Кристин Кэтрин Раш
Машина остановилась в мокром от дождя переулке. Древние дубы накрывали дорогу, словно плохо ухоженная крыша, заставляя пасмурный день казаться еще темнее. Дженни проверила автопилот новенькой Тойоты. Кажется, работает правильно. Она смотрела сквозь лобовой стекло в потеках воды, но видела только коттеджи двадцатого века, любовно отреставрированные и выкрашенные в мягкие спокойные тона - коричнево-загорелый и иногда белый. Правда, в такую погоду разницы нет.
Временами чувствовалось, словно она попала в ловушку темноты, словно серое нигде орегонской зимы никогда не закончится. Доктор Причард хотела, чтобы она поехала на Гавайи или на юг, чтобы впитать немного света, но Дженни чувствовала, словно она не заслуживает света - по крайней мере пока.
В правой руке Дженни еще держала листок бумаги, что дала ей доктор Причард. Бумага теперь помялась, а строгий почерк доктора расплылся. В бумаге не было необходимости. Доктор Причард по просьбе Дженни переслала адрес с своего компьютера в машину Дженни. Но теперь Дженни нравилось быть защищенной дважды и трижды, особенно с помощью носителей, которые не сотрешь в одно мгновение. Доктор Причард говорила, что это реакция на несчастный случай, преходящее ощущение отсутствия безопасности, привнесенное большим знанием Дженни о хрупкости жизни.
Она задрожала. Машина выключилась и февральский холод начал проникать в роскошный салон. Компьютер машины пискнул. Еще через три минуты он снова пискнет, а потом спросит своим вежливым голосом андрогина, не хочет ли она куда-нибудь поехать. Если при покупке она бы знала, что придется каждый раз информировать машину, что ей хочется просто посидеть, выключив все системы, она бы дважды задумалась. Но она обнаружила это свойство лишь через неделю после подписания всех бумаг. К тому моменту слишком занудно было машину возвращать.
Она снова взглянула на бумагу. Одна из причин ее медлительности была в том, что она ожидала торгового района или по крайней мере исследовательского парка. Она не думала, что увидит жилую улицу, это не следовало из описаний доктора Причарда.
Другую причину признать тяжелее. Она не желала компанию, в частности ту, что была ей предписана. Ей надо было сказать доктору Причарду, что она прекрасно проживет в одиночку.
Машина пискнула вторично, но прежде чем голос сделал свой запрос, она схватила ручку двери и выбралась наружу.
Шел холодный дождь. С достаточно сильным ветром, чтобы капли хлестали по ней, несмотря на полог деревьев. У плаща затянулись запястья, а капюшон скользнул на голову. Она скинула его назад. Даже одежда больше не позволяет делать собственный выбор.
Дом No2654 по улице Рододендронов был сельским домиком 1920-х годов, как и все остальные - с громадной передней верандой - теперь остекленной - с массивными квадратными колоннами с каждой стороны. Второй этаж был поменьше с виниловыми окнами последних лет предыдущего столетия. Занавеси открыты. В целом дом казался квадратным лицом с глазами, что следили за ней.
Она провела рукой по своим коротким влажным волосам и сунула руки в карманы. Потом пошла по старомодной бетонной дорожке, избегая выбоин, вызванных временем и погодой.
Ступеньки заскрипели под ее весом. Когда она зашла наверх, голос попросил назвать свое имя и занятие.
"Дженни О'Коннелл", ответила она, сопротивляясь желанию повернуться и помчаться назад к автомобилю. "Меня послала доктор Причард."
Компьютерная система дома, видимо, была старой, потому что ей потребовалась почти минута, чтобы сравнить кадр с камеры "рыбий глаз" с иденти-голо, что прислала доктор Причард. Потом щелкнули замки и дверь отворилась. Дженни шагнула на веранду и уловила слабый запах кедра и собак.
Когда дверь за ней закрылась, голос произнес: "Вы промокли. Повесьте ваш плащ на плечики возле входа и поставьте туфли на подставку. Они будут сухие, когда вы вернетесь за ними."
Они сделала, что ей сказали, хотя носки ее тоже промокли, а полированный деревянный пол был холодным. Потом открылась входная дверь и она шагнула в сердце дома.
