли ко мне сейчас, опасаясь за нашу дружбу и, думая об этом, я испытываю те же страхи. Я не могу открыто признаться в этом себе, но, возможно, ощущаю влияние Блисс. Может, я просто ищу возможность «свести счеты»? Пожалуй, это несерьезно.
– Голан!
– Я сказал, что это несерьезно, не так ли? Но где вы найдете человека, который время от времени не бывает несерьезным? Однако, мы с вами друзья. Мы согласились с этим, и я больше не играю в эту игру. Мы направляемся на Компореллон.
– Компореллон? – повторил Пилорат, в первый момент не сообразив, где это.
– Вы, конечно, помните предателя Манн Ли Кампера? Мы встречались с ним на Сейшеле.
Лицо Пилората просветлело.
– Конечно, я его помню. Компореллон был миром его предков.
– ЕСЛИ был. Не думаю, что следует верить всему, сказанному Кампером. Но Компореллон – это известный мир, а Кампер говорил, что его обитатели знают Землю. Что ж, мы отправимся туда и проверим это. Это может вести в никуда, но это единственная наша зацепка.
Пилорат откашлялся и с сомнением покачал головой.
– Мой дорогой друг, вы уверены?
– Нет ничего, в чем можно быть уверенным до конца. У нас есть единственная зацепка – возможно, слабая, но нам не остается ничего, кроме как проверить ее.
– Да, но если мы отправляемся туда на основании сказанного Кампером, тогда мы должны учесть ВСЕ, сказанное им. А я помню, как он говорил – и весьма выразительно – что Земля не существует, как живая планета, что ее поверхность радиоактивна, и что она совершенно безжизненна. Если это так, наше путешествие на Компореллон ведет в никуда.
8
Все трое сидели в столовой за ленчем.
– Очень хорошо, – сказал Пилорат с явным удовлетворением. – Это часть наших первичных запасов с Терминуса?
– Вовсе нет, – ответил Тревиз. – Они давно кончились. Это часть запасов, купленных нами на Сейшел, перед отправкой на Гею. Ничего необычного. Какая-то морская пища, довольно жесткая. А что касается этого… когда я покупал, то решил, что это капуста, но по вкусу нисколько не похоже.
Блисс слушала молча. Она осторожно копалась в содержимом своей тарелки.