Оля старалась равномерно распределить комки по всей тарелке, чтобы они не остались на конец, – иначе она точно не сможет их все доесть. Но делала это не задумываясь, по привычке. А вот о чем же был сон? Он точно был очень хорошим. Теплый и добрый, как ластящийся щенок с шелковистой шерсткой…
Может быть, снилась мама?
Да, наверно. Мама… Приедет ли она когда-нибудь из этой дурацкой Америки? И зачем только она вышла за какого-то американца. Ни весточки от нее, ни письма, ни даже телефонного звонка.
Оля ее совсем не помнила. Дома не осталось ни одной ее фотографии. А когда она спрашивала бабушку, почему мама не звонит, или не затерялась ли у бабушки хоть одна ее фотография, бабушка всегда хмурилась и ворчала. «С собой все увезла в эту ихнюю Америку. Туда им и дорога, раз такая мамаша…»
– Она такая грустная по утрам, – сказал львенок.
– У нее это вечер, – поправил его теленок с голубыми глазами.
– Утро! – упрямо повторил львенок. – В это время она к нам приходит. Значит, для нас это утро!
Теленок не стал спорить.
– И почему ей всегда надо уходить? – вздохнул львенок. – Эх, вот бы ей насовсем с нами остаться. Была бы всегда нашей маленькой принцессой. И не грустила бы…
– Он должен помочь, – сказал теленок.
– Хорошо бы… Далеко еще?
Они шли уже долго, и львенок начал уставать. Впереди показалось озеро, на том берегу желтели в лунном свете стены старинного замка, и даже всегда далекие вершины гор, скрытые в тумане, стали ближе.
– Кажется, он где-то здесь должен бы… – теленок осекся и остановился.
– Ух ты! – львенок тоже встал.
Он и в самом деле был очень красив. Весь белый-белый, словно светящийся изнутри. Даже рог на лбу, и тот белый. Только вот хвост и грива не такие белоснежные – седые.
– Доброй ночи, – сказал единорог. – Вы не меня ищете?
Говорил он медленно, и голос у него был хрипловатый. Единорог и в самом деле был очень стар.
– Здравствуйте… – львенок смущенно стукнул хвостом по земле.
– Мы хотели бы попросить вас… – начал теленок.
– Все, чего вы желаете, написано на ваших мордах, – улыбнулся единорог. – Вы хотите открыть двери между мирами. История, повторявшаяся миллионы раз…
– А разве это невозможно? – насторожился львенок.
– Нет, почему же. Возможно. Но…
– Но?.. – львенок нахмурился и сглотнул. Где-то в животе шевельнулся противный холодок. Неужели они пришли слишком поздно? И те чертовы плюшевые кролики уже что-то сделали?
– Это возможно, – сказал единорог. – И я вам помогу. Но чтобы отворить дверь меж двух миров, одной моей помощи будет мало. Вы сами должны толкать эту дверь.
– Мы сделаем все, что сможем, – сказал львенок. – Может быть, даже чуть больше.
– Речь не только о вас. Маленькая принцесса тоже должна толкнуть дверь со свой стороны. Только тогда дверь откроется.
– Но как же она узнает об этом? – спросил теленок. – Мне кажется, наша маленькая принцесса почти забывает о нас, когда вечером возвращается в свой мир.
– Я знаю! – сказал львенок.
Единорог вдруг посуровел и стукнул копытом, еще раз…
… хлоп! хлоп! – стукалась указка о стол.
– Оля! Смирнова! Ты что, спишь с открытыми глазами?
Оля вздрогнула и оторвалась от окна, где мужчина в белой куртке выгуливал коричневого щенка, похожего… похожего… на кого же похожего? Оля моргнула и потерла висок.
– Проснулась? – спросила учительница. – Ну тогда иди к доске, принцесса ты наша спящая. – И уже громче, ко всему классу: – Смирнова единственная решила последнюю задачу второго варианта, и сейчас она покажет нам…
Из коридора донеслась трель звонка. Как всегда после пятого урока, это было «Прекрасное далеко». Класс в один миг превратился в кишащий улей стучали стулья, щелкали пеналы и пряжки портфелей, вжикали молнии.
Учительница покачала головой и склонилась над журналом. Оля сунула тетрадку с учебником в портфель и вместе со всеми побежала в раздевалку. Наконец-то!
