— В сердце, — говорит Джозеф, остановившись прямо перед ним. — Твой трофей, принц. Поздравляю. Отец будет тобой гордиться.
— Честно говоря, я испугался… — Карел с трудом отводит взгляд от мертвого зверя.
— Что ж, страх тебе не помешал. — Джозеф чуть заметно усмехается. — Тем больше честь. Прекрасный выстрел, принц.
— Вы с Гербертом тоже стреляли.
— Болт Герберта скользнул по черепу. Бывает, и часто, — у этих тварей крепкий череп. Зверюга только рассердилась.
— Но ведь ты попал?
— Попал. Тоже хороший выстрел, но твой был первым. Хлебнешь? — Джозеф протягивает Карелу фляжку.
— Да, пожалуй. — Карел отхлебывает, вздрагивает, кривится. Вино отвратительно на вкус, кислое, но крепкое, как раз согреться. — Спасибо, Джозеф. Теперь я готов идти дальше.
— Герберт и сам там разберется.
— Я должен, — тихо говорит Карел.
— Почему это? — Джозеф, кажется, удивляется неподдельно.
— Лучше мне один раз увидеть это, чем сотню раз представлять себе невесть какие ужасы. — Карел опускает глаза. — Я не ахти какой храбрец.
— Ну, я бы так не сказал, — возражает королевский лесничий.
— Да, — повторяет Карел, — не храбрец. Я часто трушу. Но, знаешь… то, что меня пугает, — не опасность на самом деле, понимаешь? Тени в темноте, непонятные разговоры, недоговоренности… то, что дает разгуляться воображению. На самом деле ничего не происходит, а меня от страха колотит! Потому я и хочу… понимаешь, Джозеф?
— Понимаю, Карел, — кивает Джозеф. — Понимаю. Что ж, пойдем поглядим.
Подойдя к медведю, Карел останавливается. Трудно поверить, что громадный зверь повержен одним метким выстрелом. Еще невероятнее, что выстрел этот сделал он, Карел. Да, Джозеф прав, отец будет гордиться! А вот матушка перепугается… как бы не начала снова уговаривать отца не пускать его в лес без охраны.
Оторвать взгляд от огромной, в бурых космах туши кажется почти невозможным. Поднять глаза и посмотреть… туда, где лежит, наверное, страшной окровавленной грудой незадачливый браконьер. Посмотреть, а потом — подойти. Ну, принц? Или ты хочешь, чтобы они поверили, что ты трус? Джозеф («Герберт и сам там разберется»). Герберт («Я не уверен, что мы имеем право туда идти, когда с нами ты»). Роджер и Джереми, которым Джозеф с Гербертом обязательно расскажут… ну, Карел, иди же!
И, увязая в снегу, стиснув зубы, отчаянно жалея, что постыдился попросить еще глоток из Джозефовой фляжки, Карел идет к Герберту.
3. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
День святого Карела.
Сегодня — ранняя праздничная утреня, шествие по Корварене, торжественная служба на площади перед королевским дворцом. Потом возвращение в монастырь, обед — и моления до ужина. После ужина снова шествие, с факелами, и народные гуляния до утра, с фейерверком, музыкой и танцами, с кострами на высоком берегу реки… А поутру — плывущие по реке венки.
И всегда в этот день хорошая погода.
— В этот день, Анже, родился принц Карел. — Отец предстоятель замедляет шаг, задерживаясь рядом со мной. Мы идем по дороге в Корварену, впереди братья, за ними послушники, а ветер пахнет весной. — Это сочли добрым знаком. Потому принца и назвали в честь святого Карела. А через год после смерти короля Карела Капитул Таргалы подал прошение Светлейшему Капитулу о причислении его к когорте святых. Так что с тех пор мы празднуем день сразу двух святых Карелов. Правда, сегодня мало кто помнит об этом. Смысл праздников теряется со временем.
И пресветлый прибавляет шагу, догоняя голову нашего шествия. Я же весь день возвращаюсь мыслями к его словам. И вспоминаю вновь и вновь подробности увиденной вчера охоты, и думаю о молодом принце и о Смутных временах. И под вечер праздник уже не в радость мне: хочется вернуться в келью, к фиолетово-белому бархатному кошельку, хранящему память тех давних дней. Но впереди праздничная ночь, ночь веселья, ночь костров, ночь, когда и братьям, и послушникам разрешается смешаться с мирянами и забыть монастырские правила.
