Нынешний управляющий, Оуэн Пауэлл, хотя и отличался некоторой небрежностью, а подчас и забывчивостью, оказался весьма эффективным работником — умным и изобретательным. Он прекрасно разбирался в индустрии игрушек, чувствовал веяния моды и улавливал перспективы сбыта. Но Райна раздражало прилипшее, казалось, навечно к его физиономии выражение собачьей преданности и покорности, постоянное стремление «есть глазами начальство», ежесекундная готовность немедленно выполнить приказ — хоть за поноской сбегать, хоть тапочки принести.
Такая открытость чувств и непосредственность поведения, думалось Райну, сродни глупости: разумный человек должен быть более осторожным, сдержанным… А ведь Пауэлл далеко не дурак.
Возможно, правда, все объяснялось достаточно просто: Пауэлл, как и любой валлиец, легкий и дружелюбный в общении человек. Однако Райн знал, что каждый валлиец прежде всего защищает интересы своего клана.
Он тут же припомнил, что самыми опасными в городе считались именно валлийские банды. Откуда-то из подсознания выплыла мысль о том, что следовало бы приобрести автоматический пистолет и научить им пользоваться домашних, хотя бы старшего сына и жену.
Как-то Сондерс, бывалый репортер из «Счастливого голоса», вызвал у Райна некоторое недоумение своими рассуждениями о его управляющем. Помнится, он сказал:
— Твоему Пауэллу не мешало бы сменить фамилию: уж очень она смахивает на валлийскую. А с этими националистами из Уэльса и так хватает хлопот, возьми хотя бы недавние беспорядки. Предположим, конкурирующая с тобой фирма игрушек «Луч Луны» кое-кому намекнет о том, что твой ближайший помощник родом из Уэльса, и тогда тебя заклеймят в печати как покровителя валлийцев. Думаю, это доставит тебе массу хлопот, особенно если такой слушок появится во время очередной заварушки. Уверяю тебя, покупатели валом повалят к твоим конкурентам с фамилией, например, Джонс или что-то вроде этого, а ты останешься считать убытки. Пауэлл всегда так преданно ловит каждое твое словом — только намекни и охнуть не успеешь, как он станет ну хотя бы Смитом. Скромненько, но со вкусом.
Болтовня старого газетчика покоробила Райна, и он торопливо распрощался с ним. Но семена попали на благодатную почву, и теперь Райна терзали сомнения.
Безусловно, Пауэлл не согласился бы менять фамилию, да Райн и не предложил бы ничего подобного. С другой стороны, Сондерс, разумеется, не думал, что Пауэлл родом из Уэльса, — он только отметил его неподходящую фамилию — и все равно посчитал необходимым обратить внимание Райна на этот факт.
Дело всей жизни Райна оказалось висящим на волоске. Практически на всех предприятиях при найме на работу кадровики решительно отсеивали претендентов с подозрительными фамилиями, даже если их происхождение и рекомендации были выше всякой критики. А у Райна работал настоящий, живой валлиец, который мог оказаться националистом, трудящимся ради Дела Уэльса (довольно темного дела, как это представлялось Райну). Райн еще ни разу не попадал в такое двусмысленное положение.
В сущности, все эти подозрения не стоили и выеденного яйца. Во всяком случае, Пауэлл наверняка оказался бы последним, кого можно было бы заподозрить в каких-то темных делишках: слишком поглощенный своей работой, он вряд ли интересовался политикой.
С другой стороны, имя — это имя. В последнее время массу хлопот причиняли экстремисты разного толка, а после убийства короля дела обстояли совсем плохо. Националисты Уэльса заявили, что это их работа. Но и другие группы тоже утверждали это, стараясь любой ценой повысить свой престиж.
Что и говорить — с житейской точки зрения присутствие Пауэлла смущало Райна. Тут нет вопроса. Однако вы не можете расстрелять человека только по подозрению.
Лицо Райна потемнело, руки напряглись. Он понял, что почва уходит из-под ног, и еле слышно выругался. Потом снова шагнул к столу и потянулся к звонку, чтобы вызвать заведующего по кадрам.
