— Вот! — торжествующе воскликнул делец. — Эллис пишет, что череп маркиза де Сада эксгумировали и отдали на исследования френологу. В те времена была такая псевдонаука — френология, причем пользовалась популярностью, не так ли? Так вот, этот человек хотел убедиться, действительно ли форма черепа маркиза свидетельствует о том, что он был безумен. В книге говорится, что он нашел череп небольшим, прекрасной формы, как у женщины. Наш в точности совпадает с этим замечанием, если вы помните! Дальше написано, что череп не захоронили. Он попал в руки некоего доктора Лонда. Но примерно в пятидесятом году череп у Лонда похитил его же коллега и увез в Англию. Вот и все, что Эллису известно об этом деле. Остальное я мог бы рассказать сам — но предпочитаю не делать этого. Перед вами череп маркиза де Сада, мистер Мейтленд. Вы согласны с моим предложением?
— Тысяча фунтов, — вздохнул Мейтленд. — Слишком большая сумма за какой-то жалкий череп сомнительного происхождения.
— Ну, хорошо, пусть будет восемьсот фунтов. По рукам — и забудем об этом.
Мейтленд уставился на Марко. Марко на Мейтленда. Череп глядел на обоих.
— Может быть, пятьсот, — предложил Марко. — И конец.
— Ты меня надуваешь, — сказал Мейтленд, — иначе ты бы не был таким покладистым.
Марко снова улыбнулся своей масляной улыбкой.
— Напротив, сэр. Если бы я хотел надуть вас, я бы уж, конечно, настаивал на своей цене. Но я хочу поскорее избавиться от этого черепа.
— Почему?
Впервые за весь разговор Марко не нашелся, что ответить. Он повертел череп между пальцами и установил его на столе. Мейтленду показалось, что делец специально отворачивает взгляд от черепа.
— И сам не знаю, — проговорил, наконец, Марко. — Может быть, мне просто не хочется иметь подобную вещь. Действует на мое воображение. Вздор какой-то.
— Действует на воображение? — с недоверием произнес Мейтленд.
— Мне начинает казаться, что за мной кто-то следит. Конечно, это глупости, но…
Марко как бы оправдывался, искал слова, чтобы объяснить свое состояние, и не находил их.
— Тебе кажется, что тебя преследует полиция, не сомневаюсь в этом, — обвинительным тоном сказал Мейтленд, — потому что ты где-то украл этот череп. Признайся, Марко!
Марко отвел глаза.
— Нет, — промямлил он. — Совсем не то. Просто мне не нравятся черепа — эти безделушки не в моем стиле, уверяю вас. Я человек привередливый. Кроме того, — продолжал Марко, набираясь спокойствия, — у вас большой дом в безопасном спокойном месте. А я сейчас живу в Уэппинге. Словом, удача от меня сейчас отвернулась. Я продам вам череп. Вы спрячете его в свою коллекцию, а доставать будете, когда вам это захочется. В остальное же время он не будет у вас на глазах и не будет вас беспокоить. Я же избавлюсь от его присутствия в моих скромных апартаментах. Между прочим, когда я получу от вас деньги, переберусь в более приличное место. Вот почему мне так важно его продать. За пять сотен, наличными.
Мейтленд колебался.
— Я должен это обдумать, — сказал он. — Дай мне твой адрес. Если я решусь купить эту вещицу, то завтра приду к тебе с деньгами. Договорились?
— Хорошо, — вздохнул Марко. Он вытащил замасленный огрызок карандаша, оторвал кусочек от оберточной бумаги, валявшейся на полу.
— Вот вам адрес, — сказал он.
Мейтленд положил бумажку в карман, а Марко тем временем принялся снова заворачивать череп в фольгу. Он делал это быстро, как будто хотел поскорее спрятать блестящие зубы и зияющие провалы глазниц. Небрежно обернув череп оберточной бумагой и держа его в одной руке, другой он схватил свое пальто.
— Завтра я вас жду, — сказал коротышка уже в дверях. — Да, между прочим, — будьте осторожны, когда будете открывать дверь. Я держу сейчас сторожевого пса, очень свирепое животное. Он разорвет вас на куски, как и любого, кто попытается унести череп маркиза де Сада.