Я нахожу отца предстоятеля в обществе, к коему, пожалуй, не решился бы подойти в обычный день. Богато одетые, властные, уверенные в себе господа… белая скатерть расстелена прямо на земле, бутылки дорогих вин, серебряные кубки. Но эта ночь, единственная в году, разрешает многое. Я подхожу, кланяюсь, прошу пресветлого уделить мне минуту. Он проходит со мной вместе несколько шагов в сторону и спрашивает участливо:
— Что, Анже?
— Благословите вернуться к работе, — выдыхаю я, холодея от дерзких своих слов. — Устал я праздновать. Все мысли там…
4. Карел, наследный принц Таргалы
Переливчатое пение рога смолкает, отгуляв эхом меж деревьев. Остается ждать. Карел садится прямо на медвежью тушу. Его мутит, и неудержимо хочется говорить — все равно о чем. Впрочем, как раз сейчас его спутники, кажется, не против болтовни.
— Я всю дорогу думал, смогу ли выстрелить в человека. Честно говоря, даже хотелось, чтобы мы его не догнали. Но теперь… чуть-чуть раньше, и он не наскочил бы на этого медведя.
— Ну, конец для бедолаги был бы один, — бормочет Джозеф. — Вот медведь…
— Куда лучший трофей для принца, чем деревенский дурень, подавшийся в браконьеры. — Герберт встряхивает фляжку, глотает, протягивает Карелу. Вино у Герберта еще кислее, чем у Джозефа. И в голову ударяет крепче. — Похоже, мой принц, придется тебе отправляться домой прямо сейчас. Твой отец король наверняка пожелает достойно отметить такую добычу.
— Я не хочу! — Карел кашляет, мотает головой. — Мне разрешили пробыть здесь неделю! У меня еще три дня!
— Медведь — это… — Герберт запинается, берету Карела фляжку, глотает, — это достойно будущего короля, вот что я хотел… Кто-то идет!
Карел прислушивается. Шепчет:
— Я не слышу.
— Идут, — кивает Джозеф. — Несколько человек… трое или четверо. Беглецы, наверное: с ними ребенок. Зайди им в спину, Херби, а мы встретим.
Герберт на ходу взводит самострел и неуловимо быстро теряется среди деревьев.
— Пойдем, принц, — шепчет Джозеф. — Кто бы они ни были, а ни к чему детям видеть такое.
Карел невольно оглядывается. Конечно, ни к чему! Право, жаль, что он уже не ребенок.
Они выходят на беглецов почти сразу. Карел ждет, что те попытаются сопротивляться… или хоть убежать… Конечно, глупо, бесполезно, но сдаваться без борьбы… однако беглецы послушно останавливаются. На осунувшихся лицах не осталось ничего, кроме бесконечной усталости. Принц видел казни на Королевской площади; мысль, что этих людей ждет именно такой конец, заставляет вглядываться в них с пристальным интересом.
Мужчина — немолодой, худой и неприятно хлипкий, растерянно моргающий, с несуразным мешком через плечо. Женщина с малышом на руках. Мальчишка чуть младше Карела… вроде как знакомый… где-то мелькала эта физиономия, вот только где? И девчонка лет семи-восьми, цепко ухватившая брата за руку. Собирались, похоже, в спешке: одежда подходит для города, но не для путешествия по лесу, шапки и не подумали надеть, а уж обувь…
— Что ж… — Джозеф, тоже, видно, потративший время на осмотр, вздыхает. — Именем короля…
— Погоди, Джозеф! — Карел, все возвращающийся взглядом к мальчишке, вспоминает. — Тебя зовут Эдвар? Эди, внук господина Николаса из Коронной школы?
— Угу, — бурчит мальчишка. — А ты — принц Карел.
— Принц Карел, — опустошенно повторяет мужчина, — ну что ж… значит, такова наша доля.
— А вы… — Карел всматривается в мужчину. — Господин Томас, верно? Преподаете в Университете историю?
— Преподавал. — У господина Томаса нервно дергается губа. — История — опасный предмет. Я должен был понять это раньше.
— Чем опасный?
— Видите ли, принц…
— Нет, господин Томас, не отвечайте! Вам, я думаю, сейчас не до лекций. Скажите лучше, почему вы здесь?
