— Оганда не укрывает врагов короля Собраны, — сказал, словно сплюнул, Далорн.
— Как имя этого негодяя и в чем его преступление?
— Эмиль владетель Далорн из герцогства Алларэ. Вероятно, это он напал на замок Бру. Днем его видели у ворот, а после — с контрабандистами Лиги, едущим к замку. До этого он участвовал в покушении на особу короля. Мы получили приказ об его аресте еще седмицу назад, но ему удалось ускользнуть.
— Какой негодяй! Разумеется, в Оганде он не найдет укрытия! Королева Стефания никогда не примет человека, запятнавшего себя подобным! — до этого момента Керо считала, что «холодное негодование» — досужая выдумка, плод фантазии сочинителей романов… — Скажите, сударь сбир, безопасна ли дорога до порта или я могу попасть в засаду? Можете ли выдать мне сопровождающих?
— Дорога свободна, господин посол, мы все проверили. Сопровождающих… поймите, господин посол Бер… берт…
— Бертинатти, — едва ли не с омерзением повторил «посол». — Джулио Бертинатти.
— Простите, господин посол. Если вы настаиваете… но я не знаю, что меня встретит в замке… отпускать людей…
— Если вы можете пообещать, что дорога безопасна, я не стану настаивать.
— Клянусь, она совершенно свободна! Здесь всего несколько миль.
— Благодарю, сбир, я вас более не задерживаю. Поехали, лейтенант. Я хочу оказаться в тепле…
— Счастливой дороги, господин посол! — пожелал вслед пристав. Отъехав от места встречи на полмили, алларец подъехал вплотную к Керо. Очередная молния осветила его лицо, — и то ли так легли тени, то ли спаситель всерьез собрался кого-нибудь укусить. Оскаленные зубы, бешеный взгляд.
— Я, значит, покушался на особу короля! Восхитительно! — прорычал он. — В общем, вы поняли, что в порт нам ехать нельзя?
— Да, — кивнула девушка. — Простите, но… я замерзла и промокла. Мы можем где-нибудь переночевать? Я не смогу ехать долго.
— Разберемся, — кивнул спаситель. — Езжайте за мной. В темноте и под дождем Керо показалось, что алларец собрался увезти ее куда-нибудь в Кертору или даже в Агайрэ. Ливень все хлестал и хлестал ее, словно пытался растворить, как кусок сахара в чашке, а дорога все не кончалась. Они проехали мимо пяти или шести деревень, и девушка мечтала о постоялом дворе. Пусть потом арестовывают, обвиняют в чем угодно, хоть вешают — только оказаться бы в постели, под одеялом, съесть чего-нибудь горячего. Волосы промокли, и окаянную потяжелевшую косу хотелось отмахнуть одним движением ножа, наплевав на всю красоту; вот только ножа не было.
— Слезайте, — сказал вдруг Далорн. Керо огляделась. Все та же темнота. Какие-то постройки, наверное, заброшенные. Длинный широкий сарай, будка, загон для скота, навес для сена. Лошадей привязали в загоне, а людям пришлось влезать на второй ярус навеса по узкой приставной лесенке. По крайней мере, здесь было сухо. Раскидав сено, алларец выкопал в нем небольшое углубление, кивнул на него Керо, потом спустился обратно и вернулся довольно нескоро, — должно быть, занимался лошадьми. Мокрый, сердитый, с шерстяным одеялом в одной руке и тряпкой — в другой…
— Снимайте плащ и куртку, — приказал он. — Штаны тоже снимайте. Ботинки тоже.
— А еще что снять? — огрызнулась Керо, понимая необходимость избавиться от мокрой одежды; но тон, которым разговаривал Далорн, нервировал.
— Голову! Немедленно снимайте мокрое, мне наплевать на ваши прелести! — рявкнул спаситель. — Чего ради вы отослали свою охрану?! Вы полная дура!
— Вы-то откуда знаете? — Керо расправила мокрый плащ и куртку мундира, кинула в дальний угол, просыхать.
— Узнал, — чуть тише сказал Далорн, кидая девушке полотенце, которым раньше, наверное, лошадей обтирали. — И был потрясен вашей дуростью. Вытрите волосы. Штаны отправились в компанию к плащу и куртке. Керо с удовольствием стащила ботинки, зарыла ноги в теплое — и сухое! — сено. Мужская рубаха не доставала и до середины бедра, к тому же промокла и стала полупрозрачной, но Далорна, кажется, это действительно не интересовало. Он швырнул Керо одеяло и сам разделся до подштанников.
Голый алларец больше напоминал солдата или моряка, чем благородного человека: крепкие мускулы, загар. В Собре считалось, что подобное телосложение не украшает знатного человека; Керо на это мнение было наплевать. Дома над столичными господами с их округлыми животиками и завитыми волосами смеялись, да и в особняке герцога Гоэллона такие не встречались. Даже смешной керторец Флэль был, несмотря на изящество, весьма силен; девушка видела, как он демонстрировал Руи и Кадолю приемы простонародной борьбы, распространенной у него на родине.
— Одеялом укрываются, — помешал разглядывать себя Далорн. — И, юная дама, если вы будете пялиться на меня, я считаю себя вправе пялиться на вас.
— Очень страшно…
— Значит, вы не испугаетесь, если я скажу, что мы разделим это одеяло поровну, — спаситель улегся рядом, бесцеремонно перевернул Керо на бок, прижался к ней и накрыл обоих одеялом.
Керо не думала, что сможет уснуть после всего этого безумного дня, но хватило нескольких минут. Тепло от лежавшего вплотную к ней человека, тепло от колючего одеяла, пропавшего конским потом — этого было вполне достаточно, чтобы она уснула, так и не успев ответить «Вы же не Элибо Брулен, чтоб вас бояться…». На сеновале они провели ночь и день. К вечеру одежда полностью просохла, а дождь снаружи кончился, но было уже поздно: Керо поняла, что простудилась, и, похоже, всерьез. Будь она сейчас в замке или в доме герцога, ничего страшного в том не было бы. Травяной настой, горячий чай с малиной, ножные ванны и растирания скипидаром — и любая простуда сбежит в панике. На сеновале же не было ничего, нашлась только пара бутылок вина в седельных сумках; они были выпиты, но помочь не смогли. Зато за вином они как-то незаметно перешли на «ты» и начали общаться так, как в Собре Керо разговаривала с Альдингом и Борианом. Спаситель, кажется, был лишь на пару лет старше мальчишек…
— Тебе нужен лекарь, — сказал Эмиль, дожевав свою травинку.
— Я сама считай что лекарь, — Керо закашлялась, прижала руки к лицу. Щеки пылали, а перед глазами все расплывалось: значит, жар был сильным. — Только у меня ничего нет. Хотя бы меду сейчас…
— Нас наверняка ищут в каждой деревне Брулена.
— Так мы будем сидеть тут?
— Сидеть тут будешь ты. Когда стемнеет, я доеду до ближней деревеньки. Там куплю, что нужно, и еды тоже прихвачу.
— Тебя арестуют.
— Пусть попробуют, — усмехнулся Далорн.
— В деревне в посла не поверят.
— В деревне найдутся братья из Лиги. Я найду способ отправить тебя в столицу.
— Мне запрещено туда возвращаться. Королевским приказом, — напомнила Керо.
— Значит, в замок Грив. Поедешь с купцами, это несложно. Я договорюсь.
— А ты?
— Я… неважно.
— Важно! — Керо подобрала одеяло, завернулась в него, поджала ноги. Ей опять стало зябко.
— Странно, что к тебе не приехали люди герцога. Не думаю, что твоя выходка с охраной кого-то обрадовала.
— Кто их отправит? Руи… герцог Гоэллон на севере, на войне.
— Хм, — Эмиль, кажется, подметил оговорку. — Его наследник — на редкость толковый парень.
— Саннио? Толковый? — Керо попыталась расхохотаться и закашлялась. — Ты шутишь?
— Нисколько не шучу. Герцог Алларэ был им весьма доволен во время беспорядков в Собре.
— То есть, он хорошо наводил беспорядок? Этот может…
— Я не шучу, Керо. Мальчик и сам не дурак, а капитан Кадоль — тем более. Уверен, что тебя ищут. Стой! В угол, быстро!
— Что такое? — девушка подскочила, увидев, как изменилось до того спокойное лицо Далорна. Он схватился за саблю и припал к доскам. Теперь и Керо услышала шум снаружи. Два или три человека, мужчины, приехали верхом, не скрываются. Прижавшись к выступу стены, Керо осторожно взглянула вниз и от сердца отлегло. Брат Жан и брат Вильгельм! Как здорово! Монахам Керо верила, а с братом-расследователем почти подружилась за время жизни в замке Бру.
— Эмиль, это не враги! — громко сказала она.
— Да, мы не враги, — задрал подбородок, пытаясь разглядеть ее, монах. — Господин Эмиль, если слова госпожи Къела вам недостаточно, то могу поклясться, что не собираюсь причинять вам вреда. Мы с таким трудом разыскали вас…
— Мы с таким трудом разыскали вас. Обидно будет, если теперь вы нас убьете! Я безоружен!
— Так и быть, поверю на слово. — Светловолосый человек сел и отложил свою саблю. — Откуда вы здесь?
— После того, как вы помешали нам освободить госпожу Къела из замка…
— Так это были вы! — воскликнула девушка.
— Это МЫ вам помешали?! Это ВЫ нам помешали! Все было подготовлено, и если бы не вы… — насупился сидевший.
— Не вполне так, господин Далорн, если не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь.
— Ваши попытки не остались без внимания и барон Брулен был готов. Вот смелость господина Келлига оказалась для него сюрпризом.
— Так это он бросился на тех, кто меня спасал? — госпожа Къела надула губы и тоже насупилась. — Спасибо ему большое! Ему и вашему брату Томасу, надо понимать?
— Госпожа Къела, господин управляющий Келлиг и брат Томас погибли. Злословить об умерших грешно.
— Я не знала, — северянка вздохнула. — Да помилует их Воин… Брат Жан присмотрелся к ней повнимательнее. Жар, затрудненное дыхание, потрескавшиеся губы, обведенные красной сухой полосой. Простуда, да еще и из сильных. Девушке нужно было лежать в постели, лечиться и отдыхать, а не прятаться на сеновале на окраине маленькой деревушки. Увы: и ее спутника, и ее саму разыскивали не только брат Жан с братом Вильгельмом, а к ложному обвинению прибавилось еще одно, столь же глупое — покушение на жизнь барона Брулена. В ночной суматохе, в которой принял участие и брат-расследователь, и моряки из Лиги, и гвардейцы господина барона, и пришлые солдаты из Скоры, и отряд городской стражи, Элибо Брулен был ранен; говорили, что ранен тяжело. Брат Жан подозревал, что барон попросту убит, а все истории о ранении лишь служат оправданием для скорийских захватчиков. Разумеется, в покушении обвинили господина Далорна, а девицу Къела назвали соучастницей. За одни-единственные сутки люди, сидевшие сейчас на дощатом настиле, под которым стоял брат Жан, превратились едва ли не в самых страшных преступников во всей Собране, о чем он не преминул им сообщить, вскарабкавшись по лесенке. Брат Вильгельм сторожил у входа.
— Бред… — вздохнул самый дерзкий разбойник всей Собраны. Брат-расследователь присмотрелся к нему. На первый взгляд он дал бы алларцу лет девятнадцать, на второй — десятком больше. Молодой крепкий мужчина, не слишком высокий и плечистый, но явно сильный и опасный в сражении. Приятное округлое лицо со слегка вздернутым носом, длинные светлые волосы, чуть темнее, чем у самого брата Жана. Не слишком красив, не слишком приметен, но ему легко вызвать к себе симпатию. Даже когда «разбойник» сердился, как сейчас, он все равно излучал теплое, яркое обаяние. Таким людям брат Жан доверял с первого взгляда и никогда не обманывался. Они могли быть не в меру скрытными, участвовать в путаных делах, врать с самым невинным видом, драться до последней капли крови; не умели они лишь одного — предавать.
— Да, все это звучит удивительно глупым образом, но такова правда, господин Далорн. Вас обоих обвинили в исключительно тяжких преступлениях. Не знаю, разумной ли будет в данном случае явка с повинной…
— Для меня — не будет. На меня еще раньше прогневался его величество, — покачал головой алларец. — Для Керо… может быть.
— Нет. Вы же знаете, кто я. Король будет рад избавиться от меня. Я никогда ничего не докажу без герцога Гоэллона…
— Не исключено, что и с его помощью не докажешь.
— Почему, Эмиль?!
— Я не успел тебе рассказать. Герцог Алларэ был арестован. Его обвинили в покушении на короля, в убийстве дочери министра, в подготовке «хлебного бунта» в Собре. Все это — полная ахинея, но его арестовали, а вместе с ним — и герцогиню Алларэ. Назначение герцога Гоэллона командовать армией — тоже… как бы ахинея. Злой умысел. Кажется, все мы попали в немилость к королю. Конечно, кроме вас, брат Жан.
— Монастырь святого Иллариона предоставит вам убежище. Но я не все сообщил, — брат Жан вздохнул. — Завтра утром в замок Бру должен приехать его высочество принц Элграс. Король назначил его…
— Воин и Мать! — Алларец подскочил, едва не стукнувшись головой о стреху. — Как я мог забыть! Я же знал…
— Так вот, — продолжил брат Жан. — Мне кажется, что ныне замок Бру — весьма неподходящее место для пребывания особы королевской крови.
— Брат Жан, — голос у северянки вконец осип. — Вы сказали, что в замке Бру орудуют какие-то скорийцы? Или мне померещилось?
— Нет, госпожа Къела, все верно.
— Тогда я должна вам кое-что рассказать… или… Брат Жан, а человек обязан соблюдать клятву, которую дал покойному?
— Зависит от того, какова суть этой клятвы, — брат-расследователь удивился. Какие у милой наивной голубоглазой девушки могли быть тайны, да еще и такие, что для их охраны кто-то потребовал с нее клятву? Надо понимать, госпожа баронесса, и дело едва ли касалось всяких женских глупостей. Северная девушка была слишком серьезной и разумной, хоть и совсем неопытной; она могла отличить важное от пустого.
— Я освобождаю вас от клятвы и беру грех ее нарушения на себя. Говорите.
— Ох, простите, я такая глупая… я уже выдала этот секрет. Герцогу Гоэллону.
Девушка дважды опустила «господин» перед именем своего наставника и бывшего опекуна; когда она упоминала его, в голосе звучала наивная детская надежда. Брат Жан с трудом подавил улыбку. Она так старалась выглядеть взрослой дамой, эта тонкая высокая северянка, но стоило ей вспомнить старшего, который заботился о ней, — и весь флер самостоятельности опадал, как лепестки вишни под порывом ветра…
— Говорите же, если это важно.
— Это важно… Выслушав четкий и при этом подробный рассказ, монах убедился, что это действительно важно. Жаль, что девушка написала обо всем своему наставнику, но не догадалась еще раз нарушить волю покойной баронессы, придя к Блюдущим Чистоту. Ах, скольких же неприятных сюрпризов и горестных событий можно было тогда избежать!.. А если бы сам брат-расследователь был внимательнее? Если бы он не позволил себе грех пренебрежения, с первого взгляда посчитав барона Брулена существом недалеким, недобрым, но не особенно опасным? Ведь все признаки, которые с первого взгляда подметила девица Къела, были налицо. Брат Жан даже не прислушался к нему ни разу, а ведь стоило, стоило… Ему очень не нравилась пара молодых господ, которых барон привез из Скоры в последний раз. Его тревожило то, с каким неумным рвением барон вникает во все торговые дела. Но монах не считал себя вправе вмешиваться в мирские, а тем более — семейные дела. Оказывается, дело было не в сложных и не лучшим образом сложившихся отношениях матери со взрослым сыном. Дело было в ереси. Брат Жан мог поклясться, что барон Брулен сам не принадлежит к адептам или даже прозелитам «заветников» и не является мастером в их ритуалах: подобные деяния оставляли в мелодии любого человека слишком явный диссонанс, а его почти десять лет учили слышать признаки подобного. Еще вчера брат-расследователь мог поклясться и в том, что барон не принимал участия ни в одном жертвенном обряде; сейчас слова северянки заставили его задуматься и перебрать в памяти все, что касалось Элибо Брулена. Сделав это, он вздрогнул. Настоятель предупреждал о подобном, рассказывал, что еретики умеют скрывать следы своих преступлений и от глаз самых опытных дознавателей, так, что лишь в определенные моменты времени можно уличить посвященного в ересь истинного завета. Брат-расследователь мог бы обнаружить это, если бы не пренебрег бароном Бруленом, пытаясь разобраться в путаном и невнятном деле об убийстве и распространении ереси… но кто бы мог подумать, что скорийцы, которые от века считались богобоязненными и законопослушными, вдруг погрязли в ереси?! Дважды брат Жан позволил себе мыслить подобным образом: судить о людях заранее, даже не присмотревшись, не прислушавшись. Отец-настоятель ошибся, считая, что брат способен вести расследование самостоятельно. Брат Томас погиб, господин Келлиг погиб, хорошо хоть мальчишку Эгберта вытащили; тот обещал немедленно бежать в порт Бру, к городской страже, и все рассказать. Но едва ли слово четырнадцатилетнего подростка смогло бы переубедить приставов… нужны были и другие свидетели. Увы, брат Жан не подумал и о том, что голубоглазая девочка в мундире с чужого плеча — из семьи опальных графов Къела…