Двое стояли под темно-сиреневым небом посреди рыжих песков. За их спинами, накрывая их своей тенью, возвышалась четырехлапая громада корабля, и датчики скафандров еще улавливали тепло не успевшей остыть обшивки.
— Идиотское чувство, — сказал Дженнингс. — Мы считаемся первой марсианской экспедицией… и в то же время до нас здесь побывали тысячи человек. Некоторые из них все еще живы и рассказывают о Марсе бойскаутам.
— Правительство любит громкие названия, — ответил второй, по фамилии Харрис, отгребая носком ботинка песок. Под песком показалась бетонная плита старинного космодрома. — Конечно, никакая мы не первая экспедиция. Мы — команда мусорщиков, присланная разгрести шестидесятилетний хлам к прибытию постояльцев.
— Кончайте философствовать, парни, — раздался у них в шлемах голос командира. — Вас дожидается диспетчерский пункт.
Астронавты вышли из тени и зашагали к возвышавшейся на краю поля грибообразной башне. Час назад компьютер этой башни показал себя молодцом, сопровождая корабль на посадку; хотя экипаж готов был к любым неожиданностям, компьютер, несмотря на свой почтенный возраст, ни разу не подвел. Это позволяло надеяться, что и остальная техника, по крайней мере здесь, не доставит особенных хлопот.
Дженнингс стер перчаткой скафандра многолетнюю пыль с панели у входа и повернул рычаг. Слабо скрипнув в разреженном воздухе, панель отошла в сторону, обнажив щель электронного замка. Дженнингс вставил карточку.
Контрольная лампочка не зажглась, однако дверь, после секундной паузы, рывками пошла в сторону, открывая проход в шлюз. Астронавты включили фонарики на шлемах и вошли внутрь.
Шлюзовая система также работала. Вспыхнул зеленый транспарант, показывая нормальное давление и состав воздуха. Датчики скафандров это подтверждали, и Дженнингс решительно снял шлем.
— Подождал бы результатов комплексного теста, — с неодобрением заметил Харрис.
— А что здесь может быть? Сибирская язва? — усмехнулся Дженнингс.
— Мало ли… Может, кто-нибудь в спешке забыл в ящике стола бутерброд, и вывелась какая-нибудь плесень, от которой мы получим аллергию.
— 60 лет на одном бутерброде ни одна плесень не протянет, — заявил Дженнингс, выходя из шлюза и поворачивая рубильник. Во всех помещениях башни зажглись осветительные плафоны. Некоторые из них, впрочем, мерцали вполнакала или вовсе оставались темными.
Земляне спустились по лестнице в помещение диспетчерского поста. В башне размещалась только аппаратура, сам же центральный пост находился под землей. Вполне рациональная мера, если учесть, что авария какого-либо из кораблей чревата ядерным взрывом; по этой же причине космодром располагался в 10 милях от поселения. Впрочем, вероятность подобного даже на кораблях 70-летней давности была крайне низка; на Марсе такая катастрофа не происходила ни разу.
— А и не скажешь, что здесь никого не было с 56 года, — сказал Дженнингс, пробуждая к жизни центральный пульт. Изо рта его вырывался пар — воздух в помещении был все еще холодный, но обогревательные системы уже работали вовсю. — Даже пыли почти нет.
— Откуда ей взяться в герметично закупоренном помещении, где кругом сплошной пластик? — ответил Харрис, настраивая свою аппаратуру для комплексного анализа. Дженнингс покосился на индикатор термометра, затем решительно снял перчатки и уселся в кресло перед терминалом главного компьютера. — Привет, старина. Классно выглядишь. Спасибо за отличную посадку.
— Пожалуйста, введите ваш пароль, — осадила его машина.
Дженнингс хмыкнул и, сверившись с экраном своего электронного блокнота, отстучал на клавиатуре код.
— Добро пожаловать, мистер Норрис, — сказал компьютер.