Сгорбившись над столом, Фредерик Мастерсон заполнял какой-то график. В отличие от коренастого и румяного Райна он был высоким, худощавым и бледным. Когда в кабинете резко прозвучал сигнал вызова, Фредерик от неожиданности выронил карандаш и повернулся к экрану. Увидев нахмуренное лицо обычно жизнерадостного Райна, он непроизвольно улыбнулся и спросил:
— Что-то случилось?
Райн сразу приступил к делу.
— Составь, пожалуйста, список всех наших сотрудников с необычными фамилиями и заодно укажи некоторые сведения об их происхождении. — Увидев недоумение в глазах Мастерсона, Райн коротко хохотнул и добавил: — Я никого не собираюсь увольнять, просто необходимо иметь под рукой эти данные… на всякий случай.
Мастерсон усмехнулся.
— В таком случае я начну с тебя. Ведь у тебя ирландская фамилия, верно?
— Перестань насмешничать, Фред. Ты прекрасно знаешь, что я такой же ирландец, как и ты. Во всяком случае, за последнюю сотню лет никто из моих родственников не бывал в Ирландии, даже туристом.
— Ну да, почти по анекдоту — «Снова назовите меня ирландцем, и я приласкаю вас дубиной», — проговорил Фредерик, коверкая слова, как ему казалось, на ирландский манер.
Райн недовольно поморщился.
— К чему паясничать, Фред. Все гораздо серьезнее. Некоторые радетели за чистоту нации, которые плодятся сейчас как кролики, не прочь погреть руки на жареных фактах. Мы должны быть готовы к любым неожиданностям. Поэтому пусть твой отдел проверит досье на всех сотрудников фирмы. Необходимо проследить родственные связи, происхождение, места предыдущей работы. Короче, все, что может нам понадобиться, — ты лучше меня знаешь, где копать. Но я не собираюсь никем жертвовать, поэтому не предпринимай никаких шагов — только список, и все.
Скривив в иронической ухмылке губы, Мастерсон несколько раз кивнул.
— Конечно, конечно, сделаем в лучшем виде.
— Ну как ты не хочешь понять! Единственный путь оградить наших сотрудников от возможных сплетен — это знать о них все. Мы должны парировать любой ход конкурентов, не давая захватить нас врасплох. Разве это не ясно?
Мастерсон вздохнул.
— А как быть с теми, кто попал сюда из Вест-Индии? Их ведь тоже довольно много. Ты же знаешь, что лишь недавно появилось распоряжение не пускать их в страну.
Райн немного подумал, а затем сказал:
— Похоже, негры сейчас никого не интересуют, или я ошибаюсь?
— Пожалуй, нет.
— Вот и прекрасно. Хотя все может быть…
— И то верно.
— Пойми, Фред, я хочу защитить их.
— Само собой…
От разговора с Мастерсоном остался неприятный осадок.
А тут еще в памяти всплыл недавний сон. Казалось, Райн и не вспоминал о нем, но вот теперь — вызванный к жизни какими-то неясными ассоциациями — он вконец испортил настроение.
Во сне он, помнится, вернулся в детство — в старый дом с заброшенным садом, где обитали бродячие кошки. Сжимая в руках пневматическое ружье, он изображал охотника. Кто-то, сопровождавший его в этой игре, выстрелил в одну из кошек. Прежде в саду он ее не видел, иначе бы запомнил белую шкурку с ярко-желтыми пятнами. Вероятно, подобно всем остальным, это животное тоже облюбовало густые заросли сада. Судя по пластырю на боку, кошка уже бывала в переделках, и какой-то доброхот подлечил ее. Спутник Райна своим выстрелом буквально разворотил кошачий бок, но животное, похоже, не заметило чудовищной раны: несмотря на хлеставшую кровь, кошка, громко мурлыча, продолжала идти вдоль забора, направляясь к дому.