3
Мейтленду казалось, что его связали слишком туго. Он знал, что люди в масках собираются бить его плетьми, но не понимал, почему они приковали его стальными наручниками.
Только когда они вынули из огня металлические раскаленные докрасна прутья и высоко подняли их над головой, он сообразил, почему его привязали так крепко.
Первый же удар заставил Мейтленда не то что бы содрогнуться — забиться в конвульсиях. Его тело, обожженное ужасным прутом, выгнулось в дугу. Руки от невыносимой боли могли бы разорвать стягивающие их ремни. Но стальные цепи крепко держали его. Мейтленд скрипел зубами, а два человека в черных одеждах пороли его живым огнем.
Очертания застенка поплыли, боль тоже поплыла, стала тупой. Мейтленд провалился в темноту, прерываемую только ударами стегающих его голую спину стальных прутьев.
Когда к нему вернулось сознание, Мейтленд понял, что бичевание окончилось. Молчаливые люди в черных одеждах и масках наклонились над ним, освобождая от кандалов. Они осторожно поставили свою жертву на ноги и повели через весь застенок к большому стальному гробу.
Гробу? Это был не гроб. Гробы не ставят перпендикулярно с открытой крышкой. На них не вырезают изображение женского лица.
Внутри гробов не бывает шипов.
Когда он понял, что это, его охватил ужас.
Это была Железная Дева!
Люди в масках были сильные. Они подтащили Мейтленда, втолкнули в утробу большого металлического ящика пыток, зажали тисками его запястья и щиколотки. Мейтленд знал, что его ждет.
Сначала палачи закроют крышку. Потом, поворачивая рычаг, будут придвигать эту крышку ближе и ближе к нему. До тех пор, пока в него не вопьются шипы. Изнутри Железная Дева была утыкана острыми шипами разной длины, наточенными с дьявольской изобретательностью.
По мере продвижения крышки в жертву должны впиваться самые длинные шипы. Они должны проколоть запястья и щиколотки. Человек, распятый на них, повиснет, крышка же будет продолжать свое неумолимое движение. Шипы покороче проткнут бедра, плечи и руки. И когда жертва забьется в агонии, крышка приблизится настолько, что самые короткие шипы достанут глаза, горло и — как избавление — сердце и мозг.
Когда люди в масках закрывали крышку, Мейтленд издал такой вопль, что у него чуть не лопнули барабанные перепонки. Ржавый металл скрипел, потом послышался еще более натужный скрип механизма. Черные люди начали поворачивать рычаг, приближая шипы к его замершему в ужасе, распластанному телу…
Мейтленд ожидал в напряженной тишине первого острого поцелуя Железной Девы и вдруг неожиданно для себя понял, что он в этой тьме находится не один.
На крышке не было никаких шипов! Вместо них с внутренней стороны была вдавлена какая-то фигура. Двигаясь, крышка просто приближала ее к телу Мейтленда.
Фигура эта не двигалась, не дышала. Она как будто прилипла к крышке, и когда крышка придвинулась совсем близко, Мейтленд почувствовал прикосновение холодного чужого тела. Руки и ноги встретились в холодном объятии, но крышка продолжала давить, прижимая к нему безжизненное тело. Было темно, но теперь Мейтленд мог различить лицо, которое находилось чуть ли не в дюйме от его глаз Лицо было белым, оно фосфоресцировало. Это лицо не было лицом!
И когда тело прижалось к нему в темноте, голова коснулась его головы, а губы Мейтленда дотронулись до того места, где должны были находиться чьи-то губы, он понял ужасную правду.
Это лицо, которое не было лицом, оказалось черепом маркиза де Сада!
Груз кладбищенской гнили заставил Мейтленда оцепенеть, и он снова провалился в темноту, преследуемый чувством гадливости.
Но и забытье когда-нибудь кончается, Мейтленд снова пришел в себя. Люди в масках вызволили его из гроба и теперь старались вернуть его к жизни. Мейтленд лежал на соломенном тюфяке и смотрел в открытую дверь Железной Девы. Ему было приятно сознавать, что внутри ее ничего нет. На внутренней стороне крышки не виднелось никакой фигуры. Возможно, ее вообще не было.
Пытка странным образом влияет на сознание человека. Но именно разум был необходим Мейтленду сейчас. Он нисколько не сомневался, что заботливость тех в масках была непритворной. Они подвергли его этим испытаниям по каким-то неизвестным причинам.