«Естественно, в его памяти хранятся данные о последнем операторе», — подумал Дженнингс и ввел новое имя и пароль.
— Изменения приняты, мистер Дженнингс. Желаете также ввести данные о семейных праздниках, чтобы я мог поздравлять вас?
— Может быть, позже. А сейчас меня интересует полный тест…
Анализатор Харриса издал музыкальный звук, извещая о конце работы.
— Ну, что там? — спросил Дженнингс, не отрываясь от монитора.
— Все чисто. Марс стерилен, как ему и положено.
— Вот видишь.
— Зато я дождался, пока температура здесь перестанет напоминать Антарктиду, — ответил Харрис, нажимая на защелку шлема. — Ты на своей Аляске можешь хоть умываться жидким азотом. А мои предки, как-никак, жили в экваториальных лесах, — он снял шлем и перчатки. В своем белом скафандре чернокожий астронавт походил на фотографический негатив — впрочем, такая ассоциация могла прийти в голову разве что первым строителям этой башни.
Цифровое видео давным-давно вытеснило старинные фото — и кинотехнологии, да и многие на Земле теперь сочли бы негативом скорее белого человека. В составе первой — по-настоящему первой — марсианской экспедиции были четверо белых и негр, причем последний был включен не без политических соображений. Из 12 человек, прибывших на Марс теперь, белых было только трое. Столько же было чистокровных негров, а остальные — мулаты и метисы. В жилах Харвиса Де Торо, командира экспедиции, текла кровь всех трех рас. За прошедшие сто лет расовый состав Земли, в том числе и Соединенных Штатов, претерпел заметные изменения.
— Марс-1 вызывает «Вандерер».
— «Вандерер» на связи, — ответил голос Де Торо. — Ну как там у вас, Дженнингс?
— Первичная расконсервация поста закончена. Есть мелкие неисправности, но в целом все о'кей. Если так пойдет и дальше, мы тут измучаемся от скуки. Можно подавать поезд к перрону.
— Успеется. Первым делом замените компьютер.
— Мне кажется, это может подождать. Старик превосходно справляется со своими обязанностями.
— Дженнингс, не говоря уже о том, что это самый старый из действующих компьютеров в Солнечной системе, он — одна из немногих систем колонии, работавших непрерывно все эти 60 лет. Чем скорее мы его заменим, тем лучше. Ребята могут еще полчаса посидеть в корабле.
— Как скажете, командир.
Дженнингс окинул печальным взглядом терминал.
— Не придется тебе поздравлять меня с семейными праздниками…
— Чувствуешь себя убийцей, а, Тим? — усмехнулся Харрис.
— Не каждый день приходится отключать компьютер, который старше тебя более чем вдвое.
— Ты еще скажи, что он тебе в дедушки годится, — хохотнул Харрис.
Пристрастие Дженнингса к технике не раз служило поводом для шуток; его спрашивали, на каком заводе он изготовлен и каков его гарантийный срок.
Дженнингс говорил, что рассматривает это как комплимент.
— М-да, 60 лет… Знаешь, каких-нибудь полтораста лет назад фантасты считали, что в XXII веке люди уже облетят пол-Галактики. А мы едва добрались во второй раз до Марса.
— Фантасты! — презрительно хмыкнул Харрис. — В том же XX веке было доказано, что межзвездные полеты невозможны. Скорость света слишком мала для межзвездных расстояний, да и для достижения субсветовых скоростей нужно нереально большое количество топлива, даже при его полном превращении в фотоны по формуле E=mc
Состоялась первая пилотируемая экспедиция, затем вторая, третья…
Крупнейшие институты заваливали НАСА заявками. На Марсе побывали европейцы, потом китайцы. В конечном итоге Конгресс США отпустил ассигнования на программу строительства постоянно действующего марсианского поселения.