Справа на второй этаж вела витая лестница с настоящими дубовыми перилами. Слева громадную комнату наполняли удобные диваны и легкие кресла, расставленные группами, предполагающими интимность. В дальнем углу горел газовый камин. Запах животных ощущался здесь сильнее, но не был неприятным. Он смешивался с ароматом свежеиспеченного хлеба и сильным сладким запахом ванили.
Она совсем не видела животных, что ее удивило, Она ожидала, что они будут повсюду. Когда она увидела жилой дом, вместо торгового здания, в голове выстроился образ места, забитого созданиями, живущими в собственной грязи и пачкающими везде. Но место было чистым и хорошо ухоженным.
Из-под арки рядом с камином вышла женщина. Полная, но мускулистая, неопределенного возраста. Волосы подернуты серебром, но лицо без морщин. Глаза чистого темно-синего цвета, кожа мягкого кофейного оттенка. Улыбка согрела и без того доброе лицо.
"Так вы Дженни О'Коннелл."
Дженни стиснула пальцы. "Да."
"Мне нравилась ваша работа. Я видела, как вы танцевали здесь перед тем, как отправиться в Нью-Йорк."
Яркий свет прожектора; как он грел ее, заставляя чувствовать себя красивой и сильной. Она забывала, что находится на сцене, склоняя голову набок, позволяя рукам плыть...
Дженни вздрогнула. Бессознательная реакция, которую она не больше контролировала, чем слезы, наполнившие глаза. Однако, она заставила себя улыбнуться и сказала: "Благодарю вас."
"Вы были очень красивы", сказала женщина, очевидно не замечая печали, вызванной ее словами. "Я не верила, что человеческие существа могут летать, пока не увидела вас."
"Теперь я больше не летаю", сказала Дженни.
Женщина кивнула. "Танец - такая жестокая дисциплина, даже в современных условиях. Как бы ни улучшилась наша технология, у тела есть свои пределы."
"Я никогда в это не верила", ответила Дженни.
Женщина взглянула оценивающе. Дженни с трудом глотнула. Слезы угрожали выплеснуться. Она слегка потрясла головой, словно это движение могло силой заставить слезы вернуться в слезные протоки. Потом она сцепила вместе свои руки, ощутив тонкие, хрупкие кости. "Извините. Мне кажется, доктор Причард ошиблась. Я не готова к этому."
"Не узнаешь, пока не попробуешь." Женщина подошла ближе. От нее слабо пахло корицей и яблоками. Она взяла дрожащие руки Дженни в свои. Ладони были большие, теплые, успокаивающие. "Я - Анна Кэпстик. Добро пожаловать."
Дженни закрыла глаза. Как давно кто-то дотрагивался до нее? После несчастного случая она избегала объятий, уклонялась от дружеской руки, обхватывающей плечи, и притворялась, что не замечает протянутой для рукопожатия ладони. Но он Анна она не отшатнулась.
Дженни заставила себя открыть глаза и снова кивнула. "Благодарю вас", повторила она.
"Пойдемте на кухню", сказала Анна. "Там находится большинство животных."
"Вы не держите их где-то в другом месте?"
Анна засмеялась. "Вы так говорите, словно я могу ими управлять. Они буйны, как дети." Она стиснула руку Дженни и повела. "Некоторых я держу в изоляции. Они так травматизированы, когда приходят сюда. Те, которых я отдаю в хорошие руки, в основном сбежали из дома."
Дженни глубоко вздохнула. "Я все еще не уверена..."
"Уверена, однако, доктор Причард", сказала Анна. "Верьте ей. Она принимает мудрые решения."
Дженни кивнула. После несчастного случая ей приходилось верить всем ее докторам. Они приняли за нее тысячи решений, пока она была без сознания: перестроили ноги так, что они еще позволяют обучать танцам; вырастили новую печень, новые почки, впрыснули в сердце стволовые клетки. Она всегда с иронией думала о том, что они считали, что ремонт требуется ее сердцу, но они не стали выращивать новое. Наверное, если бы они это сделали, не потребовалась бы психотерапия, не мучили бы кошмары, не надо было бы прятаться...
"Дженни?" Анна смотрела на нее. "С вами все в порядке?"
Дженни кивнула. "Нервничаю. В последний раз я заботилась о ком-то..."