Оля сдала портфель усатому мужчине в синем халате, – он ее узнал и улыбнулся, и Оля тоже ему улыбнулась, – сунула жетон в карман и вошла в магазин, полный суеты, шума и книжного запаха. От этого запаха хотелось закрыть глаза и видеть чудесные сны, в которых будет что-то такое, чего больше нигде-нигде не увидеть… Но в центр магазина, где от людей было тесно, как в муравейнике, она пока не пошла, а повернула направо и стала подниматься по узкой лестнице на второй этаж.
К стойке с журналами, где было много красивых улыбающихся женщин. У некоторых, правда, улыбки были совсем не добрые – то есть на первый взгляд, вроде бы, и добрые, но если приглядеться, то холодные и даже злые. Как обледеневший капкан, едва присыпанный свежим снежком, на котором искрится солнце…
Но были и с другими улыбками. У них улыбались не только губы, но и глаза, и эти лица были добрые и ласковые. Наверно, так же улыбалась бы и ее мама, если бы приехала из этой Америки.
Оля покрутила стойку с журналами – нет ли новых? Новые были. На одном журнале – на обложках всех его номеров всегда была маленькая голова кролика, и сегодня ей этот кролик не понравился особенно, – была почти раздетая женщина с холодной-холодной улыбкой. И еще одно новое лицо с холодной улыбкой… Был еще и третий новый журнал. В той корзиночке, где раньше лежала стопка пятнистых жирафов на зеленом фоне, теперь была…
Она даже дышать перестала. Женщина на обложке была очень красивая – но лучше всего была ее улыбка. Оля потянулась к ней рукой и осторожно коснулась обложки – в том месте, где были золотистые волосы женщины. Конечно, она не почувствовала волос, но все равно…
Оля взяла журнал и стала его листать, словно собиралась купить – но то и дело закрывала его, чтобы посмотреть на обложку. Женщина улыбалась так тепло, что казалось, будто щеки греет весеннее солнце. И Оля была уверена, что ее мама похожа именно на эту женщину.
Потом она заметила, что продавщица за ближайшей стойкой, у которых оформлялись покупки, косится на нее. Класть журнал не хотелось, она бы смотрела и смотрела на него, – но если сейчас же его не положить, та продавщица обязательно подойдет. Она всегда подозрительно смотрела, когда Оля слишком долго стояла у стойки с журналами. И Оля знала, что однажды она подойдет и скажет, с очень вежливой, но холодной-холодной, как ледышки на стенках морозильника, улыбкой: «Девочка, ты ходишь сюда почти каждый день, смотришь все эти журналы, но ничего не покупаешь. Может быть, хватит? Или покупай, или я скажу охраннику на входе, чтобы тебя сюда больше никогда не пускали. Никогда-никогда.» Оля положила журнал в проволочную корзиночку, вздохнула и отошла.
Как здорово было бы купить этот журнал… Чтобы можно было принести его домой и смотреть, когда и сколько захочется. Вот только на что купить?
Оля еще заглянула в отдел на первом этаже, где были фантастические книжки. Она обязательно купила бы одну из них, если бы могла, – в их школьной библиотеке ничего подобного не было. Конечно, там тоже были очень интересные книжки, но все они были старые, потрепанные и разваливались на части, как разболтавшиеся раскладушки. И ни у одной не было такой полной красок обложки. А если уж у этих книжек даже обложки такие красивые, какие же под ними должны быть чудные истории…
Она почти не заметила, как почти дошла до дома. Все думала о том, какие же интересные должны быть истории в тех книжках, и весь мир вокруг нее, с серыми домами, неровным асфальтом и кривыми газончиками, полными грязного снега, оберток от мороженого и окурков, – этот мир скользил, как скользят за окном стены метро, когда поезд мчится в черном туннеле. Вроде бы, что-то там и есть – но совершенно не важно, что.
– Добрый вечер, юная леди.
Оля улыбнулась и обернулась, уже зная, кто это.
– Здравствуйте, деда Егор.
Как всегда по вечерам, он сидел на скамейке возле небольшого столика в палисаднике, дымил своей сигаретой в костяном мундштуке и поглядывал в небо, то ли рассматривая узорчатые снежинки, медленно валившиеся вниз, то ли выискивая в просветах между туч звезды. Когда он задирал голову в небо, его седые волосы отлетали назад, как грива какого-то сказочного животного, а длинный мундштук с сигаретой становился похож на тонкий рог.