Люди в черном смазали мазью его спину, подняли на ноги, вывели из застенка. В длинном коридоре Мейтленд заметил зеркало и остановился перед ним.
Изменился ли он в результате пыток? От ужаса Мейтленд отшатнулся, но люди в черном крепко держали его и не позволяли отворачиваться.
И Мейтленд увидел свое отражение — дрожащее тело, увенчанное мрачным, неулыбающимся черепом маркиза де Сада!
4
Мейтленд не стал никому рассказывать о своем страшном сне, но визит Марко и его предложение решил обсудить с каким-нибудь знающим человеком. Собеседником Мейтленда стал его старый друг и коллега-коллекционер, сэр Фицхью Киссрой. Вечером следующего дня, удобно устроившись в уютном кабинете сэра Фицхью, он сразу же посвятил его во все относящиеся к делу подробности.
Добродушный рыжебородый Фицхью слушал все молча.
— Естественно, я бы хотел купить этот череп, — заключил Мейтленд. — Но я не могу понять, почему Марко так не терпится отделаться от него. Кроме того, у меня вызывает сомнение его подлинность. Так вот, я думаю, вы очень знающий человек, Фицхью. Не желаете ли вы пойти вместе со мной к Марко и посмотреть на череп?
Сэр Фицхью усмехнулся и отрицательно покачал головой.
— В этом нет никакой необходимости, — сказал он. — Я абсолютно уверен, что это и есть череп маркиза де Сада. Судя по вашему описанию, он действительно настоящий.
— Как вы можете быть так уверены? — не поверил ему Мейтленд.
Фицхью ослепительно улыбнулся.
— Потому что, мой дорогой друг, этот череп был украден у меня!
— Что? — изумился Мейтленд.
— Именно так. Примерно дней десять назад в библиотеку через окно, выходящее в сад, проник вор. Слуги ничего не услышали, и ему удалось похитить у меня этот череп.
Мейтленд поднялся.
— Невероятно, — пробормотал он. — Но теперь-то вы не откажетесь пойти со мной. Мы опознаем вашу собственность, поставим Марко перед фактом, и справедливость будет восстановлена.
— Ничего подобного мы делать не будем, — возразил Фицхью. — Я даже рад, что у меня украли череп. И вам советую оставить его в покое. Я так и не заявил о краже в полицию и не собираюсь этого делать. Видите ли, этот череп приносит несчастье.
— Приносит несчастье? — Мейтленд пристально посмотрел на своего друга. — И это говорите мне вы, владелец целой коллекции египетских мумий, на которые было наложено проклятье? Вы же никогда не придавали значения таким глупым предрассудкам.
— Совершенно верно, — утвердительно покачал головой сэр Фицхью Киссрой. — Именно поэтому, если я говорю, что сей череп опасен, вы обязаны прислушаться к моим словам.
Мейтленд задумался. Не испытал ли Фицхью такие же кошмары, какие мучили его после того, как он увидел череп? Не излучает ли эта реликвия некие незримые волны или лучи? Если это так, то неулыбающийся череп маркиза де Сада имеет еще большую ценность.
— Я решительно не понимаю вас, — сказал Мейтленд. — На вашем месте я бы сделал все, чтобы вернуть себе этот череп.
— Возможно, кое-кому тоже не терпится завладеть им, — пробормотал сэр Фицхью.
— На что вы намекаете? — осведомился Мейтленд.
— Вам известна история де Сада, — не спеша начал Фицхью. — Вы знаете, как влияют на воображение гении зла, обладающие патологически притягательной силой. Вы испытали эту силу на себе; вот почему вы так хотите иметь у себя этот череп. Но вы нормальный, здоровый человек, Мейтленд. Вы хотите купить череп для своей коллекции ценностей Человек с болезненной психикой не захочет покупать его. Он выберет кражу — даже если для этого придется убить владельца. Особенно в том случае, если вор хочет не просто иметь череп, а, к примеру, поклоняться ему.
Фицхью понизил голос до шепота.
— Я не пытаюсь запугать вас, друг мой. Но я знаю историю этого черепа. За последние сто лет он прошел через руки многих людей. Одни из них были коллекционерами, вполне нормальными людьми. Другие были извращенцами, членами тайных сект — возводящих мучения в объект поклонения, последователями черной магии. Третьи за обладание этой страшной реликвией заплатили жизнью.