Она не закончила предложение, но Анна поняла. Все понимали. Дженни была знаменитостью, вернувшейся домой в Портленд, когда ушла со сцены. Ее классы были всемирно знамениты. Родители посылали к ней своих любимых крошек, чтобы обучить их тонким премудростям балета. Девять месяцев назад она давала интервью журналистам со всего мира, была гостьей-инструктором всюду от Нью-Йорка до Пекина, и все это время использовала свое влияние, чтобы приносить любимому родному городу деньги и престиж.
Поэтому город теперь пытался отплатить. Только это невозможно. Никому. Ибо Дар мертв.
Она содрогнулась. Она до сих пор не могла представить своего сына иначе, как кучку раздробленных косточек, плоти и крови, с разбитым черепом, с вытекшим глазом...
"Дженни?", снова спросила Анна.
"Иду", откликнулась Дженни.
Анна провела ее через строгую обеденную комнату с большим окном, выходящим на замкнутый дворик. Кто-то так посадил снаружи цветущее вишневое дерево, что оно стояло точно по центру окна. Под вишней цвели тюльпаны и ромашки, напоминание, что в Орегон весна всегда приходит рано.
Краем глаза Дженни уловила движение. Она повернулась и увидела лохматую голову, нырнувшую за трехфутовую вазу из дельфтского фарфора, стоявшую возле двери на кухню.
"Толкнешь это, Седрик", сказала Анна, "и снова окажешься в беде."
Никакого ответа от спрятавшегося создания не донеслось. Анна тонко улыбнулась Дженни и открыла дверь.
На кухне было тепло. Здесь сильно пахло хлебом. Небольшая обезьянка с белой головой примостилась на верхушке винилового стула. Еще одна висела на трапеции под потолком. Стайка мышей шмыгала в открытом аквариуме, создавая ковер серой шерстки. Трудно было сказать, где кончается одна мышь и начинается другая. На холодильнике сидели три кошки, на кедровой подставке возле очага лежала собака.
Все они смотрели на нее тревожными глазами. Она уставилась в ответ. До сих пор она никогда не видела химер. Она не знала чего, собственно, ожидать. Знала лишь то, что сказала доктор Причард: химеры рядом с нами уже лет двадцать. Их создали для использования в медицинских исследованиях, помещая стволовые клетки человеческих эмбрионов в зародыши животных. Клетки затем настраивали, чтобы животные приобретали полезные свойства для медицинских опытов. Доктор Причард говорила, что по поводу этих процедур возникали этические проблемы и дискуссии, но они не должны ее заботить.
Миссия Химер, которой управляла Анна, весьма старалась оставаться общественно нейтральной при создании и использовании химер. И поэтому миссия добилась сотрудничества медицинских исследовательских групп, создававших животных.
Миссия предотвращала уничтожение большинства химер после того, как закончены исследования. Анна первой воспользовалась химерами для общения с перенесшими травму, с душевнобольными, с одинокими стариками. Программа Анна была первой в стране, хотя за последнее десятилетие появилось и несколько других. И все исследования показывали, что химеры, когда их тщательно сочетали с людьми, лучше лечили своих хозяев, чем обычные домашние любимчики.
Поначалу, когда доктор Причард намекнула, что Дженни надо о ком-то заботиться, она ее завернула. А когда она заявила, что это часть ее курса лечения и поэтому необходимо, Дженни попросила обычное домашнее животное, а не измененное.
Вы сами изменились, сказала доктор Причард. Вам надо понять, как изменения влияют на другие создания.
Дженни не хотела знать, как изменение влияет на кого-то другого. Она уже знала, как оно влияет на нее.
"У меня никогда не было домашнего любимчика", сказала Дженни, слегка вздрагивая под пристальными взглядами всех этих глаз. "Я не знаю, что делать."
"Но вы же растили ребенка", тихо сказала Анна.
Дженни стиснула кулаки, потом разжала их, как учила доктор Причард. "Да", удалось спокойно сказать ей, "растила."
Но ребенок умер, изувеченный до неузнаваемости, когда система управления автомобиля девятилетней давности допустила сбой и направила машину по улице на скорости сто двадцать миль в час. Дженни - занимавшаяся атлетикой, танцовщица, знакомая со скоростью - отпрыгнула с дороги. Дар не смог.
Машина сбила его, закрутилась и врезалась в нее. Даже после этого она оставалась в сознании и ползла к Дару. Она сидела рядом и баюкала его на руках, когда, наконец, появились санитары.