- Я подметала сегодня, - сказала миссис Кливити, возвращаясь из далекой страны своих мыслей. - Должно быть, засунула его дальше под кровать.
Я встала на четвереньки и заглянула туда.
- О-о-о! Что это там блестит?
Что-то рвануло меня прочь от кровати, и я отлетела в сторону. А когда наконец поднялась, потирая ушибленный локоть, то оказалось, что миссис Кливити на коленях стоит у кровати и пытается засунуть туда голову.
- Эй! - возмущенно вскричала я и тут же вспомнила, что я не у себя дома. До меня донеслось странное, тонкое всхлипывание, и я увидела, как миссис Кливити, все еще на коленях, медленно отползла назад.
- Только замочек на чемодане, - сказала она. - Вот твоя пижама.
Она подала мне пакет и грузно поднялась с полу.
Мы молча легли, после того как она, прихрамывая, осмотрела весь дом и даже снова заглянула под кровать. Я услышала почти беззвучный шепот вроде молитвы и долго лежала без сна, пытаясь свести воедино что-то блестящее, удивительные глаза, рыдающий шепот. Наконец я пожала плечами в темноте и подумала о том, какие чудачества буду вытворять, когда вырасту. Все взрослые так или иначе - чудаки.
На следующий вечер миссис Кливити не смогла опуститься на колени, чтобы заглянуть под кровать. Она ушиблась накануне, когда, отшвырнув меня от кровати, бросилась на пол.
- Поищи сегодня за меня, - медленно проговорила она, потирая колени. - Ищи хорошенько. О Анна, ищи хорошенько!
Я искала изо всех сил - не зная, чего ищу.
- Это должно быть под кроватью, - говорила она, сжимая колени руками и раскачиваясь взадвперед. - Но нельзя сказать наверняка. Возможно, он промахнулся.
- Кто промахнулся? - спросила я, сидя на корточках возле кровати.
Она взглянула на меня невидящими глазами.
- Путь отсюда, - сказала она. - Путь обратно...
- Обратно? - Я снова прижалась щекой к полу. - Нет, ничего не вижу. Только темнота и чемоданы.
- Ничего блестящего? Ничего? Ничего... - Она попробовала уткнуться лицом в колени, но тучность ей не позволяла, и она просто закрыла лицо руками. Принято думать, что взрослые не плачут. Миссис Кливити вроде и не плакала, но, когда она протянула руку к будильнику, чтобы завести его, мне показалось, что ладонь у нее мокрая.
Я лежала в темноте и чувствовала, как прядка ее волос щекотала мне руку, лежавшую на подушке. Может быть, она сумасшедшая? Холодок ужаса пробежал у меня по спине. Я осторожно высвободила руку. Как можно найти путь откуда-нибудь или куда-нибудь под кроватью? Скорей бы уж мистер Кливити вернулся, и не нужно мне ни денег, ни яиц.
Где-то среди ночи я вдруг выплыла из сна в явь, не зная, что разбудило меня, но чувствуя, что миссис Кливити тоже не спит.
- Анна. - Ее тихий голос был словно соткан из света и серебра. - Анна...
- Гм-м-м... - пробормотала я спросонок.
- Анна, тебе приходилось когда-нибудь бывать далеко от дома?
Я повернулась к ней, пытаясь разглядеть в темноте, действительно ли это миссис Кливити. Голос у нее был такой не похожий на прежний...
- Да. Однажды я поехала на неделю к тетушке Кэт.
- Анна... - Не знаю, слышала ли она мой ответ; ее голос почти пел. - Анна, была ли ты когда-нибудь в темнице?
- Нет! Конечно, нет! - Я возмущенно отодвинулась. - Нужно быть очень плохой, чтобы попасть в тюрьму.
- О нет! Нет! - вздохнула она. - Не тюрьма, Анна. Темница - темница... Груз плоти... узы...
- Ax! - сказала я, проводя рукой по глазам. Она взывала к чему-то, что таилось глубоко во мне и к чему никто никогда не обращался, для чего у меня не было слов. - Это так, словно ветер гонит облака, и луна проглядывает сквозь них, и трава шепчется у дороги, и деревья рвутся на своих стволах, будто воздушные шарики, и Звезда выходит и говорит "Приди", а Земля говорит "Останься", и что-то в вас пытается уйти, и это больно... - Я ощущала хрупкую округлость ребер под прижатой к ним рукой. - Это больно...