Только деда Егор называл ее юной леди. А иногда…
– Что это вы такая грустная сегодня, маленькая принцесса?
Иногда еще и маленькой принцессой. Оля всегда краснела, когда он называл ее так, но все равно это было очень приятно.
– Мне кажется, что то, чего я хочу больше всего на свете, никогда не сбудется, – сказала Оля и села рядом с ним на скамейку.
С дедом Егором можно было говорить вот так вот – просто, не думая о том, что он может о тебе подумать. Потому что он, кажется, всегда понимал ее с полуслова. Может быть, даже лучше, чем она сама себя понимала…
– Хм… – Деда Егор задрал голову в небо, выпустил струйку дыма. Знаете, юная леди, иногда сбываются даже самые невероятные желания. Но…
Оля посмотрела на него. Но дед Егор молчал.
– Но?…
– Но только если это настоящие желания.
– Настоящие?
– Да. Настоящие. Такие, которые из самой глубины души. Иногда они сбываются, – сказал деда Егор и улыбнулся.
Оля тоже улыбнулась. В прошлый Новый Год деда Егор подарил ей плеер. Ее любимый плеер, к которому у нее было всего две кассеты, и она записывала на них с радио песни, которые ей нравились. Кто бы еще мог ей сделать такой подарок?.. Но сейчас она думала не о плеере, не о новом красивом свитере или джинсах, – хотя новый свитер ей не помешал бы, потому что у того, в котором она ходит, на оба локтя уже пришлось нашить кожаные заплатки, и, наверно, очень скоро придется пришивать еще одну.
– Боюсь, мое желание все равно не сбудется, – вздохнула Оля.
– Не нужно бояться, – сказал деда Егор. – Надо желать. И еще – сделать маленький шажочек и подтолкнуть мироздание, когда оно даст слабину и начнет отступать под силой твоего желания.
Он иногда говорил вот так вот – красиво и чуть странно, будто читал из какой-то старинной книжки. Только Оля уже знала, что иногда слова – всего лишь слова. Но она все равно улыбнулась деду Егору.
– Правда-правда?
Дед Егор улыбнулся. Только в его глазах…
Засыпая, Оля все думала, что же было в глазах у деда Егора? Легкая грусть – или все же улыбка? Может быть, грусть ей только показалось, и на самом деле деда Егор не шутил? Вдруг он говорил правду? Ведь деда Егор никогда ее не обманывал. Иногда он говорил красиво и совсем не так, как говорят в обычной жизни (вычурно – вот как это правильно называется, вспомнила Оля), – но никогда не говорил с ней как с маленькой. Но тогда, если он не шутил…
Оля вдруг заметила, что волосы его вовсе не седые – а золотистые. Это был уже не деда Егор, а та Добрая Женщина с обложки. На которую, наверно, похожа ее мама… Если честно, скопить на журнал она могла бы. Бабушка давала ей каждый день по пять рублей на завтраки. Правда, если откладывать по пять рублей, на тот дорогущий журнал придется копить целый месяц. Целый месяц, каждый день которого придется обходиться без завтрака на большой перемене. Если бы она могла копить два месяца, тогда она могла бы завтракать через день, и она, пожалуй, легко могла бы пойти на это… Но долго копить нельзя – через три-четыре недели этот журнал сменится другим. Но целый месяц без булочек и без чая на большой перемене?
Улыбка женщины светилась, как солнышко. Неужели через месяц журнал сменится другим – и она больше никогда-никогда не увидит эту женщину – и ее улыбку?.. Ну уж нет, ни за что!
А потом был луг, полный травы, смеха и солнца. Золотистый орел и теленок с огромными голубыми глазами, и они снова играли в мяч, и было хорошо-хорошо. Только львенка сегодня почему-то не было.
Львенок брел по проходу между столами и шмыгал носом. Лимонный запах все усиливался, словно где-то рядом было целое озеро лимонного сока.
– Ага, вот ты где! – обрадовался львенок.
Под плакатом, на котором был розовый кролик и черная батарейка с золотой полосой, стояла огромная картонная коробка.