Она вошла в отворенную дверь и — словно прекрасно знала дорогу — отправилась на кухню, где обычно выставляли кошачьи плошки с какой-нибудь едой. Там она принялась с аппетитом утолять голод.
Глядя на это странное существо, истекавшее кровью и вроде бы не чувствовавшее боли, Райн испытывал замешательство, не понимая, как следует поступить: то ли избавить ее от страданий еще одним выстрелом, то ли оставить все как есть…
Чрезвычайно противный сон! Райн пожал плечами, удивляясь и прежнему сну, и нынешнему воспоминанию о нем. У него, кстати, никогда не было кошки подобной масти. Тряхнув головой, словно отбрасывая никчемные мысли, он вернулся к прежним размышлениям.
Райн не без основания гордился своим прагматизмом и деловой хваткой: это помогло ему создать надежную фирму с лучшим контингентом сотрудников. Он никогда не испытывал нехватки кадров: люди стремились работать в «Игрушках Райна», поскольку находили там не только хороший заработок и пристойные условия труда, но и человеческое отношение, что немаловажно.
А теперь предстояло — без ущерба для производства — предпринять какие-то, непонятные пока, меры, чтобы предотвратить надвигавшуюся катастрофу. Экспорт не волновал Райна: если не пошатнется положение фирмы внутри страны, то не пострадают и внешние поставки.
Однако некоторый застой в экспорте ощущался и сейчас: разгул национализма грозил заморозить торговлю.
Но если сделать экскурс в глубины истории, станет ясно, что такие болезненные периоды, сопровождаемые всплеском некой патриотической идеи, существовали во все времена. Это своего рода нравственная встряска, позволявшая точно установить, кто есть кто. В принципе Райн ощущал себя сторонником социализма — если, конечно, возможно его безболезненное внедрение в общество. Но и теперь он стремился поддерживать хорошие отношения с профсоюзами, давал рабочим справедливую оплату за труд, старался не подчеркивать свою избранность, пользуясь, к примеру, тем же медицинским учреждением, что и они. Даже предусмотрел — после своей смерти — передачу предприятия работникам фирмы в коллективное пользование, с обеспечением небольшой ренты наследникам. Не без основания он считал, что в фирме его если и не любят, то, во всяком случае, ценят, и полагал, что расистская вакханалия не затронет его любимое детище.
Райн подумал, что внезапный пессимизм его рассуждений напрямую связан с мыслями о Дэвисе. Нельзя мириться с постоянным оттоком средств в эту черную дыру. Потеря нескольких тысяч в данный момент избавит его от еще больших потерь в будущем.
Еще раз вздохнув, Райн снова связался с кабинетом Пауэлла. Там его ожидала все та же картина — Оуэн, стоящий на четвереньках перед парой кукол. Неожиданный звонок Райна заставил его, ойкнув, сесть на пол.
Сдержав невольный смех, Райн поинтересовался, выполнил ли Пауэлл его поручения. Тот с готовностью доложил:
— Я предупредил Эймса о замене украшения и получил от Дэвиса обещание, что он постарается покрыть дефицит.
— Очень хорошо, — проговорил Райн и поспешно отключился, чтобы не слушать восторженной благодарности обрадованного Пауэлла.
Глава 8
Райн решил выяснить, почему питьевая вода, поступавшая из системы регенерации, стала попахивать аммиаком. Похоже, вышел из строя прецизионный фильтр. Чтобы заменить поврежденный элемент, Райн ввел в память самодвижущегося электронного устройства соответствующую команду — и теперь только результат ремонта подтвердит правоту его выводов или опровергнет их.
Да, практичность всегда была сильной стороной Райна: она помогала ему в космосе, она спасла его на Земле. Прагматик Райн сумел сохранить способность трезвого анализа происходящего, тогда как безумные решения одних или бездействие других приводили к краху.
Что ж, он всегда был скор на решения. Хорошие или — с точки зрения обывателей — не очень, они всегда давали положительный результат. Тогда, среди всеобщего распада, именно быстрота реакций и интуиция позволили Райну продержаться чуть ли не дольше всех, а потом — практически без ущерба — выбраться из объявшего Землю хаоса.