- О Анна, Анна! - Мягкий серебристый голос прервался. - И ты так чувствуешь, а ведь ты принадлежишь к Этому миру. Мы никогда, никогда...
Голос умолк, и миссис Кливити повернулась на другой бок. Когда она заговорила снова, голос у нее был хриплый, словно затянутый такой же тусклой пленкой, как и ее глаза:
- Ты проснулась, Анна? Спи, дитя мое. Утро еще далеко.
Я слышала ее тяжелое дыхание, когда она уснула. Наконец, и я уснула, стараясь представить себе, как выглядела бы миссис Кливити, будь она похожа на серебристый голос в темноте.
Наутро я смаковала яичницу, и мысли мои бродили взад-вперед, подчиняясь ритму челюстей. Какой странный сон мне приснился - будто я говорила с кем-то, у кого был серебристый голос. Говорила об ощущениях, вызываемых бегущими облаками и луной в ветреную ночь. Но то был не сон! Я замерла, приподняв вилку. По крайней мере, не мой сон. Но как это узнать? Если вы приснились кому-нибудь, может ли этот сон быть действительностью для вас?
- Разве яйцо невкусное? - Миссис Кливити внимательно смотрела на меня.
- Нет, нет! - Я попыталась проглотить нацепленный на вилку кусочек. - Миссис Кливити...
- Да? - Голос у нее был тусклый, слова тяжело скатывались с языка.
- Почему вы спросили меня насчет темницы?
- Темницы? - Она медленно замигала. - Я спрашивала тебя насчет темницы?
- Кто-то спрашивал... мне показалось... - забормотала я, снова робея.
- Это приснилось. - Миссис Кливити положила вилку и нож на свою тарелку. - Это тебе только приснилось.
Я не была уверена, стоит ли идти к миссис Кливити вечером: в тот вечер должен был вернуться ее муж. Но миссис Кливити встретила меня приветливо.
- Не знаю, когда он приедет, - сказала она. - Возможно, только утром. Если он вернется рано, ты сможешь уйти ночевать домой, а свои десять центов все равно получишь.
- О нет, - возразила я, твердо помня наставления ма. - Я не могу взять деньги, если не буду здесь ночевать.
- В подарок, - пояснила миссис Кливити.
Мы продолжали сидеть друг против друга до тех пор, пока молчание между нами не стало невыносимым.
- Раньше, - сказала я, хватаясь за волшебное слово, которым мы побуждали ма к рассказам, - раньше, когда вы были маленькой...
- Когда я была маленькой... - Миссис Кливити машинально потирала колени. - Другое Когда. Другое Где.
- В прежние времена, - настаивала я, - тогда все было по-другому?
- Да.
Я уселась поудобнее, узнав тон, свойственный воспоминаниям.
- Когда вы молоды, вы совершаете всякие безумства. - Она тяжело навалилась на стол. - Делаете то, чего не должны делать. Когда вы молоды, вы идете на риск. - Я вздрогнула, когда она вдруг перегнулась через стол и схватила меня за руки. - Но я ведь молода! Три года - не вечность... Я молода!
Я высвободила одну руку и пыталась оторвать ее стальные пальцы от другой.
- О! - Она отпустила меня. - Прости. Я не хотела сделать тебе больно.
Она села на место и поправила спутанную кудель волос.
- Послушай, - заговорила она, и ее голос зазвенел серебром. - Под всей этой... под этим грузом прежняя я... Мне казалось, я смогу привыкнуть ко всему, разве могла я подумать, что они всунут меня в такое... - Она дернула обвисшее платье. - Не в платье! - вскричала она. - Платье можно снять. Но вот это... - Ее пальцы впились в рыхлое плечо с такой силой, что плоть выдавилась бугорками между ними. Вот это... Если бы я знала что-нибудь о настройке, - продолжала она, - может статься, мне и удалось бы их отыскать. Быть может, я смогла бы их вызвать. Быть может...
Плечи у нее поникли, веки тяжело опустились на потухшие глаза.
- Все это кажется тебе бессмыслицей, - медленно произнесла она прежним хриплым голосом. - Тебе я показалась бы старой даже Там. Тогда нам представлялось, что это лучший способ провести отпуск да еще и помочь в исследованиях. Но мы очутились в ловушке.