— У меня семья, принц. Дети. Пусть я оказался дураком, они-то в чем виноваты? Я думал добраться до Себасты, а там… мир велик.
Господин Томас замолкает, и на лес опускается тишина. Джозеф вопросительно смотрит на принца: что там думать, беглецы — они и есть беглецы, раз бегут, значит, знают за собой вину. Хотя принц, похоже, так не считает. Впрочем, Карел думает недолго. Не больше минуты.
— Джозеф, пожалуйста, позови Герберта.
— Как скажешь, принц. — Лесничий переливчато свистит, и его напарник выходит из-за деревьев за спинами беглецов. — Иди сюда, Херби. Кажется, намечается военный совет.
— Да, пожалуй. — Карел глядит на Джозефа с благодарностью. — Джозеф, Герберт. Я не могу вам приказывать. Я прошу. Может один из вас вывести их из леса как можно ближе к Себасте?
— Мы должны задержать их, Карел, — тихо говорит Джозеф. — Поверь, мне очень жаль.
— Их ведь нет еще в розыскных списках. В Коронном лесу запрещено охотиться, но ведь они не охотились. Представь, что люди сбились с дороги и попросили тебя о помощи.
— К вечеру их будут искать по всей Таргале. Того, кто попытается помочь, попросту казнят как соучастника. Принц, я рискнул бы головой ради тебя — но ради каких-то беглых преступников?
— Я не верю, что они преступники. Не верю, Джозеф.
— Я отведу, — словно через силу выговаривает Герберт. — Если Джош согласится прикрыть мое отсутствие. Неделя конного пути отсюда по тракту, а им пешком, да с малыми… а по лесу срежем, дня три точно выиграют.
— Как, Джозеф? — спрашивает Карел.
— Честное слово, мы ерундой какой-то занимаемся, — сердито отвечает Джозеф. Он отворачивается от Карела и смотрит сейчас на беглецов, молча ждущих решения своей судьбы. — Если ты так уж хочешь спасти именно этих людей… Да подумай хорошенько — ведь мало вывести их из леса. Все равно схватят! Не в Себасте, так на подходах.
— Джозеф, ты придумал что-то лучшее, — медленно говорит Карел. — Что?
— Ты можешь дать им коронную защиту, принц. Уж хоть одна вещица цветов короны должна у тебя найтись.
— Джозеф, — шепчет Карел. — Джозеф, я балбес! Как же я сам не догадался!
— Наверное, тебе просто не приходилось еще пользоваться этим правом.
— Не приходилось. — Карел расстегивает ворот и достает из-за пазухи кошелек. — Честно говоря, я и слышал-то о таких делах только краем уха. Так, значит… Я, наследный принц Таргалы Карел, дарую господину Томасу и его семье свою защиту и покровительство. Возьмите, господин Томас. — И Карел кладет кошелек в руку ошалевшего историка.
— Но… простите, мой принц… здесь деньги!
— Хотите сказать, они вам не понадобятся? Сомневаюсь. Значит, так: Герберт выведет вас на дорогу, ближе к Себасте, а там уж тогда сами. Только… я никогда еще не пользовался правом защиты. И, честно говоря, не думаю, что посылать весточку господину Николасу будет безопасно.
— Принц, — историк падает на колени, — мой принц…
— Почему ты так делаешь? — выпаливает вдруг Эдвар.
— Я уже сказал, — отвечает Карел. — Я не верю, что вы преступники. Уж точно не ты, Эди. И не эта соплячка. А твой дед — лучший учитель из всех, что у меня были.
— Мой принц, — господин Томас медленно поднимается на ноги, — я надеюсь, Господь даст мне возможность вернуть этот долг.
— Надеюсь, мы встретимся с вами в лучшие времена, господин Томас, — серьезно отвечает Карел. — И вы расскажете мне тогда, что же опасного может быть в истории. Если, конечно, я не выясню этого сам.
— Двинули, — бурчит Герберт. — Время дорого.
ВОЛЬНЫЙ ГОРОД СЕБАСТА
1. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
Брат Серж входит в келью, неся с собой запах дождя и свежей зелени.
— Что-то ты невесел, друг Анже.