Теперь ему несравненно труднее: он больше не чувствовал дружеской поддержки, оказавшись один на один с одолевавшими его недугами слабой плоти, депрессией, болезненным одиночеством. Но вопреки привычной формуле «один в поле не воин» он решил доказать — и прежде всего самому себе, — что способен преодолеть все. Сжав кулаки так, что побелели косточки, он прошипел прямо в мерцающий экран:
— Ни за что не сдамся, ни за что! Мои спутники доверились мне, и я дам им шанс увидеть новую жизнь.
Подавив судорожный зевок, Райн внезапно почувствовал резкую боль в шее. Он повертел головой и подвигал плечами, но болезненное ощущение не прошло. Это еще раз напомнило ему, как важно поддерживать физическую форму. Ну да, здоровый дух в здоровом теле, про себя усмехнулся он.
Он вновь вернулся к делам трехлетней давности. Конечно, не все его поступки заслуживали одобрения — и в других условиях он, может быть, поступил бы как-то иначе. Но самое главное — ему удалось сохранить разум.
Окунуться в море безумия и не утонуть в нем — это дорогого стоит! Ему удалось достичь берега, хотя в борьбе за выживание неизбежны утраты и ошибки. Но как бы то ни было, здравый смысл ни разу не подвел его. Страшно подумать, что могло бы произойти, если бы холодный расчет захлестнули эмоции.
Как там его обычно называли? А-а, вспомнил — везунчиком! Что ж, если просмотреть весь его жизненный путь, то так, в сущности, и оказалось.
Вот если бы и в конце нынешней дороги кто-то его так обозвал, он был бы счастлив.
Да, он остался в живых. Он уцелел. Уцелели все они, спящие сейчас в контейнерном зале.
Его звездолет устремлен к новому, первозданному миру, еще не изгаженному людьми. Человечество, дойдя до точки распада, осталось догнивать на старушке-Земле. И Бог с ним — мы-то выжили…
Райн прервал свои размышления: нельзя разрешить гордыне овладеть собой
— за этим гибель. Да и чем собственно гордиться. Если бы не элементарное везение, ничего бы стоящего и не произошло.
Райн усмехнулся. Было бы забавно проверить себя на соответствие пресловутым семи смертным грехам. Как сказано в этой религии старого времени? «Не убий. Не укради. Не…» Прогнать душу через тесты контроля так, как обычно он проверял корабль. В сущности, какая разница? Тело для души тоже своего рода корабль!
Райн пожалел, что до сих пор не придуман контроль психики. Он не исключал вероятности потерять рассудок: неизвестно, как он переживет многолетнее одиночество в космосе. Но Райн надеялся, что сумеет распознать признаки помешательства и своевременно принять меры.
Предугадать. Это его жизненный девиз.
Он выручал и на Земле, и в космосе.
От размышлений Райна отвлек писк компьютера, сообщившего, что ремонт закончен.
Чуть помедлив, Райн попробовал воду: никакого неприятного привкуса. Что ж, он сумел найти и устранить неисправность. Эта маленькая победа порадовала Райна и вернула ему веру в собственные силы.
Всю свою жизнь Райн полагался только на себя, отвергая помощь психологов, к которым — в отличие от него — обращались очень многие. Он сам следил за своей психикой, улавливая отклонения от нормы. К примеру, ненормально повышенный аппетит заставил его установить причину этого явления и устранить ее. Такой подход касался всех жизненных проявлений, в том числе и работы. Когда Райн не успевал справляться с делами и они буквально заваливали его, он — хотя бы на день — отвлекался от всех проблем и возвращался к ним, бодрый и здоровый, вновь способный все преодолеть. Это исключало неприятные конфликты с подчиненными, а, следовательно, обращалось на пользу делу.
Поэтому его так порадовал успех с ремонтом. Снова все пришло в норму, и тревожные предчувствия уступили место — пусть и хрупкому — ощущению благополучия.