Она начала считать по пальцам, бормоча про себя:
- Три года Там, но здесь... трижды восемь... - Она чертила по столу толстым указательным пальцем, низко наклоняясь к старой, вытертой клеенке.
- Миссис Кливити! - В наступившей тишине мой голос испугал самое меня, но я почувствовала то возбуждение, какое иногда охватывает вас, когда игра вдруг становится реальностью. - Миссис Кливити, если вы потеряли что-нибудь, быть может, я могу поискать вместо вас.
- Прошлый раз ты не нашла, - сказала она.
- Чего не нашла?
Она тяжело поднялась со стула.
- Давай поищем снова. Всюду. Они наверняка смогут найти дом.
- Но что же мы ищем? - спросила я, принимаясь за осмотр плиты.
- Узнаешь, когда увидишь, - ответила она.
Мы искали по всему дому. Сколько тут было замечательных вещей! Одеяла, целые, совсем новехонькие, даже одно запасное, которое им вовсе не было нужно. И полотенца, и махровые мочалки в тон к ним. И тарелки без трещин, все одинаковые. И стеклянная посуда - настоящая посуда, а не банки. И книги. И деньги. Хрустящие, новенькие бумажки в коробке в нижнем ящике комода, в коробке под стопкой запасных наволочек. И платья, много-много платьев. Все они, правда, велики для любой из нас, но мой опытный глаз уже видел, как переделать то или другое, чтобы все мы могли одеться как богачи.
Я вздохнула, когда мы наконец сели, устало глядя друг на друга. Подумать только - имея так много всего, искать еще что-то! Время было позднее, пора ложиться спать, а у нас после всех стараний были только грязные руки да боль в спине.
Прежде чем надеть пижаму, я выбежала во двор, в душевую, боязливо сполоснула руки под холодным душем и, возвращаясь в дом, все время трясла ими, чтобы они просохли. Ну вот, мы перевернули квартиру вверх дном, но нигде не нашли того, что искала миссис Кливити.
В спальне я начала шарить под кроватью в поисках пижамы, и мне снова пришлось лечь ничком, чтобы найти свой пакет. В суматохе мы засунули его между двумя картонками. Я проползла подальше под кровать п попыталась отодвинуть картонки, чтобы вытащить пакет. Он разорвался, из него выпала пижама, я зажала ее в сгибе локтя и начала выползать обратно.
И вдруг весь мир взорвался, превратившись в яркий свет; он трепетал, пульсировал, плескал сиянием в мои пораженные глаза, пока я не догадалась зажмуриться и не увидела под сомкнутыми веками яркие пятна.
Потом я сделала над собой усилие и вновь открыла глаза, но тут же отвернулась и смотрела только краешком глаза, пока не привыкла к блеску.
Между картонками виднелось отверстие, словно окошко, но маленькое-маленькое, и оно открывалось в страну чудес, о которых рассказать невозможно. Краски, для которых нет названия. Чувства, рядом с которыми лунный свет в ветреную ночь кажется пригоршней пыли. Я почувствовала, как слезы, обжигая глаза, заструились по щекам - не знаю, от блеска или от восторга. Я смигнула их и все смотрела, смотрела...
Там, в этом блеске, виднелись какие-то фигурки. Они высовывались в окошко, манили к себе и звали - серебристыми сигналами и серебристыми звуками.
"Миссис Кливити! - подумала я. - Что-то блестящее!"
Я бросила еще один долгий взгляд на сияющие фигурки и на деревья, которые были точно музыка по краям дороги, и на траву, которая была точно вечерняя песня нашей травы под ветром, - последний, последний взгляд - и начала выбираться наружу.
Я с трудом встала, крепко держа в руках пижаму.
- Миссис Кливити!
Она сидела у стола, грузная, как груда кирпича, и ее расплывшееся лицо под спутанными волосами было очень печальным.
- Да, детка.
Она едва слышала себя самое.
- Там что-то блестящее... - сказала я.
Ее тяжелая голова медленно приподнялась, незрячее лицо повернулось ко мне.
- Что такое, детка?
Я почувствовала, что пальцы у меня впились в пижаму, жилы на шее напряглись, а под ложечкой словно что-то сжалось.
- Что-то блестящее! - Мне казалось, что я кричу. Она не шелохнулась. Я схватила ее за руку и чуть не вытащила из кресла. - Что-то блестящее!
- Анна. - Она выпрямилась. - Не будь жестокосердой.