Ко мне череп попал случайно полгода тому назад, — продолжал Фицхью. — Один человек, вроде вашего Марко, предложил мне его. И не за тысячу фунтов, и даже не за пятьсот. Он отдал мне череп бесплатно, потому что стал бояться его. я Конечно, я посмеялся над его манией точно так же, как, возможно, вы сейчас смеетесь надо мной. Но в течение всех шести месяцев, что череп находился в моих руках, мне пришлось испытать немало страданий.
Меня мучили странные кошмары. Одного взгляда на противоестественную неулыбающуюся гримасу было достаточно, чтобы их вызвать. Вы не почувствовали, что сей предмет испускает какое-то излучение? Говорят, де Сад не был умалишенным. И я разделяю эту точку зрения. Его случай гораздо серьезнее — он был одержим. В этом черепе есть что-то противоестественное. Такое, что привлекает наделенных звериными инстинктами людей.
Но мои мучения не ограничивались ночными кошмарами. Я стал получать телефонные звонки, таинственные письма. Некоторые слуги докладывали мне, что в сумерках около дома кто-то бродит.
— Может, это были обыкновенные воры, как Марко, которым было известно о ценной вещи, — заметил Мейтленд.
— Нет, — вздохнул Фицхью. — Эти неизвестные злоумышленники и не пытались похитить реликвию. Ночью они проникали в мой дом, чтобы совершить обряд поклонения черепу. Уверяю вас, я знаю, о чем говорю! — взволнованно продолжал Фицхью. — Череп хранился в библиотеке в стеклянном ящике. Часто по утрам я обнаруживал, что за ночь он менял положение.
Да, он двигался. Стеклянный ящик оказывался разбитым, а череп находился на столе. Однажды я нашел его на полу.
Конечно, сначала я подозревал слуг. Но у всех было безупречное алиби. Это было дело рук кого-то со стороны — тех, кто, возможно, опасался похищать череп, однако время от времени нуждался в нем, чтобы отправлять некий порочный, отвратительный обряд.
Уверяю вас, они проникали в мой дом и поклонялись этому мерзкому черепу! И когда его наконец украли, я был рад, очень рад.
Единственное, что я хочу сказать вам, — держитесь подальше от этой истории! Не ходите к вашему Марко и забудьте про эту проклятую кладбищенскую гадость! — закончил свой печальный рассказ Фицхью.
Мейтленд склонил голову.
— Хорошо, — сказал он. — Благодарю за предупреждение.
Вскоре он простился с Фицхью.
А через полчаса коллекционер Мейтленд поднимался по лестнице в убогую мансарду, где жил Марко.
5
Мейтленд шел к Марко, взбираясь по скрипучим ступеням обветшалого дома в Сохо и прислушиваясь к глухим ударам своего собственного сердца.
Вдруг с верхней площадки раздался ужасный вопль, и последние несколько ступеней Мейтленд проскочил, подгоняемый паническим страхом.
Дверь в комнату Марко была заперта, но звуки, которые исходили из нее, вынудили Мейтленда прибегнуть к крайним мерам.
Будучи под впечатлением рассказа Фицхью, он взял с собой револьвер и, достав его, выстрелил в замок и выбил его.
Мейтленд распахнул дверь в тот момент, когда вопли достигли самой высокой точки, так что кровь застывала в жилах. Он бросился, было, в комнату, но наткнулся на неожиданное препятствие.
Что-то бросилось на него с пола и вцепилось в горло.
Мейтленд, ничего не видя, поднял револьвер и выстрелил.
На какое-то мгновение он потерял слух и зрение. Когда же пришел в себя, то понял, что лежит на полу у порога. У его ног неподвижно распростерлось что-то косматое. Мейтленд различил очертания огромной собаки.
Тут он вспомнил, что Марко предупреждал его о ее существовании. Вот и объяснение! Собака завыла и потом напала на него. Но — почему?
Мейтленд поднялся и вошел в бедно обставленную спальню. Дым от выстрелов еще не рассеялся Он снова посмотрел на распростертого зверя, отметив его желтые клыки, грозные и после смерти. Потом он оглядел дешевую мебель, беспорядок на бюро, смятую кровать…