Львенок запрыгнул на нее и чиркнул когтем по полоске скотча. Одна половинка крышки, на которой он не стоял, тут же распахнулась. Из коробки дохнуло лимоном. Львенок фыркнул, чуть не расчихался, но заставил себя сунуть морду внутрь. Уставился на стопки тоненьких пакетиков из фольги, похожих на отощавшие пакетики с растворимым кофе. Сосредоточился, напрягся…
Лимонный запах остался – но изменился. Самую малость, но теперь это был не запах дешевого концентрата, – а живительный ветерок, пролетавший мимо лимонного деревца, растущего на чудном лугу, по которому бегают маленькие принцессы и львята, над которым летают золотые орлы… Как раз такие же, как те, что появились на каждом пакетике вместо скучных бледно-зеленых флакончиков.
Кролик на плакате, подозрительно взиравший на это безобразие, нахмурился и высунул из бумаги лапу. Оперся на стену возле плаката, как на косяк, выдрал себя всего и шмякнулся прямо на пакетики в открытой коробке, нос к носу со львенком.
– Ну и чем это ты тут занимаешься, кошка бродячая? Я же вам сказал, что девчонка все равно останется в моем мире!
– Не останется, – сказал львенок.
– А я сказал, останется! Ничего у вас не выйдет!
– Это еще почему?
– Потому что ты – сопля розовая, сказочная. – Кролик повыше задрал плюшевый подбородок и презрительно глянул на львенка. – Тебя вообще нет, понял?
– Если меня нет, то и тебя тоже нет… морда продажная!
– Меня, может, и нет. Зато за мной – целый образ жизни, – сообщил кролик. – Общество потребления называется. А эта такая штука, которая все что хочешь пересилит-переедет, лучше любого танка. Понял, выкидыш из сна?
– Вообще-то я пацифист, – прорычал львенок. – Но мне кажется, что разок можно сделать и исключение…
– Ну, попробуй! – кролик поднял лапы, встав в боксерскую стойку.
– А вот и попробую…
– Только попробуй!
– А вот и попробую!
– Только попробуй!!!
– Ну, вы даете…
Драчуны разом обернулись.
У ближнего к их коробке стола сидела старая крыса, с рваным ухом и вся седая. Над ее головой со стола свисал глянцевый журнал, из которого были выдраны пара листов – а может быть, выгрызены, остались лишь узкие рваные полоски. В правой лапе у крысы был большой комок мелованной бумаги.
– Хотя нет, – сказала крыса и махнула на них лапкой. – Нету вас. Это все чертова финская полиграфия. Одна химия, с пол-листа крышу сносит. То ли раньше времена были, все журналы на нашей бумаги делали. Никакой тебе химии, все натуральное, ешь и радуешься… А у них, у буржуев этих, что? Ну да, обертка красивая, но внутри-то что? Есть невозможно…
Крыса вздохнула, развернулась и побрела под стол, толкая перед собой глянцевый комок и больше не замечая ни кролика, ни львенка. Словно их и не было.
***Конец декабря выдался холодным, но каждый вечер дед Егор все так же сидел на скамеечке, попыхивая сигареткой в длинном костяном мундштуке и задрав голову в небо.
– Здравствуйте, деда Егор.
– Здравствуйте, юная леди. Ну что, не забыли загадать желание? Говорят, на Новый Год сбываются любые желания.
– Еще нет, – Оля помотала головой, улыбаясь. – Но я не забуду. Мне только надо еще кое-что сделать перед этим.
Дед Егор прищурился, разглядывая ее, будто пытался угадать, что же это за желание, и чего ей не хватало, чтобы загадать его.
– Только не забудь. И помни, что не всякое желание сбывается. Только настоящее.
Оля кивнула, потом сняла рукавицу, чтобы расстегнуть молнию на боку куртки, и достала маленькую прихватку, которую шила на уроках труда.
На Девятое Мая к деду Егору приезжали дорогие иномарки с черными номерами (Оля сначала думала, что это что-то плохое, но потом бабушка объяснила ей, что это просто военные номера, они все черные), в них приезжало много важных военных, с большими звездами на погонами и орлами на фуражках. Но потом они все уезжали, и до следующего Девятого Мая дед Егор жил совсем один. И готовил он сам, наверно.
– С Новым Годом, – Оля протянула ему прихватку.
И прикусила губу. Она очень старалась, когда делала прихватку, и прихватка ей самой очень нравилась. И все-таки прихватка – это не настоящий подарок, тем более для мужчины. Но купить настоящий подарок ей было не на что. Хороший подарок стоил гораздо больше того, что она скопила за весь декабрь, откладывая деньги, которые бабушка давала ей на завтраки.