Я схватила край покрывала и быстро откинула его. Свет вырвался оттуда веером, словно вода из шланга на газоне.
Тогда закричала она. Обеими руками она закрыла свое тяжелое лицо и закричала:
- Леолиенн! Это здесь! Скорее, скорее!
- Мистера Кливити нет, - напомнила я. - Он еще не вернулся.
- Я не могу без него! Леолиенн!
- Оставьте записку! - крикнула я. - Когда вы будете там, вы сможете сделать, чтобы они вернулись, а я покажу ему где!
Мое возбуждение перешагнуло границы игры, и все становилось более реальным, чем сама реальность.
Потом быстрее, чем от нее можно было ожидать, она схватила карандаш и бумагу и принялась торопливо писать на углу стола, пока я держала край покрывала. Но я упала на колени, потом растянулась ничком и снова заползла под кровать. Я насыщала взгляд блеском и красотой и видела позади них ясность и порядок и незапятнанную чистоту. Крошечный пейзаж был похож на сцену, приготовленную для волшебной сказки, - такой маленький-маленький, такой прелестный...
А потом миссис Кливити потянула меня за ногу, и я выползла - неохотно, не отрывая взгляда от яркого квадратика, пока упавшее покрывало не закрыло его от меня. Миссис Кливити, тяжело пыхтя, забиралась под кровать, и ее крупная, неуклюжая фигура дюйм за дюймом продвигалась все глубже.
Она все ползла и ползла, пока не уперлась в стену, и я знала, что теперь она, должно быть, втискивается в эту яркость и лицо, голова, плечи у нее становятся маленькими и прелестными, как и ее серебристый голосок. Но все остальное оставалось большим и неуклюжим, и она напоминала бабочку, выбирающуюся из кокона.
Под конец из-под кровати торчали только ее ноги, и они брыкались, и двигались, но без какого бы то ни было успеха. Тогда я опустилась на пол, ступнями уперлась в ее ступни, а спиной в комод и принялась подталкивать миссис Кливити вперед. И я толкала и толкала, и вдруг что-то поддалось, исчезло, и мои ноги упали на пол.
Я увидела, что из-под кровати, носками друг к другу, едва высовываются черные, изношенные, старомодные туфли миссис Кливити. Я схватила их обе; мне почему-то захотелось плакать. Ее дешевые бумажные чулки так и остались в туфлях.
Я медленно вытащила из-под кровати всю одежду миссис Кливити. Она держалась на тонкой пленке, сброшенной коже миссис Кливити, серой и безжизненной, по которой было видно, где прежде находились ее руки, лицо, тусклые глаза.
Я уронила одежду на пол и сидела, держа в руке одну из старых туфель.
Хлопнула дверь, и на пороге появился седой, старый, сморщенный мистер Кливити.
- Привет, детка, - сказал он. - Где моя жена?
- Ушла, - ответила я, не глядя на него. - Она оставила вам записку на столе.
- Ушла... - Это слово будто остановилось в воздухе, когда он прочитал записку.
Бумажный листок, трепеща, слетел на пол, когда мистер Кливити выдернул один из ящиков комода и выхватил оттуда полные пригоршни чего-то вроде катушек. Потом он прямо-таки нырнул под кровать, громко и, наверно, больно стукнувшись локтями. Он сделал только одно-два усилия, и вот уже его башмаки тоже безжизненно легли на пол, отвернувшись друг от друга.
Я вытащила его оболочку из-под кровати и сама заползла туда. Я увидал крохотную картину в рамке - яркую-яркую, но такую маленькую!
Я подползла ближе, зная, что не смогу попасть туда. Передо мной была крошечная и такая красивая дорога, пейзаж, люди - смеющиеся, радостные люди, окружившие две фигурки юноши и девушки - серебристые, юные, прелестные. Они восклицали что-то тоненькими голосками и танцевали от радости. Девушка послала мне воздушный поцелуй, и все они повернулись и побежали по вьющейся белой дороге.
Рамка начала сжиматься, все быстрее, быстрее... Вот она превратилась в блестящее пятнышко, а потом мигнула и исчезла.
Как-то сразу дом вдруг опустел и стал холодным. Возбуждения как не бывало. Ничто больше не казалось настоящим. Как-то сразу слабое воспоминание о яичнице испугало. Как-то сразу я вспомнила и прошептала жалобно: