— Получается, Телегин здесь был.
— Получается-то получается… — неопределенно проговорил Самсон Иванович.
Последний раз Протопопов видел «шварцмессер» у Ивана Телегина два месяца назад, когда по пути в стойбище он ночевал в домике метеорологов. Участковый знал, что Телегин очень дорожил ножом — единственной памятью об отце.
И тут он почувствовал головокружение, покачнулся. Кузьма поддержал его.
— Отвык… — сказал Самсон Иванович, словно извиняясь. — Очень уж неожиданно ударило.
— Надо срочно вызвать вертолет.
— Нам нужны сутки… Поговори со мной, Кузьма… Как-то мне не по себе. Давай, Кузьма, чаю попьем.
— Самсон Иванович, вы можете руку потерять. И вообще…
— Вот попьем чаю, найдем место, где выкопан корень… Потом подумаем «вообще».
По просьбе участкового Свечин заварил очень крепкий чай. Самсон Иванович, обливаясь потом, выпил четыре кружки. Затем они снова пошли к Лысой сопке, которая виднелась уж совсем неподалеку. Самострел и стрелу взяли с собой. Чтобы не стереть отпечатки пальцев, которые, возможно, на них были, Кузьма обложил оружие огромными, в зонт, сочными листьями белокопытника.
— Самострел, я помню, принадлежал Ангирчи… Нож — метеорологу Телегину…
— Я как чувствовал, Самсон Иванович… Как чувствовал — не обошлось это дело без Ангирчи.
— Подумать надо. Не торопись. Ангирчи ведь здесь после Дзюбы был.
— А если он и в первый раз с Дзюбой приходил? Потом еще… И нигде нет следов человека, — сказал Кузьма.
— Появятся, — уверил участковый. — Они есть.
— Где?
— Ты не заметил — кора с плавуна срезана. Молодое деревце смыло, занесло в распадок во время ливневого паводка. А кора с него сорвана. На подметки пошла.
— Что же вы мне не сказали? — упрекнул участкового Свечин.
— Я тоже не до всего сразу додумываюсь. Только теперь и сообразил.
— Вам в больницу надо…
— Вот найдем место, где корень выкопан, тогда…
Они снова пошли по звериной тропе в сторону Лысой сопки. Она на самом деле оправдывала свое название. По склонам темнела тайга, выше виднелась кайма стланика, а сама вершина была вроде бы совсем белой и даже поблескивала на солнце.
Настал полдень. Под пологом леса было душно. Однако в подлеске все еще держалась обильная роса. Стоило притронуться к стволу, задеть плечом ветки, как сверху сыпался сверкающий дождь, звонко ударявший по жестким августовским листьям.
— Вот и следы, — остановился Самсон Иванович.
Кузьма подошел и взглянул из-за плеча Протопопова. Почва в неглубокой лощинке, которую пересекали участковый и Свечин, была вязкой, и среди толстых, крепких стволов высоченного дудника и белокопытника Кузьма увидел сломанный кусок коры, а чуть дальше четко отпечатавшийся след сапога с окованным каблуком.
— На Дзюбе были олочи, — припомнил Свечин.
— Следы сапог Телегина, метеоролога. Отдохнем давай, Кузьма. Кровь не остановилась. Повязка намокла. В голове стучит. Да и подумать надо.
— Ведь все ясно…
— Не совсем, Кузьма. — Протопопов присел на валежину.
Свечин очень тщательно сделал несколько снимков, с ориентирами и масштабом, потом снял слепок со следов Телегина.
— Что же не ясно, Самсон Иванович? — спросил он, подходя к участковому.
Выглядел тот очень усталым, глаза запали, лоб покрыла крупная испарина.
— Не нравится мне это, Кузьма. Неужели их было здесь трое?
— Во всяком случае, есть кого подозревать.
— «Подозревать»… Тяжело. Люди жили бок о бок со мною. Здоровались, смотрели в глаза, не отводя взгляда.
— Чем же объяснить столько совпадений? Тайга не похожа на улицу, по тротуару которой проходят тысячи неизвестных людей, — проговорил Кузьма.
— Пока неизвестных нет. Крутова ищут и найдут. А совпадения… Если сочинять, то можно объяснить все совпадения. Но их должны объяснить они — Ангирчи, Телегин, Дзюба. А обстоятельства… Корень — женьшень. Видимо, и за двадцать лет я не все узнал об этих местах. Что-то осталось секретом, который, похоже, разгадал другой. Дзюба, например.
Свечин глянул на участкового искоса — не бредит ли? — и напомнил:
— Дзюба мертв. А Ангирчи, конечно, все свалит на него.
— Мертв… Но в данном случае говорить будут дела… Слова — что? И еще надо доказать, что самострел поставил Ангирчи. А Телегин… Не знаю… Ума не приложу, почему он тут оказался!
Пока Кузьма укладывал фотоаппарат и прочие вещи в рюкзак, Самсон Иванович осматривался, будто только сию секунду пришел сюда. Когда Свечин был готов отправиться в путь, участковый посоветовал:
— Иди по следам Телегина. Ангирчи шел за Дзюбой.
— Нам, по-моему, лучше держаться вместе. Вы не дойдете.
— Потом, потом. А то не успеем… Я не успею.
— Иду, иду, Самсон Иванович, — заторопился Кузьма, поняв, что Протопопов держится из последних сил, а дел у них еще много.
Главное, пусть участковый убедится, как Ангирчи провел его, воспользовался доверчивостью Самсона Ивановича.
Самострел — старое запрещенное оружие охоты, это Свечин знал. А кто, кроме Ангирчи, мог воспользоваться им?
Войдя в низинку, Кузьма двинулся сбочь от цепочки следов. Судя по отпечаткам, Телегин шел спокойно, ровно, не останавливаясь, — очевидно, твердо уверенный в правильности направления. Время от времени он преодолевал завалы, но и тогда Свечин без труда находил царапины и обдиры на трухлявой древесине. А в густом подлеске, где палые листья толстым слоем покрывали землю, стоило лишь точно сохранять взятое Телегиным направление — и Свечин снова выходил на след.
И вдруг следы пропали. Напрасно Кузьма кругами обходил заросли какого-то колючего, широко разросшегося кустарника.
— О-го-го!.. — донеслось сверху. — Кузьма-а!
Свечин чертыхнулся про себя. Надо же было Протопопову окликнуть его в тот момент, когда он потерял следы!
— О-го-го!.. О-го-го!.. Кузьма-а!..
— Да-да-а!
— Сделай затеску, где стоишь! Давай ко мне! Я выше тебя! Бери левее! Перед тобой стена! Левее иди — там расселина!
— Иду! Иду! — откликнулся Кузьма, поражаясь, что Протопопов знает, где он. Свечин взял левее и действительно вскоре в стороне увидел стену сброса, по которой ему было бы не подняться. А прямо перед ним зияла расселина, и он быстро взобрался наверх. Тайга здесь была совсем непохожа на ту, которую он только что оставил.
Высоченные кедры стояли не часто. Их темной меди стволы в два обхвата походили на исполинские колонны. Меж ними весело пестрели березняк, нежные липки и клены. Сквозь опавшую хвою кое-где пробивалась трава. Место было довольно сухое и теплое, приятное.
В этом сквозном радостном лесу Кузьма издали увидел Самсона Ивановича. Тот колдовал около молодого кедра, едва поднявшего крону над подлеском. Заглядевшись на участкового, стараясь понять, что это делает Протопопов, Кузьма споткнулся и затрещал сухими сучьями валежника.
— Иди смотри! — крикнул Протопопов.
Недалеко, от Самсона Ивановича Свечин увидел большую продолговатую яму. Земля, насыпанная по краям, выглядела так, будто ее просеяли сквозь мелкое сито.
— Что это?
— Здесь рос большой корень. Очень большой.
— Вот такой — метра два длиной?
Самсон Иванович поглядел на удивленно вскинутые под козырек брови Кузьмы и едва сдержал улыбку:
— Нет. Корень сантиметров в сорок. Гигант! Чуть ли не восьмое чудо света. Раз в полвека находят такие. А то и реже. Больше четырехсот граммов вес. Может, и больше.
Глядя в пустую глубокую яму — цель их утомительного путешествия, Кузьма присел на валежину и почувствовал усталость. Семь суток они мчались, недосыпая, недоедая, — и вот яма, откуда выкопан корень-гигант, «чуть ли не восьмое чудо света».
— Ты сюда смотри, Кузьма.
Свечин вскинул глаза и увидел на стволе молодого кедра большой белый прямоугольник — след содранной коры.
— Лубодерина-то какая огромная! — воскликнул Протопопов. — Еще одно подтверждение. Лубянку из такого куска в лодке действительно трудно не заметить. Прав Ангирчи!
— Я след этого метеоролога потерял, Самсон Иванович.
— Он вел не сюда. Телегина здесь не было. А вот Ангирчи… Смотри, сколько его следов! Бесновался прямо-таки старик… Неспроста. Похоже… ограбил его Дзюба.
— Замешан Ангирчи в этом деле! Я же говорил! Дзюба ограбил его, а Ангирчи убил Дзюбу. Вот так. Вот так, Самсон Иванович.
— После разговора с нами Ангирчи пошел проверить корень, а он-то выкопан. Однако на сопке следы не только Дзюбы, но и Телегина. Вот почему мы не встретились здесь с Ангирчи. Он, наверное, отправился на метеостанцию. Старик решил поговорить и с Телегиным.
— Логично, Самсон Иванович. Интересная версия.
Глядя на воспаленное лицо участкового, на его горячечно блестевшие глаза, Кузьма подумал, что ранение Протопопова дает о себе знать. Самсон Иванович попросил Свечина очень тщательно сфотографировать и яму, и лубодерину, а сам принялся измерять задир на стволе кедра.
— И получается, Дзюба — вор. Вот зарубки Ангирчи на стволах. Это был его корень… Точно его, Я знаю его метки.
— А настороженный самострел? Нож, наконец…
— Они у нас. Экспертиза определит, отпечатки чьих пальцев на них остались. Если остались. И живы их владельцы — Телегин, Ангирчи. Им еще предстоит нам ответить.
Увидев, что Кузьма хочет его перебить, Самсон Иванович поднял левую руку, попросил помолчать.
— Ангирчи таких тонкостей не знает, чтобы ставить самострел в перчатках, Дзюба… может знать. Телегин тоже мог бы сообразить.
— Самсон Иванович! Если Дзюба вырыл маленький, никудышный корень, то… тогда он знал: не вернется больше в тайгу. Никогда!
— Ты молодец! Я ждал, когда ты додумаешься до этого. — Самсон Иванович, забывшись, поднял руку и заскрипел зубами от боли. — А вот Телегин в каньоне у реки не был. Он шел с метеостанции мимо Радужного. Лодки у него нет. Не было… Да и у Радужного — помнишь? — банка из-под семипалатинских консервов. Отметился он там.
— Но ведь нет второй банки, открытой «шварцмессером»! Вторая вскрыта другим ножом!
— Не знаю, что тебе ответить. Надо спросить Телегина, если он на метеостанции.
Они работали долго. Кузьма не обнаружил поблизости ни одного следа, похожего на телегинский. У ямы были лишь следы Дзюбы. И беспорядочные, путаные следы взволнованного, ошеломленного потерей Ангирчи.
Смеркалось. Становилось свежевато, но, присмотревшись к Протопопову, Кузьма увидел крупные капли пота у него на лбу. Участковый окончил дотошный осмотр лубодерины и, наконец, словно решившись, сделал надрезы на коре по сторонам от задира и отделил вырез. Теперь у них была как бы форма, точно соответствовавшая размерам и приметам лубодерины, в которой находился выкопанный здесь и исчезнувший женьшень.
Взглянув на часы, Кузьма отметил, что до выхода в эфир осталось четверть часа, и заторопился. Он дал себе слово обязательно сообщить о ранении Протопопова, о том, что необходима медицинская помощь.
В установленное время на связь неожиданно вышел радист краевого управления. Прежде чем передать новости, Кузьма, стараясь не смотреть в сторону Протопопова, потребовал срочной присылки вертолета за раненым. Самсон Иванович вскочил и стал над рацией: участковому стоило большого труда сдержаться и не разбить ее вдребезги. Но в следующую минуту Самсон Иванович почувствовал сильную слабость от потери крови, подскочившей температуры и отошел в сторону. Кузьма передал все о результатах поездки, о корне, в существовании которого уже не приходилось сомневаться, о вещественных доказательствах, требовавших немедленной экспертизы.
Участковый хмурился, но молчал.
Кузьма, пока еще было светло, отправился собирать валежник на костер.
Вернувшись с вязанкой хвороста, он увидел, что участковый сидит, прислонившись к стволу кедра и запахнувшись в плащ. Его, видимо, сильно знобило. Однако при Свечине он старался казаться бодрым, засуетился, разжигая костер.
Потом Свечин пошел за водой к ручью, который звенел где-то внизу.
Вернулся задумчивый.
— Мы так и не проследили до конца, куда ходил Телегин.
Самсон Иванович поежился под плащом:
— Зато другое установили наверняка… Что чайник в руках держишь? Так он до утра не вскипит. А поставишь — вон туда пройди шагов двадцать. И глянь к вершине сопки.
Кузьма отошел в сторону и замер от неожиданности.
Во тьме, выше по склону и будто вдали, обозначился четкий квадрат глубокого фосфорического свечения. Он горел сначала манящим слабо-зеленым огнем, потом желтым, почти солнечного оттенка, а затем засквозил голубым сиянием. В темноте казалось, что свет исходит из глубины.
Непреодолимая оторопь на некоторое время одолела Свечина. Холодок в груди мешал дышать. Рядом зашуршала палая листва под чьими-то легкими лапами. Кузьма вздрогнул. И, наконец, заставил себя пошутить:
— Что это?… Лаз в преисподнюю? Маловат…
Пересилив оторопь, он двинулся к ночному чуду, которое будто вело в недра. И едва не натолкнулся на него в глубоком обманчивом мраке. С инстинктивной осторожностью Кузьма протянул руку к мириадам сросшихся «светлячков». Пальцы нащупали сухую и холодную коросту, плотно облепившую пень. Свечин отломил кусочек и зажал в ладони.
У костра молодой инспектор разглядел крошечные, невзрачные, сероватые грибки с бурой окантовкой. Они, словно две капли воды, походили на тот, из лубодерины с крошечным корнем, найденным в котомке Дзюбы.
— Эти грибки-корнолюсы — редкость в тайге, — заметил Самсон Иванович. — Я знаю наперечет такие места. Другого поблизости нет.
Значит, у нас есть неоспоримое доказательство, что Дзюба был здесь, — сказал Свечин. — Иначе откуда в котомке у него взялся мох с таким грибком?
* * *
Вертолет должен был вылететь с первым светом и к полудню приземлиться на вершине Лысой сопки.
Узнав об этом, Самсон Иванович еще вечером забеспокоился, что им не удастся закончить дела: осмотреть местность вокруг находки Дзюбы, узнать, куда ведут следы Телегина. Но ночью он начал бредить, а утром не смог подняться, метался в забытьи. Рука у локтя сильно распухла. Одутловатость поднялась к плечу, пальцы стали холодными, ногти посинели.
Кузьму он перестал узнавать и поминутно просил пить. Вода кончилась давно, еще перед рассветом. Ночью, пока Свечин ходил к далекому ручью, Протопопов в ознобе подкатился к костру, и на нем затлел ватник. Подоспевший Кузьма едва успел уберечь Самсона Ивановича от сильных ожогов. Теперь он боялся оставить Протопопова одного, томился, слушая его сбивчивый бред:
— …Пить, Тоня. Капельку!
Достать воды было не самым трудным. Предстояло втащить Протопопова на вершину, где только и мог совершить посадку вертолет. Но предварительно пришлось привязать бредящего участкового к кедру и пройти на вершину одному — отыскать удобный путь. Двести пятьдесят метров подъема — не так уж много, однако напрямик идти было невозможно. То здесь, то там вздымались неприступные отвесные скалы.
Разведав более или менее доступный подход, Кузьма соорудил волокушу из жердей, старательно привязал к ней Самсона Ивановича. Подъем занял добрых три часа. Несколько раз Кузьма валился с ног от усталости. Камни и щебень плыли под ногами вниз, и каждый метр высоты он брал по нескольку раз. Руки и колени его были сбиты и расцарапаны, а форма превратилась в лохмотья, словно ею хлестали по бороне.
Взойдя на вершину и не давая себе отдыха, Свечин набрал дров на сигнальный костер.
Потом он спустился к лагерю забрать вещи и тут впервые задумался над тем, как ему поступить дальше. Остаться в тайге на доразведку, улететь с Самсоном Ивановичем или попросить подбросить его на метеостанцию, к Телегину? Остаться в тайге для поиска возможных улик — не так уж и безрассудно. Однако много ли он сможет сделать без опытного помощника-следопыта? Нет, пребывание на Лысой сопке бесполезно. Нужно продолжать маршрут — встретиться с Телегиным, с ботаниками… Главное — с Телегиным. Нож его, конечно, с собой не возьмешь. Его нужно отправить вместе со слепками следов, вырезкой коры в форме лубодерины, самострелом и стрелой, пленкой со снимками. Надо, прежде всего, выяснить цель появления Телегина на Лысой сопке. А вдруг он все-таки сообщник Дзюбы? Задержать его и на вертолете доставить в Спас? Ведь там следователь, и, наверное, приехал инспектор угрозыска из край-управления. Пожалуй…