Негласную поддержку проекту оказали военные, хотя формально соглашение о неразмещении оружия в космосе и связывало им руки. Существовал и совсем фантастический раздел программы, основанный на предположении, что микроорганизмы (кстати, совершенно безвредные для земных форм жизни) не всегда были единственными обитателями планеты и что тщательные раскопки помогут обнаружить останки иных существ… возможно, и артефакты древней цивилизации. Короче говоря, самые разные силы и организации возлагали надежды на марсианскую программу, и в 2042 году состоялось торжественное открытие Марсополиса; ради этого впервые в истории вице-президент США совершил дальний космический перелет. Изначально специалисты прилетали в Марсополис работать на несколько месяцев, но затем появились и постоянные жители, а в 2047 родился первый марсианин.
Время, однако, сильно охладило пыл энтузиастов. С каждым годом становилось все более ясно, что практической отдачи от марсианской колонии нет и не предвидится. Ни новых форм жизни, ни следов древних цивилизаций найдено не было; разработка полезных ископаемых обошлась бы во много раз дороже, чем на Луне, не говоря уже о еще неисчерпанных тогда месторождениях Земли; военные исследования… о них, конечно, ничего не говорилось, но, по всей видимости, их тоже можно было с большей эффективностью проводить поближе к основным промышленным и научным мощностям. В общем, за исключением планетологов, «удовлетворявших свое любопытство за государственный счет», и инженеров, опробовавших новые технические решения в создании закрытых экосистем, в выигрыше не был никто. С каждым годом голоса противников программы звучали все громче, ассигнования стали урезаться, и от полного закрытия Марсополис спасало разве что желание политиков в условиях нарастающей международной напряженности «сохранить лицо» перед остальным миром. Но, в конечном итоге, недовольство «выбрасыванием денег в космос» стало массовым, и в 2055 году Конгресс объявил о прекращении дальнейшего финансирования марсианской программы. Люди подлежали эвакуации, а колония — консервации до лучших времен. Последние «марсиане» покинули планету в 2056.
«Лучшие времена» наступили 61 год спустя. В задачу экипажа «Вандерера» входило расконсервировать колонию, заменить устаревшее и неисправное оборудование и подготовить Марсополис к прибытию первой партии колонистов.
На лестнице послышался тяжелый топот, и в помещение вошел приземистый ремонтный робот, груженый блоками нового компьютера. Оказавшись на ровном полу, он сложил ноги и выдвинул более практичные колеса. Роботов на «Вандерере» было впятеро больше, чем людей; не будь их, возвращение к жизни целого города могло бы занять у двенадцати человек несколько лет, а то и вовсе оказаться невозможным.
— Прощай, — сказал Дженнингс компьютеру.
— До свидания, мистер Дженнингс.
«Ну, свидимся мы вряд ли», — подумал астронавт и нажал кнопку. На пульте зажегся транспарант «Компьютер отключен. Пост в ручном режиме». Робот приступил к работе.
Когда все было закончено, Дженнингс, как он и собирался, занялся поездом. Космопорт соединялся с колонией электрической железной дорогой; сначала рельсы были просто проложены по грунту, а потом над ними выстроили туннель для защиты от песка. Управление поездами находилось в ведении компьютера и операторов диспетчерского поста. Дженнингс подал один из поездов к перрону грузового терминала — ибо команде «Вандерера» он был важнее, чем пассажирский — и отправил его порожняком до города и обратно.
Автоматика работала безупречно. Дженнингс с восхищением отозвался об инженерах прошлого и передал на корабль, что поезд готов.
Наконец все астронавты покинули «Вандерер». Кто-то из них, желая размяться после двухнедельного пребывания в корабле, устремился к терминалу бегом; после короткой паузы остальные тоже побежали наперегонки, вздымая клубы рыжей пыли. Командир пару секунд смотрел на это неодобрительно, а затем хмыкнул и рванул следом. За ними деловито катились несколько роботов.
Дженнингс и Харрис, оставив диспетчерский пост на попечение нового компьютера, тоже направились к терминалу.
Поезд, составленный ради такого случая всего из двух вагонов — для людей и роботов — быстро набрал скорость, стуча и покачиваясь на стыках рельс. Скорость, впрочем, не составляла и половины максимальной: хотя поезд мог развить 100 миль в час, сейчас он шел на сорока — хоть компьютер и контролировал состояние пути, двигателей и ходовой части, не следовало подвергать старинную технику слишком серьезным испытаниям.
— Такое впечатление, что мы переместились не в пространстве, а во времени, — сказал Джозеф Джонсон, более известный коллегам как Джо Джо. — Где на Земле сейчас найдешь колесную железную дорогу?
— В Диснейлэнде, — усмехнулся Карпентер.
— Да нет, на заводах еще хватает одноколеек, — заметил Дженнингс. — Но, кстати, еще в те времена, когда все здесь строилось, колесные дороги уже были редкостью. Основные магистрали были переведены на монорельс в тридцатых годах прошлого века.
— А лично меня эта экскурсия в музей техники совершенно не радует, — хмуро заявил Аткинсон. — Нам всем пришлось изучать устройство этого древнего хлама, а понадобится это единственный раз в жизни. Зря потраченное время.
— Вам за это платят, не так ли? — заметил командир. — Время — деньги.
— Потратив время, можно заработать деньги, но никакие деньги не вернут времени, — философски констатировал Аткинсон.
— Вся наша жизнь — сплошная потеря времени, — не менее философски ответил Збельски.
— Лучше подумайте, какую потерю времени ощущали те, что улетали отсюда в 56-ом, — сказал Дженнингс. — Держу пари, что никто из них не голосовал на следующих выборах за тех, кто свернул программу.
— Это еще мягко сказано, — поддержал тему Паулини. — Недовольство здесь было жутким. Говорят, была даже пара самоубийств.
— И души их до сих пор бродят по опустевшим зданиям Марсополиса, — замогильным голосом протянул О'Нил.
— По-моему, это не лучший повод для шуток, — заметил Хок. О'Нил пожал плечами.
Замедляя ход, поезд въехал в шлюзовой отсек. Позади закрылся люк, перегораживая туннель, затем послышалось шипение поступающего воздуха.
Открылись двери вагонов и двери в стене за ними, выпуская астронавтов на перрон.
— Станция «Марсополис», конечная, — объявил Джо Джо.
Марсополис состоял из нескольких десятков крупных герметичных строений, соединенных между собой герметичными же туннелями и коридорами. От идеи строительства общего купола над городом отказались с самого начала: крайне разреженная марсианская атмосфера гораздо хуже земной справляется с функцией противометеоритного щита, и город постоянно находился бы под угрозой разгерметизации, а сооружение гигантского купола достаточной прочности было бы делом крайне трудным и дорогим. Таким образом, в колонии не было открытого пространства, на котором человек мог бы находиться без скафандра; искусственный сад в рекреационном корпусе и смотровые площадки — вот и все, что колонисты могли противопоставить вечному пребыванию в четырех стенах.
Город состоял из четырех кварталов, или зон: жилой, административной, научной и промышленной, заметно различавшихся по площади и архитектуре; кроме того, далеко за пределами города существовало несколько временных станций, где ученые занимались полевыми исследованиями — туда добирались на вездеходах или реактивных катерах. Здания внутри каждой зоны соединялись паутиной коридоров, сами же зоны были связаны друг с другом четырьмя главными туннелями. Пятый, недостроенный туннель уходил от промышленной зоны к шахтам на юго-востоке, где колония в последние годы своего существования пыталась наладить добычу полезных ископаемых для собственных нужд. Проект не успели довести до конца, ибо отпущенных средств едва хватило на строительство водопровода. Вода всегда была самым слабым местом марсианской колонии. Она использовалась не только для питья и в промышленности, но и для получения кислорода — частично от водорослей в оранжереях, частично путем электролиза. Кроме того, вода была необходима для работы реактора.