— Еще одна ниточка оборвалась. — Я кладу кошелек на стол и вздыхаю. — Хотел бы я знать, как понравилось это королеве Нине! Что я хочу сказать — не так-то просто сделать из обычной вещи защитный амулет. Она работала долго. Нашептывала над каждым стежком. А принц подарил его каким-то бедолагам, бегущим от королевского суда.
— И ты снова не знаешь, как подступиться к нему, — кивает Серж. — Знаешь, я бы попробовал королевскую оружейную. Хотя, что я говорю! Отец предстоятель наверняка побывал там. Ну ничего, Анже, он что-нибудь найдет, вот увидишь! Хочешь, Анже, выйдем в сад? Там хорошо сейчас.
— Нет! — Я даже головой мотаю, отгоняя желание послушаться Сержа, выйти в сад, вдохнуть весну полной грудью. — Не могу я. Кошелек этот заберут завтра, я должен узнать еще что-нибудь.
— Да ведь принц Карел отдал его?
— Ну, мало ли… мне интересно. Как они добрались… — Я краснею, наверное. Не зря пресветлый упрекает меня в любопытстве, ой, не зря! — Я чувствую, понимаешь, что-то будет еще!
— Брось оправдываться, Анже! Можно ли стыдиться, что дело Господне так тебя зацепило! — Серж улыбается открытой своей улыбкой. — А знаешь, друг Анже, мне тоже интересно.
Серж берет кошелек, проводит пальцем по серебру наговоренной вышивки:
— Вещь, которой касался святой Карел… Анже, ведь то, что делаешь ты, — это чудо!
— Что ты, брат, — шепчу я.
— Да, — тихо повторяет Серж, — чудо Господне…
2. Господин Томас, бывший наставник в предмете истории Университета Корварены
Он боится. Он и не думал, что способен так невероятно, так полностью, от самого дна души и до самых кончиков волос, бояться… так полно, да, именно полно — страх плещется вровень с краями, от малейшего толчка плеснет — и накроет ужасом.
Когда он понял с непреложной ясностью, что придется бросать все и бежать… когда с притворным спокойствием проходил с семьей мимо поста стражи у Южных ворот… когда их остановили в Коронном лесу, и он, минуту назад еще веривший в спасение, осознал, что спасения нет, — даже тогда он так не боялся.
Но теперь…
Теперь, в кажущейся безопасности, имея на руках залог неприкосновенности, он не может спать спокойно, он вздрагивает от шума за дверью, он… он словно умом повредился! Снова и снова слышится ему сиплый голос начальника поста у себастийских ворот: «Коронная защита, ишь ты! Ладно, я доложу. Милости просим в наш город, господин Томас». Он доложит — и что? Конечно, коронная защита дается раз и навсегда. Конечно, не имеет значения, дал ли ее король, королева или принц. Но вот понравится ли королю выходка сына? Славный наш король, все это знают, высказав раз свою волю, не признает ни помех, ни прекословии.
— Я была на рынке… — Жена подходит тихо, приобнимает… Она так спокойна, поразительно! А впрочем, что взять с глупой женщины. Разве она понимает… да она и не задумывается!
— И что рынок?
— Он такой дешевый, — восхищенно тараторит жена, — и там столько всего, просто глаза разбегаются! А рыба — я и не слыхивала, и подумать не могла, что может быть столько разной рыбы, я и половины названий не запомнила! Но что это я… я же не об этом хотела! Послушай, я там разговорилась с одной доброй женщиной…
Холодный ком, стывший все эти дни внутри господина Томаса, неприятно трепыхается. Она разговорилась! Бог весть, чего наболтала… воистину глупая женщина!
— Я же просил тебя…
— Я помню, дорогой! Я не сказала ничего лишнего, что ты! Просто нам же надо на что-то жить! Да и, прежде всего, где-то жить! Гостиница — это, знаешь ли, слишком!
— У нас хватит денег лет на десять, спасибо принцу Карелу. Мы могли бы снять дом… или даже купить, но пойми, это привлечет к нам внимание! Сейчас мы живем тихо и незаметно.
— Да неужели ты думаешь, что здесь нас никто не найдет?! Что мы живем спокойно, потому что хорошо спрятались?! Никто тебя не ищет, Томас! Благослови Господь нашего принца, у тебя же коронная защита! Хватит уже трястись, Томас! Мы можем спокойно налаживать новую жизнь! Господи, да мы и в Корварену могли бы вернуться, если бы ты не был таким трусом! Глупая женщина…